Ч. Хоккетт ГРАММАТИКА ДЛЯ СЛУШАЮЩЕГО[85]

Введение. Этот доклад служит введением к обсуждению проблемы построения грамматики с точки зрения, выгод­ной для слушающего, то есть человека, владеющего язы­ком, который в данный момент молча слушает говорящего.

Впрочем, эта точка зрения скорее должна быть названа невыгодной, чем выгодной. Грамматист может рассматри­вать предложение как постоянную структуру, поддаю­щуюся тщательному и повторному изучению, причем как справа налево, так и слева направо или в любом другом порядке. Это возможно потому, что грамматист оперирует не непосредственно с предложением, а только с его изобра­жением, распростертым перед ним, подобно трупу на мра­морной плите, который он может рассечь по своему усмот­рению. Слушающий же не имеет ни одного из этих преиму­ществ. Он слышит высказывание только один раз и вынуж­ден регистрировать все его составные части в той же самой временной последовательности, в какой они до него доходят.

Слушающий не может определить точно, по ходу пред­ложения, что будет сказано дальше; самое большее, он может строить предположения, основанные на его преды­дущем опыте (то есть на его знании языка) и на том, что уже было сказано до этого (то есть на его частичном зна­нии произносимого предложения). Таким образом, грамма­тическая система с точки зрения слушающего должна рас­сматриваться как стохастический процесс.

Наиболее простой стохастической моделью, которую необходимо рассмотреть, является конечная марковская цепь. Такая модель, представляющая собой «порождаю­щую грамматику», называется грамматикой с конечным числом состояний, и она порождает «язык» с конечным числом состояний. Хомский показал, что если мы примем некоторые вполне резонные эмпирические допущения в отношении английского языка, то английский язык не будет являться языком с конечным числом состояний Г Он также утверждает, что никакая аппроксимация с ко­нечным числом состояний к английскому языку не может сочетать известные факты этого языка в той мере, чтобы они представили какой-нибудь интерес.

1. Эмпирические допущения. Для настоящего исследо­вания мы примем некоторые обычные и два специальных допущения.

Обычные допущения включают следующие три:

(А1) Словарь языка конечен.

(А2) Грамматика и семантика могут быть разграничены.

(АЗ) Мы можем с полным основанием сосредоточить наше внимание на отрезках конечной длины, называемых предложениями (хотя они и необязательно должны точно отвечать любому традиционному определению «предло­жения»).

Кроме того, обычные допущения включают еще и сле­дующие два допущения, которые очень редко формули­руются в явном Еиде:

(А4) Мы можем различать обстоятельства, при которых слушающий изучает язык, и обстоятельства, при которых он его просто использует, причем первыми мы можем пре­небречь.

(А5) Слушающий всегда слышит правильно, то есть он воспринимает два слова или последовательности слов как различные, если и только если они имеют разный фонемный состав.

¹ Нестрогое доказательство дано Хомским в книге «Синтакси­ческие структуры», 1957 [2, гл. 3] [русск. перевод см. в сб. «Новое в лингвистике», вып. II, 1962, стр. 412—527]. Строгое доказатель­ство см. в его же книге «Три модели для описания языка», 1956 [I].

Каждое из этих пяти допущений, за исключением, по­жалуй, второго, можно исследовать на эмпирической осно­ве, и каждое из них можно считать почти истинным, так что результаты, основанные на этих допущениях, мо­гут составить некоторую разумную аппроксимацию к фактам.

Нашими двумя специальными допущениями являются следующие:

(А6) Для того чтобы понять, что он слышит, слушаю­щий иногда должен произвести синтаксический анализ предложения, то есть вскрыть его грамматическую орга­низацию почти тем же самым образом, как это делает грам­матист.

(А7) Любой факт, касающийся предложения и исполь­зуемый слушающим при синтаксическом анализе предло­жения, сам по себе является грамматическим фактом.

Допущение (А7) должно предотвращать возможность того, чтобы в некоторых случаях слушающий мог сначала сообразить, о чем сказано в предложении, а затем, исполь­зуя эту информацию о смысле предложения, наметить его грамматическую структуру. Это чаще наблюдается при изучении языка. При простом использовании уже извест­ного языка эти два процесса в такой последовательности, по-видимому, не всегда имеют место, так как основной целью слушающего является понять, что он слышит; если он достигает понимания, не прибегая к детальному синтак­сическому анализу предложения, то надобность в завер­шении анализа для него отпадет.

Допущение (А6) требует уточнения, прежде чем мы сможем им воспользоваться. В качестве одной крайности мы могли бы предположить, что слушающий никогда не производит синтаксического анализа предложения до тех пор, пока он не услышит предложения целиком. Такое предложение едва ли будет правильным: не говоря уже о том, что последующий синтаксический анализ пришлось бы производить очень быстро, это, кроме того, могло бы по­ставить слушающего в один ряд с грамматистом в том смысле, что синтаксический анализ, сделанный тем и другим, был бы основан на всем объеме информации, кото­рую содержит предложение: слова, полученные в послед­нюю очередь, оказались бы существенными для синтаксиче­ского анализа первой части предложения, и наоборот. Этот вариант допущения является почти очевидно неверным.

Тем не менее он представляет своего рода противоре­чащее фактам «допущение от противного», которое часто принималось на определенных этапах анализа в любой области исследования. В сущности, оно является как раз тем допущением, на котором базировался грамматический «анализ на мраморной плите» от Дионисия Фракийского и Панини до наших дней.

В качестве противоположной крайности мы могли бы считать, что слушающий производит максимальный син­таксический анализ непосредственно вслед за восприятием каждого последующего элемента предложения, скажем, после каждой новой морфемы или после каждого нового слова.

В других предложениях большая часть компонентов строится говорящим заново. А слушающий, возможно, производит их синтаксический анализ, привлекая боль­шее количество последовательных элементов.

Но поскольку в большинстве реальных ситуаций мы не можем знать, как часто или с какой полнотой прово­дится слушающим синтаксический анализ, то имеет смысл рассматривать синтаксический анализ, проводимый слу­шающим, принимая допущение о том, что возможности его ограничены. Такое допущение является противоположным по отношению к общепринятому. Иначе говоря, будем счи­тать, что слушающий после восприятия каждого после­дующего слова в предложении проводит синтаксический анализ наилучшим образом в рамках его возможностей. Тогда ячейка в нашей рыбацкой сети, хотя и более мелкая, чем требуется, будет по крайней мере меньше той рыбы, которую мы хотим поймать. Слушающий едва ли сможет произвести более последовательный синтаксический ана­лиз, чем это предусматривается нашей моделью.

2. Поясняющие примеры. Представим себе, что мы слушаем лекцию и что первым словом, которое мы услы­шим, оказывается empathy «эмпатия». Допустим, что это слово не сопровождается интонацией, указывающей на «законченность высказывания».

Рис. 2.

Как может проанализировать это единственное слово слушающий и грамматист? В сущности они не могут сде­лать этого.

empathy

Na

>» означает, что то, что будет сказано дальше, мо­жет оказаться определением по отношению к тому, что уже было сказано, как, например, в сочетании «эмпа- тические методы» (empathy methods) и т. п.;

«С» означает, что то, что будет следовать дальше, может быть постпозиционным атрибутом, определяющим empathy «эмпатия», как, например, в сочетании empa­thy in psychotherapy «эмпатия в психотерапии»;

«+» означает, что то, что последует затем, может нахо­диться в сочинительной конструкции с тем, что уже было сказано: empathy or intuition «эмпатия или интуиция», или, например: empathy and all similar magic

«эмпатия и все подобные средства магии»;

«=» означает, что то, что может последовать дальше, явится приложением к слову «эмпатия» и прозвучит, скажем, как empathy, a method used in modern psycho­therapy «эмпатия — метод, используемый в современной психотерапии».

Через «є» мы хотим передать, что в слове «эмпатия» заключен весь комплекс подлежащего и следующим элементом в предложении будет сказуемое: empathy is a powerful tool «эмпатия — это мощный инструмент».

Таков широкий диапазон грамматических возможно­стей, хотя не исключено, что по невнимательности какие- то из них были упущены. Но некоторые грамматические особенности, функционирующие в английском языке, заведомо должны быть опущены. Так, например, полно­стью исключено, что следующим за «эмпатией» элементом может быть дополнение в том смысле, в каком you «вы» является дополнением к for «для» в выражении for you «для вас» или к слову see «видеть» в выражении see you «видеть вас», поскольку слово «эмпатия» — это слово такого сорта, которое не может встречаться в начальной позиции ни в одной из подобных конструкций.

Предположим теперь, что следующим словом, которое мы действительно слышим, является слово as «как». После­довательность двух слов empathy as... «эмпатия как...» можно изобразить на диаграмме, которая будет сильно отличаться от первой (см. рис. 2). Большинство возможно­стей, остававшихся открытыми после произнесения слова «эмпатия», теперь исключены. «As» является первым ком­понентом грамматической формы, которая будет выступать как постпозиционный атрибут к слову «эмпатия»^[86]. Этот факт обозначен знаком « на грани соединения столбцов диаграммы для empathy и для as. За as «как» должно следовать то, что выступает по отношению к нему как до­полнение — в этом смысл знака «->». Смысл трех других знаков не изменился; они взяты в скобки, так как уже не указывают на то, что может случиться немедленно вслед за этим. Возможность появления последующего постпози­ционного атрибута или какого-нибудь приложения или чего-нибудь в этом роде остается «замороженной» до тех пор, пока не будут произнесены элементы, требуемые сло-

Рис. 3.

BOM as. Все эти возможности не могут быть исключены, хо­тя в данный момент еще нельзя решить, имеет ли место какая-либо из них. В дальнейшем они еще активно себя проявят.

< + €

Рис. 4.

Рисунки 1 и 2 получены на основе того, что мы назовем открытым синтаксическим анализом (open-ended parsing), и представляют грамматические состояния, установленные соответственно первым и первыми двумя услышанными словами. Мы можем представить себе, что наш идеальный слушающий не регистрирует поступление слова empathy просто как цепочку фонем. Скорее всего сам факт восприя­тия этого слова порождает в нем всю информацию, пока­занную на рис. 1, частично определенную, а частично дан­ную в виде некоторой «схемы ожидаемого» (pattern of expectation). Поскольку наш идеальный слушающий не делает ошибок, то каждое последующее слово соответ­ствует одной из возможностей, предусматриваемых схе­мой ожидаемого, и заменяет эту схему новой схемой ожи­даемого, в то же самое время расширяя ту часть, которая уже определена. Таким образом, каждое новое слово заме­няет прежнее грамматическое состояние новым граммати­ческим состоянием.

На рисунках 3—8 представлены открытые синтаксиче­ские анализы рассматриваемого предложения после вос­приятия его слушающими, начиная от третьего и кончая восьмым словом.

Заметим, что восприятие слова technique «метод» (рис.

4) может быть описано как «восстановление» тех возмож­ностей, которые были временно «заморожены». Так, на­пример, ни за empathy as, ни за empathy as а не могло сле­довать ничего, что представляло бы собой постпозиционное определение к слову empathy, или к сочетанию слов, зависящих от слова empathy; с добавлением же слова technique такая возможность восстанавливается, и поэтому круглые скобки у знака > на рис. 4 опущены.

Рис. 5.

> +

;+>

-

-< + > -СЧ")

-(< + Є)

Рис. 6.

Отметим также резкое различие в ситуациях после слова research и после слова designates (рис. 7 и 8). Грамма­тические возможности, открывающиеся после произне­сения слова research, весьма многочисленны; если ди­аграммы точны — их одиннадцать. После слова designates

>Чг

Ч-

+

+<

-ч-

-+

-+|research Є designates & И£ * 11 * Vt3 *T*

<

Рис. 10.

(Это становится еще очевиднее на рис. 11, где структура непосредственно составляющих представлена в виде «де­рева», то есть наиболее популярным в настоящее время способом.) Обратное преобразование требует различения составных форм с тремя, а не с двумя непосредственно со­ставляющими, но это, очевидно, тривиально.

По-видимому, менее тривиальным является то, что наше преобразование требует различения двух видов основных элементов словаря: таких элементов, которые слушающий может слышать (слова), и таких (конструкции), которые слушающий не может слышать, а может только примыс­лить. Для абстрактной грамматики это несущественно, поскольку примысливание такого рода всегда можно осуществить (эта тема уже обсуждалась). Во всяком случае, дихотомия очерчена здесь не вполне ясно. С точки зрения, принятой нами раньше, некоторые «слова» понимаются не как составляющие, а как ука­затели конструкций. Согласно нашей прежней точке зре­ния, men and women можно было бы изобразить так, как

это показано в верхней половине рис. 9: здесь and и знак «+» действительно дают одинаковую информацию. Согла­сно новой точке зрения, диаграмма выглядела бы так, как это показано на рис. 12, где опущен лишний знак «+».

Рис. 12.

Логический статус слышимой формы and является таким же, как и статус неслышимых элементов, написанных в строке на рис. 10 и 11. Сходным образом обращение со словами а и of на рис. 10 и 11 основывается на представлении, что некоторые составляющие могут нахо­диться во взаимно однозначном соответствии с конструк­циями, так что каждая из них не нуждается в специаль­ном распознавании.

Итак, мы видим, что конструкционная грамматика мо­жет быть превращена в грамматику непосредственно со­ставляющих; в соответствии с § 7 можно сделать вывод, что и трансформационную грамматику можно превратить в грамматику непосредственно составляющих. Однако это превращение влечет за собой расширение (хотя и конеч­ное) основного словаря. Если мы будем считать, что основ­ной словарь должен быть инвариантным при переходе от одной возможной абстрактной грамматики к другой, то эти редукции окажутся невозможными.

В следующем параграфе будет более целесообразным говорить о конструкциях как об отношениях, но сказанное нами будет в одинаковой степени относиться и к тому виду грамматики непосредственно составляющих, который мы получаем при помощи описанного выше преобразования.

9. Формальная законность грамматических состояний.

Мы представили себе слушающего, который не допускает ошибок и может произвести весь возможный для него открытый синтаксический анализ. Но в какой степени это законно? Если возможности, приписанные идеальному слушающему, решительным образом отличаются от воз­можностей реальных слушающих, а также грамматистов, тогда данная схема не принесет нам никакой пользы.

Грамматист, пытаясь открыть и описать грамматическое состояние, установленное начальной последовательностью слов, применяет процедуру испытания различных пред­ложений этой последовательности и определяет, каким образом каждое возможное продолжение будет граммати­чески согласовываться с начальной последовательностью. Если он не занимается этим систематически, он легко может пропустить ряд возможностей. Но даже если он про­должает поиски систематически, он все же может пропу­стить некоторые из этих возможностей, если только они все не будут вскрыты путем конечного числа операций по методу проб и ошибок. Нам кажется, что это подходящее ограничение, наложенное на возможности нашего идеаль­ного слушающего.

Теперь ясно, что грамматическое состояние, установ­ленное данной начальной последовательностью, не может быть связано с целым классом предложений, которые мог­ли бы начинаться с начальной последовательности, так как обычно этот класс предложений является бесконечным. Мы все еще должны были бы оперировать бесконечным классом, если бы потребовалось рассматривать только одно из каждого множества грамматически тождественных предложений всего класса, поскольку два предложения необходимым образом грамматически отличны, если они имеют разную длину, а теоретического ограничения длины предложения не существует.

Дальнейшую процедуру, по-видимому, можно изло­жить так: предложения, которые начинаются с данной начальной последовательности, распадаются на семей­ства. Два предложения принадлежат к одному и тому же семейству, если все конструкции (недвусмысленные и дву­смысленные) в пределах начальной последовательности будут одинаковыми для обоих предложений и если оди­наковыми для обоих будут все конструкции (недвусмы­сленные и двусмысленные) на границе между последова­тельностью и продолжением. Большинство, а может быть, все семейства включают бесконечное число предложений, но число семейств конечно. Если последнее верно, то грам­матическое состояние в конце начальной последователь­ности можно вскрыть с помощью конечного числа опера­ций по методу проб и ошибок, поскольку в рассмотрении нуждается только одно предложение каждого семейства.

Но в этой форме наше допущение является, безусловно, истинным. Допустим, что мы ничего не знаем о начальной последовательности, за исключением того, что она состоит из п слов. Каждое из п слов является грамматической фор­мой. Может оказаться, что каждая пара слов, все равно — примыкающая или нет, будет грамматической формой; таким же образом каждые три слова, каждые четыре слова и т. д., вплоть до целого предложения, будут представ­лять собой грамматическую форму. Поэтому действитель­ное число грамматических форм в начальной последова­тельности не может превышать

п

/= і

которое, очевидно, конечно. Любая из этих грамматиче­ских форм входит в конструкцию только с другими грам­матическими формами в пределах начальной последова­тельности, а также еще с грамматическими формами в предложении. Таким образом, возможно только конечное число грамматических форм с составляющими по обеим сторонам границы, проходящей между начальной после­довательностью и продолжением. Далее, согласно допу­щению (А8), каждая из этих последних форм может вхо­дить в состав лишь той или иной конструкции, так как число разных конструкций конечно. Это доказывает, что существует лишь конечное число семейств. Бесконечное число членов любого отдельного семейства объясняется отсутствием предела длины грамматических форм в воз­можных продолжениях. Предельным случаем нужно счи­тать выраженную начальную «последовательность», не имеющую слов вообще. Тогда все возможные «продолже­ния» дают предложения одного семейства.

10. Стохастическое представление. Общее число грам- матлческих состояний, предусматриваемых языком, не является конечным. Достаточно посмотреть на рис. 7, чтобы вскрыть причину этого. Число дополнительных пост­позиционных определений, которые можно было бы до­бавить после Empathy as a technique of behavioral research, неограниченно отодвигая начало сказуемого,— беспре­дельно. Каждое из них усложнило бы диаграмму добавле­нием горизонтальной строки справа, и таким образом каждое дало бы новое грамматическое состояние, а не по­вторение уже имеющихся. Однако за каждым грамматиче­ским состоянием может непосредственно следовать только одно из конечного числа грамматических состояний. Это вытекает из допущения А1; данная начальная последова­тельность может быть расширена за счет одного дополни­тельного слова только конечным числом способов.

Указанные два факта, описывающие состояния, озна­чают, что грамматику для слушающего можно было бы рассматривать как марковский процесс с бесконечным чис­лом состояний. Для того чтобы построить матрицу, мы задаем бесконечное множество состояний таким образом: первым следует то, какое имеет место, когда ничего не сказано; затем все те (их конечное число), которые могут быть установлены начальной последовательностью из одного слова; затем мы задаем остальные в таком порядке: для некоторого конечного п и для всех т>п абсо­лютная вероятность (т+1)-го состояния (или частота его появления) не больше, чем вероятность т-то состояния.

Суммы вероятностей перехода по строкам равны еди­нице, потому что вероятность того, что за грамматическим состоянием будет следовать некоторое следующее грамма­тическое состояние, равна единице. Для любой строки можно будет зафиксировать некоторое конечное п, такое,

что все элементы этой строки после п-то будут равны нулю. Элементы, не равные нулю, будут появляться только в двух местах: на узкой полоске столбцов у края матрицы слева и на узкой полоске диагоналей. Первое расположе­ние ненулевых элементов объясняется тем, что сущест­вуют некоторые относительно общие состояния (они уста­навливаются без начального слова или после единствен­ного начального слова), которые могут появляться после большого числа различных состояний. Второе расположе­ние имеет место потому, что любое действительно редкое состояние может иметь место только после такого состо­яния, которое встречается почти так же редко, как первое.

Из этого стохастического представления следует, что грамматика языка может быть аппроксимирована с такой степенью точности, какая нам нужна, при помощи мар­ковского процесса с конечным числом состояний: из бес­конечной матрицы для процесса с бесконечным числом со-- стояний мы можем вычеркнуть все ряды и столбцы после а-го для некоторого довольно большого а и сделать зна­чительные добавления к элементам, не равным нулю, для того чтобы сохранить единичную сумму в строке.

11. Грамматика для слушающего и для говорящего.

Существует большой и важный класс явлений, обнаружи­вающихся при использовании английского языка, который не предусматривается ни одной существующей абстракт­ной теорией грамматики, в том числе и грамматикой для слушающего. Любое добросовестное исследование совре­менного разговорного английского языка показывает, что четкое и полное «грамматическое» предложение является редкостью (и это утверждение, по-видимому, будет спра­ведливым независимо от нашего выбора определения «пред­ложения», если, конечно, мы не изберем настолько слабое определение, что оно окажется бесполезным). Без сом­нения, мы найдем несколько таких «грамматических» предложений; но мы найдем также и немалое число не­правильных начал предложений, вводных конструкций, неграмматичных псевдопредложений и т. д. Грамматисты десятилетиями старательно игнорировали эти явления. Но говорящие и слушающие не игнорируют их, поскольку они несут порядочную долю коммуникативной нагрузки.

Таким образом, нам следовало бы пересмотреть наши основные посылки, а может быть, совершенно перестроить

их и ввести новые. Однако, прежде чем предпринимать такой решительный шаг, нужно проанализировать те пути, которые позволили бы нам практически использовать ре­зультаты абстрактной грамматической теории.

Можно оспаривать, что грамматика для слушающего в таком виде, как она изложена в настоящей статье, яв­ляется более важной, чем грамматика для говорящего. Говорящий иногда знает, что он собирается сказать дальше; слушающий же не может знать, что последует дальше, пока он не услышит продолжения. Однако различие между терминами «слушающий» и «говорящий» является обман­чивым. Некоторое время мы можем находиться в роли слу­шающего. Но альтернативой этому не является роль гово­рящего — ею будет роль как говорящего, так и слушаю­щего, поскольку каждый слышит свою собственную речь. Проекцию в будущее, к которой, очевидно, прибегает говорящий, можно рассматривать как быстрый обзор альтернатив, допускаемых грамматически уже сказанным к данному моменту, и как выбор одной из них. Эти альтернативы являются общественной собственностью, в равной степени доступной как публике, так и самому гово­рящему. Таким образом, слушание не включает операций, которые не входили бы в говорение; но говорение вклю­чает все операции, входящие в слушание, плюс логичес­кие операции обозрения будущего и выбора.

Логистика говорения напоминает в какой-то степени любительскую игру в шахматы, где позволяется «брать ходы обратно» и где можно не увидеть часть ситуации на шах­матной доске (даже не заметить, что королю объявлен шах!). Однако обратный ход не уничтожает звуковых волн, которые были произнесены: присутствующие слы­шали их и сделали свои выводы. Например:

(23) I felt like kiss — like shaking his hand.

«Мне захотелось поцеловать — попрощаться».

От прежнего направления можно отказаться ввиду изменения внешних обстоятельств:

(24) I felt like— Get out of here, Joe!

«Мне захотелось — Убирайся отсюда, Джо!»

Изменение может быть временным, и возобновление прежнего направления может повлечь (или не повлечь) за собой краткое повторение:

(25) I felt like — Get out of here, Joe! — like shaking his hand.

«Мне захотелось — Убирайся отсюда, Джо! — попро­щаться».

Говорящий может «потерять нить» и построить предло­жение, не поддающееся синтаксическому анализу, которое тем не менее будет понято в его контексте.

(26) Empathy as a technique of behavioral research deve­loped originally in psychiatry but later taken over by anthropologists, and some of the latter have put it to work in ways the psychiatrists never dreamed of.

«Эмпатия, как метод изучения поведения, первона­чально развитый в психиатрии, но позднее принятый на вооружение антропологами,— и некоторые из них нашли ему такое применение, о каком никогда и не мечтали психиатры».

Читая эти строки, мы, пожалуй, сможем, наконец, прийти к пониманию различия между языком как абстракт­ной системой и тем, как реальные человеческие существа пользуются этой системой.

Однако одно общее явление препятствует этому: ре­дукция слов в слитной речи. Я однажды хотел сказать: «people born and raised in a culture» «люди, рожденные и воспитанные в культуре», а выпалил: «people braised in а culture» «люди, тушенные в культуре». Каждый понял и то, что я сказал, и то, что намеревался сказать. Я не знаю, как анализировать данную фразу, чтобы выявить редук­цию. Но до тех пор, пока мы не найдем пути к этому, наши грамматические теории будут оставаться неадекватными.

ЛИТЕРАТУРА

1. Noam Chomsky, Three Models for the Description of Language. «IRE-Trans. on Information Theory», vol. IT—2, 1956, pp. 113—124.

2. Noam Chomsky, Syntactic Structures,’s-Gravenhage, 1957 [русск. перев. см. в сб. „Новое в лингвистике⁴⁴, вып. II, 1962, сгр. 412—527].

3. Zellig Harris, From Morpheme to Utterance, «Language», vol. 22, 1946, pp. 161—183.

4. Zellig H arris, Co-occurence and Transformation in Linguistic Structure, «Language», vol. 33, 1957, pp. 283—340 [русск. перев. см. в сб. „Новое в лингвистике⁴⁴, вып. II, 1962, стр. 528—636].