ФОНЕТИЧЕСКИЙ звуко-буквенный разбор слов онлайн
 
>>

Проблема универсалий

Проблема универсалий, как и гипотетические пред­положения об универсальности тех или иных явлений в языке, отнюдь не может считаться достижением лин­гвистики нашего времени; заслуга современной лингви­стики скорее в том, что она — едва ли не впервые в исто­рии языкознания — обратила внимание на методическую и методологическую сторону исследования универсаль­ных явлений в языках мира.

Практически почти во все эпохи лингвисты руковод­ствовались представлениями об универсальности опре­деленных явлений в языках, причем в большинстве случаев эти представления были либо малоинформатив­ными (относясь к универсальности методов описа­ния разных языков, а не к универсальной распростра­ненности самих языковых явлений), либо просто неверными. Весьма часто подобные универсалии явля­лись результатом неправомерной экстраполяции явле­ний одного какого-то языка (в его реальной или же идеализированной форме), который принимался по тем или иным причинам за язык-эталон [1], на все вообще языки мира. В других случаях они были следствием некоторых априорных представлений о языке.

Подобные «мифологические» универсалии выдвига­лись на разных этапах эволюции языкознания; они мо­гут быть отмечены и в настоящее время (сюда от­носятся, например: утверждение о том, что грамма­тический строй или элементы грамматики не могут заимствоваться из другого языка; представление об опре­деленной связи генеалогической и традиционной морфо­логической классификации языков; утверждение о том, что необходимым условием для усвоения чужеродного звука в заимствованных словах является наличие «пус­той клетки» в системе заимствующего языка; упрощен­ное представление о единстве глоттогонического про­цесса, и т. д., и т. п.). Утверждения подобного рода мо­гут быть опровергнуты по своему существу, но самый факт существования и постоянного возникновения ми­фологических универсалий достаточно знаменателен: он свидетельствует о неослабевающем интересе к поискам языковых универсалий.

История изучения универсалий восходит к очень да­леким временам. Предшественниками исследований в этом направлении явились еще античные грамматики, создавшие учение о членах предложения, а в более поз­днее время — Ян Амос Коменский, Р. Бэкон и др. Но в первую очередь история изучения универсалий связана с попытками разработки универсальной грамма­тики. Начало этих попыток относится к средним ве­кам; сам термин «grammatica universalis» употребляется уже в XIII в. (тогда как ранее проблема универсаль­ной грамматики не была актуальной, по-видимому, прежде всего потому, что лингвистические концепции были обращены к крайне ограниченному количеству кон­кретных языков). В дальнейшем, после появления из­вестной «Грамматики Пор-Руаяля» Арно и Лансло, особенно в XVIII в., этот термин получает широкое распространение.

Первоначально универсальная грамматика была связана с универсальными семантическими категориями, которые a priori предполагались в основе каждого че­ловеческого языка *; конкретные же языки в свою оче­редь трактовались как варианты, приближающиеся к этой идеальной схеме.

Различия (вариации) языков, то есть отклонение их от предполагаемой универсальной схемы, объяснялись деградацией языков в их повседневном употреблении; это соответствовало средневековым философским пред-

* В этом смысле возвращение к позициям универсальной грам­матики на новом этапе можно усмотреть в работах В. Брёндаля (см. V. В г о n d а 1, Ordklasserne. Partes Orationis. Studier over de sprog- lige Kategorier, K0benhavn, 1932, есть французский перевод; idem, Morfologi og Syntax. Nye Bidrag til Sprogets Theori, Kobenhavn, 1932) и отчасти И. И. Мещанинова.

в

ставленням о природе языкового изменения, согласно которым всякое изменение языка рассматривалось как его порча в результате неправильного употребления; последнее, однако, могло быть исправлено грамматика­ми и философами (так, французский, итальянский и др. живые романские языки рассматривались как испорчен­ная латынь; русский язык долгое время трактовался как испорченный церковнославянский, и т.

п.).

Следствием этого было отождествление типологии и генеалогии, характерное для языкознания вплоть до XIX в. (но отчасти сохранявшееся и позднее[2]), то есть общность формы естественно отождествлялась с общ-» ностью происхождения; отсюда же проистекал и норма­тивный, а не реалистический подход к языку, когда изучалось то, как надо говорить, а не то, как гово­рят в действительности (причем считалось, что всякая нормализация восстанавливает прошлое и, следова­тельно, более правильное состояние языка). Наконец, этим объясняется и интерес к общему в языках, а не к их различиям. Непосредственно различиям не при­дается большого значения; основной акцент делается именно на универсальном, а не на специфическом [3].

Возникшее в XIX в. стремление найти причины раз­личия в культуре, языке, национальном характере и т. п. заставило искать свой особый «дух» в каждом языке («внутреннюю форму» языка), что привело к устано­влению различных языковых типов и созданию мор­фологической классификации языков. (Отсюда стано­вится понятной, между прочим, экстралингвистическая направленность первых типологических опытов, то есть связь их с категориями мышления, этнопсихологии, антропологии и т. д.[4]). Напротив, изучение универ­сального в языках мира отодвигается на второй план (эта проблема разрабатывается в то время главным образом философами языка — ср. в данной связи иссле­дования Э. Гуссерля, А. Марти).

Возобновление интереса к языковым универсалиям относится к середине XX в. и связано с развитием структурной лингвистики. Проблема универсалий зани­мает, например, таких представителей структурализма, как Ельмслев, или, с другой стороны, лингвистов шко­лы Хомского. Однако конкретная работа над универса­лиями началась под влиянием трудов Н. С. Трубецкого и Р. О. Якобсона [5]. Непосредственным же стимулом ис­следований универсального в языке в последнее время явился, несомненно, известный доклад Р. О. Якобсона на VIII съезде лингвистов в Осло (1958 г.) [6]. Даль­нейшая разработка этой проблемы связана прежде все­го с именами Р.

О. Якобсона и Дж. Гринберга[7].

В 1961 г. в Нью-Йорке состоялась специальная конференция по языковым универсалиям, которая озна­меновала, видимо, новый этап исследований в этой об­ласти. Материалы этой конференции (под редакцией Дж. Гринберга) были изданы в 1963 г. (ротапринтным способом) и переизданы (типографски) в 1966 г. [8]

Большая часть этих материалов и составила на­стоящий сборник.

* * *

В настоящее издание вошел «Меморандум о языко­вых универсалиях», подписанный Дж. Гринбергом, Дж. Дженкинсом и Ч. Осгудом, который был предварительно распространен среди участников конференции, а также основная часть докладов, вынесенных на обсуждение (кроме докладов С. Сапорта[9] и В. Каугилла [10]).

Конференцию заключали три обзорных доклада, посвященные универсалиям в языкознании (Р. О. Якоб- сон [11]•), культурной антропологии (Дж. Касагран- де[12]) и психолингвистике (Ч. Осгуд[13]). Эти обобщаю­щие доклады также не вошли в настоящее издание.

Необходимо отметить, что представленные в настоя­щем сборнике статьи не являются однородными ни по своему содержанию, ни по ценности материала. Одни статьи посвящены поискам и рассмотрению конкрет­ных закономерностей (сюда относятся прежде всего статьи Гринберга и Фергусона), другие статьи рассма­тривают проблему универсалий в связи с тем или иным кругом проблем (см. статьи Хёнигсвальда и Ульманна), наконец, третьи посвящены не столько самим универса­лиям, сколько методам универсального описания языка, а непосредственно универсалии рассматриваются здесь лишь постольку, поскольку они имеют отношение к этой проблеме (см. особенно статью Вейнрейха). Если ра­боты, в которых формулируются конкретные закономер­ности, до сих пор не потеряли своей актуальности, то некоторые статьи проблемного характера в какой-то сте­пени могут считаться устаревшими (в особенности это относится к статье Ульманна). Можно ожидать тем не менее, что публикуемые статьи в своей совокупности дают достаточное представление о тех проблемах, кото­рые связаны с исследованием языковых универсалий.

Поскольку статьи сборника весьма существенно раз­личаются как по своей направленности, так и по самому подходу к универсалиям, представляется необхо­димым остановиться в настоящем предисловии на некоторых (самых общих) задачах и перспективах иссле­дования универсалий, а также и на том значении, кото­рое имеет проблема универсалий в языкознании.

* * *

Под языковыми универсалиями принято понимать закономерности, общие для всех языков или для их аб­солютного большинства. Тем самым исследование язы­ковых универсалий призвано ответить на такие вопро­сы, как:

I. Что вообще может и чего не может быть в язы­ке. Здесь, в частности, особенно актуально исследова­ние отношений между различными языковыми явлениями, то есть выяснение того, какие явления совме­стимы в языке, а какие, напротив, исключают друг друга; далее, какие явления находятся в отношении обусловленности (благодаря чему устанавливается определенная их иерархия), и т. д. и т. п. Можно ска­зать, что исследование языковых универсалий опре­деляет границы языкового пространства, то есть те ограничения, которые накладываются на естественный язык и за рамки которых, в частности, он не может выйти при разного рода изменениях.

Уже отсюда должно быть очевидно то значение, ко­торое имеет проблема универсалий для языкознания. Действительно, едва ли не первая цель всякой науки — познать те ограничения, которые накладываются самой этой наукой, то есть теорией (иначе говоря, языком опи­сания) или областью ее применения (исследуемым материалом); здесь могут быть достаточно широкие аналогии со значением постулата о константе скорости света для физики или теоремы Гёделя о принципиаль­ной неполноте аксиоматики — для математики.

Соответственно, исследование универсалий в боль­шой степени позволяет определить, какие вопросы цри- менительно к конкретному языку вообще являются правомерными. Иначе говоря, речь идет о тех ограни­чениях, заложенных в самой области знания, в преде­лах которых вопросы об объекте исследования могут считаться корректно поставленными.

II. Что является интересным в структуре того или иного языка. Понятно, что если некоторое явление данного языка может быть обнаружено вообще во всех языках (то есть является универсальным) или может быть предсказано из наличия в данном языке какого-то другого явления, — то самый факт наличия этого явле­ния в данном языке но необходимости тривиален (мало информативен). Иначе говоря, подобное утвер­ждение может представлять интерес лишь постольку, по­скольку нам неизвестны общие языковые закономерно­сти (универсалии). Напротив, чем больше языков, в ко­торых отсутствует соответствующее явление, тем более нетривиальным и специфичным для рассматриваемого языка является его наличие именно здесь. В этом смы­сле интерес представляют случаи единичных исключений к универсальным закономерностям (см. о них ниже): действительно, уже одно то обстоятельство, что тот или иной язык представляет исключение к некоторой универ­сальной закономерности, вообще говоря, может быть достаточным для типологической характеристики дан­ного языка в общем континууме языков мира.

Творческое изумление перед необычностью того или иного языка или того или иного явления в языке, ве­роятно, свойственно лингвисту не в меньшей мере, чем биологу свойственно удивление перед тем или иным явлением природы: язык с одной гласной фонемой в каком-то смысле не менее замечателен, чем млекопитаю­щее, откладывающее яйца. Но разница между биологом и лингвистом состоит в том, что лингвист часто не знает, чему удивляться: он, если угодно, может быть безграмо­тен в своем удивлении, он исходит нередко из своего неизбежно ограниченного лингвистического кругозора, не зная, вообще говоря, настолько ли удивительно уди­вившее его явление. Лингвисты не единодушны в своем удивлении, и именно поэтому многие утверждения в лингвистических описаниях носят тривиальный, избы­точный характер.

Можно сказать, что исследование универсалий опре­деляет наше знание о языке в самом общем и содержа­тельном смысле этого слова, — не сводящееся к инфор­мации о какой-то конкретной его разновидности, с кото­рой мы случайно столкнулись. Задача состоит в том, чтобы увидеть в специфике разных языков проявление некоторых общих (универсальных) закономерностей, ко­торые скрываются за внешними различиями. Таким об­разом, проблема универсалий представляет собой одну из центральных проблем общего языкознания, и прежде всего типологии языков.

В известном смысле лингвистика универсалий зани­мает равноправное место наряду со сравнительно-исто­рическим языкознанием и ареальной лингвистикой. В самом деле, все три только что названные области языкознания исследуют —с разных позиций и под раз­ным углом зрения — явления языкового сходства^

Можно сказать, что ареальная лингвистика всегда занималась универсалиями для некоторой конкретной группы языков: ставилась задача не столько найти от­личительные черты, сколько найти общее у язы­ков данной группы. Если бы весь мир исчерпывался языками данного ареала, задачи ареального языкозна­ния в большой степени совпали бы с задачами лингвистики универсалий.

Точно так же и сравнительно-историческое языко­знание (известной группы языков) занимается совпаде­ниями между языками в некотором специальном аспекте, учитывающем сходство как в плане содержания, так и в плане выражения.

Возможны, вообще говоря, всего три вида объясне­ния языкового сходства — если только не считать его результатом случайного совпадения: генетическое (когда сходство языков объясняется общностью их происхож­дения), ареальное (когда оно объясняется контактами соответствующих языков) и, наконец, типологическое (когда сходство языков объясняется какими-то универ­сальными закономерностями). Если мы обнаруживаем язык, совпадающий по какому-то признаку с другим языком, причем первые два объяснения (генетическое и ареальное) в отношении данных языков в силу тех или иных причин отпадают, естественно предположить, что здесь имеет место некоторая универсалия, и в целях ее выявления обратиться к третьему, четвертому и т. п. языку. Понятно, что в результате обращения к новому материалу наша первоначальная формулировка может измениться: так, если мы встречаем язык, противореча­щий данной (гипотетической) закономерности, мы пы­таемся найти в тех языках, где она соблюдается, ка­кой-то объединяющий их признак, который отсутствует в этом новом языке, и этот признак ставим в связь с исследуемым явлением (иначе говоря, мы переформули­руем нашу универсалию в виде соответствующей им­пликационной закономерности и проверяем ее — уже в новом виде — на следующих языках). Или же мы пред­полагаем, что обнаруженный нами факт есть проявление какого-то более общего явления, которое может про­являться по-разному, — и соответственно универсалию можно сформулировать, если обратиться от нашего кон­кретного феномена к более общему (то есть перейти на иной уровень рассмотрения). И только если нам не удастся обнаружить искомую формулировку, мы будем вынуждены объявить рассматриваемое совпадение слу­чайным (по сути дела, такое объявление часто пред­ставляет собой не столько утверждение отсутствия объ­ясняющей причины, сколько признание неспособности ее обнаружить).

Вообще надо сказать, что, по-видимому, в каждой науке, связанной с тем или иным эмпирическим материа­лом, при обнаружении некоторого явления прежде все­го ставится вопрос: случайно оно или закономерно. Если явление признается закономерным, то предла­гается некоторая альтернатива возможных объяснений. Этот выбор объяснений сам по себе характерен для соответствующей области знания. Подобно тому как в биологии XIX—XX вв. основной альтернативой является проблема: считать ли данный признак врожденным или приобретенным, — точно так же в языкознании важно решить: является ли данный признак характер­ным для какой-то определенной группы языков (в от­ношении которых можно предполагать генетическую или ареальную связанность), или же он относится к универсальным явлениям языка (будучи универсаль­ным непосредственно или представляя собой следствие той или иной универсалии).

С другой же стороны, сама дилемма универсального и специфического, абсолютного и относительного, есте­ственного и условного, имманентного и обусловленного и т. п. является характернейшей чертой современного мышления. В том или ином виде эта дилемма про­является в самых разных областях знания; не менее актуальна она и для языкознания. В этом смысле дескрип­тивное языкознание (в его классической форме) с харак­терным для него стремлением познать специфические за­кономерности каждого отдельного языка в отвлечении от всех других языков представляет собой столь же край­нюю точку зрения, что и средневековые «универсальные грамматики», объединяющие в одну априорную схему все языки и таким образом лишающие их своеобразия.

* [14] *

Мы говорили, что исследование языковых универса­лий призвано определить наше знание о языке как пред­мете общего языкознания. Представляется целесообраз­ным в кратких чертах остановиться на том, как может мыслиться — в идеальном случае — типологическое опи­сание языка в свете лингвистики универсалий. Под типо­логическим описанием языка с универсальной точки зре­ния, то есть языка вообще, может пониматься логическое пересечение языковых признаков, характеризующих раз­личные языки (тогда как типология, выходящая за пре­делы проблемы универсалий, рассматривает логическое объединение таких признаков). Соответственно, если упорядочить языковые универсалии (как индуктивного, так и дедуктивного характера — см. несколько ниже), то образуемая система может рассматриваться как лингви­стическое описание языка вообще (то есть не конкрет­ного языка, а языка как объекта лингвистики). Другими словами, универсальное описание языка в идеале может мыслиться как система соотнесенных языковых универ­салий, расположенных в определенном порядке — от бо­лее общих к более конкретным утверждениям — прибли­зительно следующего вида:

3 части речи------------ > 3 глагол
либо
3 наклонение
3 глагол----------------- > либо
~“|Э наклонение
3 наклонение----------- > 3 изъявительное наклоне­
ние
3 некоторое видо- -> V такое противопоставление
временное проти­ имеется и в формах изъя­
вопоставление в вительного наклонения
формах неизъя­
вительного на­
клонения

и т. д. *

[Если в языке существует дифференциация частей речи, то в их числе имеется и глагол.

Если в языке имеется глагол, то в языке может либо быть, либо не быть дифференциация по наклоне­ниям.

Если в языке имеется дифференциация по накло­нениям, то в нем есть изъявительное наклонение.

Если имеется некоторое видо-временное противо­поставление в формах иеизъявительного наклоне­ния, то то же противопоставление имеется и в формах изъявительного наклонения, и т. п.]

Понятно, что эти утверждения имеют разную цен­ность. Часть из них тривиальны по той информации, которую они содержат, то есть относятся к дедуктивным универсалиям наиболее тривиального типа (см. ниже классификацию универсалий).

Например, когда мы утверждаем, что если в языке есть дифференциация наклонений, то в числе последних имеется и изъявительное наклонение, то это наше утвер­ждение является, собственно говоря, следствием не столько типологии в эмпирическом смысле, сколько так­сономии, то есть принципов называния. Обязательность присутствия изъявительного наклонения в системе дру­гих наклонений определяется, по-видимому, тем, что оно представляет собой логически исходную форму: наличие любого другого наклонения подразумевает и наличие изъявительного. Иными словами, изъявительное накло­нение должно быть в языке прежде всего в силу того, что мы непременно обозначим так одну из существую­щих форм наклонения (прежде чем станем обозначать другие формы).

Утверждение о том, что если в языке есть глагол, то в этом языке либо имеется дифференциация наклонений, либо не имеется таковой, также тривиально по своей сущности. Оно просто отражает некоторую классифика­цию категорий. Такое утверждение необходимо для связи существующих универсалий.

В то же время утверждение о том, что всякое видо­временное противопоставление, имеющее место в неизъ­явительном наклонении, должно быть представлено и в изъявительном наклонении (того же языка), несет доста­точно существенную информацию (и относится уже к эмпирически обнаруживаемым, а не к дедуктивно пред­сказуемым универсалиям). В самом деле, в отличие от предыдущих случаев мы вполне можем представить себе, что имеется язык, не удовлетворяющий этому усло­вию,— но констатируем при этом, что в действи­тельности такого языка нет.

Соответственно может мыслиться система взаимосвя­занных между собой универсальных импликаций, отра­жающих все возможности, которые могут быть предста­влены вообще в разных языках, и разнообразные следст­вия из этих возможностей Подобная система универсалий и составляет «универсальную грамматику» в совре­менном смысле слова. В идеале при этом такая система должна быть построена аналогично известной таблице химических элементов Менделеева — в том смысле, что в ней должны быть предусмотрены места для еще не найденных универсальных закономерностей; эти пустые места (ср. пустые клетки в таблице Менделеева) могут рассматриваться как потенциальные универсалии. Дру­гими словами, система подобного рода должна строиться наиболее гибким образом — так, чтобы предупредить не­обходимость перестройки системы в случае обнаружения новых закономерностей.

* * *

Сформулированный подход делает особенно актуаль­ной проблему различения между разными типами уни­версалий; при этом должно быть очевидно, что принад­лежность универсалии к тому или иному типу в сущест­венной степени определяет ее информативность, то есть ценность той информации, которая в ней содержится.

Необходимо заметить в этой связи, что универсалии, приводимые авторами настоящего сборника, весьма раз­нородны как по своему содержанию, так и по своей ин­формативности.

Кажется целесообразным поэтому представить здесь классификацию возможных типов универсалий (более полно, чем это сделано в материалах настоящего сборника) и тем самым задать основную терминологию нашего предмета.

Дедуктивные и индуктивные универсалии

(definitional vs. empirical universals)

Утверждение о том, что то или иное явление универ­сально, может реально означать две вещи:

а) «это явление имеет место во всех известных исследователю языках» (и, по экстраполяции, он предполагает, что оно, вероятно, имеет место и в языках ему неизвестных);

б) «это явление должно иметь место во всех языках».

В первом случае, естественно, возникает вопрос, на­сколько) представителен тот материал, из которого исхо­дит данный исследователь, и, следовательно, насколько правомерна подобная экстраполяция. Во втором случае возникает вопрос о тех основаниях, на которых бази­руется исследователь, приписывая каждому языку соот­ветствующее свойство.

Иначе говоря, в первом случае речь идет об индук­тивных (или эмпирических) универсалиях, а во втором — об универсальных закономерностях дедук­тивного характера.

В случае дедуктивных универсалий универсаль­ность соответствующего явления может следовать из не­которых априорных предпосылок (из определения тех или иных единиц или исходных допущений о языке). В тривиальном случае такие соотношения тавтологичны (то есть верны, но не информативны); в более сложных случаях, когда универсальные соотношения такого рода не самоочевидны, универсальность соответствующих яв­лений можно доказать (то есть вывести дедуктивно из исходных допущений и постулатов).

В ряде случаев универсальность того или иного явле­ния следует из самой процедуры описания. Наиболее тривиальный (то есть наименее информативный) случай этого рода имеет место, видимо, тогда, когда утверж­дается универсальное присутствие некоторых понятий (метапонятий) — типа: «во всех языках есть фонемы»[15]. Понятно, что утверждения такого рода относятся не столько к конкретным языкам, сколько к некоторому принятому метаязыку, то есть специальной системе опи­сания, которая по условию должна быть применима ко всем языкам. В менее тривиальном случае универсалии такого типа относятся к какому-то более общему (и не столь очевидному) метаязыку. Нередко конструируют специальную систему понятий, предназначенных для опи­сания соответствующего круга явлений в принципе лю­бого языка, на основании которой легко формулируются подобного рода универсальные утверждения.

В случае индуктивных (или эмпирических) универсалий универсальность того или иного явления не вытекает из исходных определений или допущений, но постулируется эмпирически: если и найдется противоре­чащий случай, мы не изменим наших исходных допуще­ний или определений (как мы должны были бы посту­пить, если бы речь шла о дедуктивной универсалии). Иными словами, соотношения такого рода не связаны с определенными конструктами, характеризующими сущ­ность соотносимых единиц: можно себе представить (или построить искусственно) язык, в котором не будет дан­ного соотношения. В то же время, даже если такой язык и встретится реально, это не нарушит высокой статисти­ческой вероятности постулируемого явления (универса­лия превращается при этом из «абсолютной» в «стати­стическую»— см. ниже).

Понятно, что индуктивные закономерности, имеющие абсолютный характер (то есть явления, которые всегда имеют место, но универсальность которых не из чего не следует), углубляют наши знания о сущности соответ­ствующих явлений. (Необходимо заметить, что подобные закономерности, по существу, всякий раз имеют гипоте­тический характер, поскольку при их установлении не­избежно исходят из рассмотрения ограниченного количе­ства языков: всегда потенциально возможен противоре­чащий случай.) Как отмечает Ч. Хоккетт (см. наст, изд., стр. 50—51), довольно близкая ситуация может быть и в математике, где известны некоторые (эмпирически най­денные) положения, которые фактически имеют место, но справедливость которых не удается доказать. Приме­ром может служить так называемая проблема четырех красок — достаточность четырех красок для такой рас­краски любой географической карты (иначе говоря, лю­бой конфигурации соприкасающихся площадей), чтобы две соседние страны были окрашены в разные цвета.

Уже из сказанного следует, что разграничение индук­тивных и дедуктивных универсалий может производить­ся методом мысленного эксперимента. Дей­ствительно, индуктивная универсальная (языковая) ха­рактеристика есть такая характеристика, что, если не­которая знаковая система и не обладает ею, мы все же можем называть эту систему «языком» (ср. наст, сб., стр. 46 и 105).

Более того: индуктивные универсалии суть такие ут­верждения, относительно каждого из которых мы пони­маем, какие случаи могли бы составить к нему исключе- ния[16]. Йначе говоря, мы способны представить (искус-

ственно построить) противоречащий случай — и здесь различие между индуктивными языковыми универсалия­ми и ситуацией с проблемой «четырех красок», о кото­рой говорит Хоккетт.

Целый ряд закономерностей, постулируемых авто­рами настоящего сборника, можно назвать дедуктив­ными универсалиями. Сюда относятся, в частности, многие универсалии Ч. Хоккетта; напротив, примером индуктивных универсальных закономерностей могут слу­жить все универсалии Дж. Гринберга и Ч. Фергусона.

Очевидно, что индуктивные универсалии несут боль­ше информации и вообще имеют принципиально боль­шую ценность, нежели закономерности дедуктивного ха­рактера,— именно потому, что индуктивные универсалии ни из чего не следуют и никак не предсказуемы.

Абсолютные и статистические (полные и неполные) универсалии (universals vs. near-universals)

В «Меморандуме о языковых универсалиях» (стр. 35— 37 наст, изд.) языковые универсалии определяются как высказывания вида: «для всех (абсолютного большин­ства) X, где X есть язык, имеет место...» Соответствен­но абсолютные (или полные) универсалии имеют вид: «для всех языков имеет место...», между тем как статистическими (неполными) универсалиями называются высказывания вида: «для абсолютного боль­шинства языков имеет место...». Иначе говоря, абсолют­ные (полные) универсалии не знают исключений, между тем как в отношении статистических (неполных) универ­салий известны единичные случаи исключений; однако такие случаи не нарушают высокой статистической ве­роятности постулируемого явления. Случаи исключений, если они единичны, можно рассматривать как нехарак­терные, но не противоречащие общим универсальным законам и тенденциям языка.

Случаи исключений к неполным универсалиям могут представлять специальный интерес как в силу их высо­кой характеризующей способности (информативности) в отношении того языка, в котором представлено соответ-

ствующее исключение, так и с точки зрения их интер­претации.

В одних случаях можно считать, что исключения воз­никают на переходном этапе от одной устойчивой сис­темы к другой (между тем как сами закономерности, обладающие высокой статистической вероятностью, мо­гут рассматриваться, например, как общие кодовые ха­рактеристики). Речь идет тогда о диахронической интерпретации, на основании которой можно предпола­гать те или иные пути эволюции языка (делая выводы как о его прошлом, так и о будущем состоянии).

В других случаях возможна интерпретация ареаль­ная. Нередко можно обнаружить, что те языки, в кото­рых представлено исключение к некоторой универсалии, локализованы в определенной географической области. Понятно, что подобные случаи могут дать основание сделать вывод о прежних контактах соответствующих языков, выделить явления субстратного характера, на­конец, реконструировать древнейшее языковое состояние (не противоречащее данной универсалии) и объяснить аномалию позднейшей интерференцией.

Необходимо заметить, что абсолютные индуктивные универсалии, расширяя наши представления о языке, мо­гут привести к принятию новых исходных допущений, на основании которых они превращаются в дедуктивные. (Именно в связи с этим авторы «Меморандума» имеют возможность утверждать, что эмпирические (индуктив­ные) универсалии «представляют потенциальный мате­риал для построения дедуктивной лингвистической тео­рии»— см. стр. 42 наст, сб.) Можно сказать, таким обра­зом, что закономерности, верные не статистически, а абсолютно, отражают уровень лингвистической методо­логии (поскольку они могут явиться результатом общей дедуктивной теории языка).

В то же время в отношении статистических универса­лий в ряде случаев можно предполагать, что их неабсо­лютный характер не противоречит тем или иным дедук­тивным предпосылкам, но является следствием плохой формулировки либо этих предпосылок, либо самих уни­версалий; таким образом, и закономерности этого рода могут быть связаны по своему существу с лингвистиче­ской методологией.

Большая часть приводимых в данной книге универ­салий носит статистический характер (см. особенно универсалии, предложенные Дж. Гринбергом, где сам исследователь во многих случаях указывает на исключе­ния к постулируемой им закономерности).

Простые и сложные универсалии

Цитированное выше определение универсалии в «Ме­морандуме»: «для всех (абсолютного большинства) X, где X есть язык, имеет место...» — не покрывает всех воз­можных видов универсалий. Возможны такие закономер­ности универсального характера, которые не сводятся к указанной форме, представляя собой, например, выска­зывания вида: «для всех (абсолютного большинства) X и У, где X и У суть языки, имеет место...» (или же ана­логичные утверждения, относящиеся не к парам, а к тройкам, четверкам и т. п. языков). Универсалии пер­вого типа можно называть простыми, а универсалии второго типа — сложными.

Иллюстрацией сложных универсалий могут служить, например, известные соотношения обратно пропорцио­нальной зависимости между средней длиной морфемы и общим количеством фонем в языке [17], между средней дли­ной слова и отношением числа фонем к числу слогов, и т. п. [18] В самом деле, мы не можем выразить подоб­ное соотношение в виде простой универсалии, то есть в виде утверждения о том, что во всяком языке имеет место соответствующее явление. Универсалия такого рода неизбежно принимает форму сложного высказыва­ния примерно следующего типа: «для всяких языков X и У, где X характеризуется относительно большей сред­ней длиной морфемы, У имеет относительно большее ко­личество фонем», и т. п.

Таким образом, простые универсалии утверждают наличие или отсутствие в каждом (или почти каждом) языке некоторого явления (или соотношения явлений), между тем как сложные универсалии утверждают опре­деленную зависимость между разными языками [19].

Абсолютное большинство универсалий, приводимых авторами данной книги, относится к числу «простых», а не «сложных» универсалий. Однако к числу «сложных» универсалий относятся универсальные закономерности диахронического характера.

Синхронические и диахронические универсалии

(synchronic vs. diachronic universals)

Если синхронические универсалии определяются ав­торами «Меморандума» как высказывания типа: «для всех (большинства) X, где X есть язык (то есть синхро­ническое состояние), имеет место...», то универсалии диахронические строятся как высказывания типа: «для всех (большинства) X и У, где X есть некоторое раннее, а У — позднейшее синхроническое состояние одного язы­ка, имеет место...» (см. стр. 40 наст. сб.).

Таким образом, диахронические универсалии по своей форме могут рассматриваться как специальный случай «сложных» универсальных закономерностей.

Между диахроническими и синхроническими универ­салиями существует определенная связь [20].

Она заключается, в частности, в том, что некоторые синхронические универсальные закономерности проще всего понять, исходя из диахронических предпосылок (см. об этом в «Меморандуме», стр. 40 наст. сб.). Имен­но поэтому Ч. Фергусон, выдвигая ряд универсальных положений о носовых согласных, в их числе приводит и диахронические закономерности, которые во многом объ­ясняют постулируемые им закономерности синхрониче­ские (ср. стр. 108—112 наст. сб.). Точно так же в основе устанавливаемой Дж. Гринбергом зависимости между местом определения по отношению к определяемому в языке и наличием в нем предлогов или же послелогов (см. стр. 117 и сл. наст, сб.) лежит предположение диа­хронического характера о том, что предлоги и послелоги закономерно восходят к именам в функции определяе­мого (отсюда следует общая связь послелогов с препо­зицией определения, а предлогов — с его постпозицией).

С другой стороны, синхронические универсальные за­кономерности имеют определенный диахронический смысл. Действительно, как отмечает Р. Уэллс [21], каждая синхроническая универсальная закономерность, сформу­лированная в виде импликации («если а, то р»), может получить и диахроническую интерпретацию: именно, если имеется язык, в котором есть а, но нет р, мы предскажем либо появление р, либо исчезновение а.

Таким образом, одно и то же общее содержание мо­жет выражаться как в форме синхронических, так и в форме диахронических универсалий; в известных слу­чаях возможен и перевод из синхронических универ­салий в диахронические или наоборот. Понятно, с дру­гой стороны, что одни явления бывает удобнее выразить в виде структурных закономерностей, тогда как другие легче выражаются в виде универсальных тенденций — в частности, в виде диахронических универсалий (если же их выразить в форме синхронических закономерностей, возникает слишком большое количество исключений).

Некоторые примеры диахронических универсалий приведены в статье Фергусона (стр. 111 —112 наст. сб.). В статье Хёнигсвальда обсуждаются общие проблемы, связанные с диахроническими универсалиями.

Универсалии языка и универсалии речи

Мы упоминали, что в тех случаях, когда то или иное универсальное явление проявляется в виде тенденции, а не в виде закономерности абсолютного (или близкого к абсолютному) характера, удобно прибегнуть к форме диахронической универсалии. Однако некоторые универ­сальные тенденции, проявляющиеся в языке, заведомо относятся не к диахронии, а к синхронии; тем не менее их не удается выразить в форме четких структурных за­кономерностей, поскольку они представляют собой имен­но тенденции, характерные в принципе для каждого языка, которые, однако, в отдельных случаях могут и нарушаться. Таким образом, речь идет в данном слу­чае не об исключениях, которые имеют место в случае неполной (статистической) универсалии и представлены в каких-то отдельных языках, тогда как сама универса­лия верна для абсолютного большинства языков (см. выше). Мы говорим сейчас о тенденциях, которые могут нарушаться в принципе в каждом языке, но которые уни­версальны в том смысле, что их проявление характерно для всех языков.

Можно говорить в этом случае об универсалиях речи, противопоставляя их универсалиям язы­ка[22]. Естественно при этом, что если некоторая законо­мерность относится к языку в целом, то она проявляется и в живой речи, то есть во всех случаях реализации дан­ного языка, но обратное не обязательно верно.

Именно к сфере речи, а не к сфере языка относятся, например, известные выводы (универсального характе­ра) об ограничениях, накладываемых на количество оп­ределений в тексте (в связи с ограниченностью объема кратковременной памяти человека)[23]; о запрещениях в отношении пересечения стрелок в синтаксической струк­туре предложения (связанных с так называемым «свой­ством проективности»)[24], и т. д. Во всех этих случаях в реальных текстах можно найти нарушения соответст­вующих правил, но сами тенденции тем не менее могут считаться, по-видимому, характерными для текстов лю­бого языка и, следовательно, универсалиями.

Следует отметить, что универсалии речи, вообще го­воря, могут иметь абсолютный, а не статистический ха­рактер,— а именно в тех случаях, когда они выражаются в виде утверждений о возможности того или иного явле­ния в речи [25] (а не утверждений о его невозможности, как в только что приведенных примерах).

Абсолютное большинство приводимых в данной книге закономерностей относится к «универсалиям языка», но отдельные замечания касаются и универсалий речи (ср., например, универсалию Хоккетта 5.1 на стр. 71).

Экстралингвистические и собственно

лингвистические универсалии

Языковые универсалии можно постулировать на осно­вании сопоставления языков с неязыками (системами близкого порядка), например сравнения языков с дру­гими знаковыми системами, с другими системами пере­дачи и хранения информации и т. д. В этом случае сравнение производится в терминах, необходимых для описания как всех языков, так и сопоставляемой с ними системы, то есть в определенных экстралингви­стических терминах. Соответственно, речь идет тогда не о собственно лингвистической, а о соответствующей экстралингвистической (семиотической, коммуникацион­ной или другой) типологии и о месте языков в этой типологии.

С другой стороны, языковые универсалии можно оп­ределять на основании непосредственного сопоставления языков друг с другом, то есть в терминах собственно лингвистических — необходимых и достаточных для опи­сания некоторого языка А через сравнение его с любым другим языком В. Именно в последнем из указанных случаев и может идти речь о лингвистической типологии в собственном смысле слова. Универсалии такого типа можно называть «собственно лингвистическими» в отли­чие от первых, «экстралингвистических», универсалий.

Экстралингвистическим универсалиям посвящена значительная часть статьи Ч. Хоккетта, который посту­лирует универсальные закономерности, в частности ис­ходя из сопоставления естественных языков с коммуни­кационными системами животных, и отчасти также ра­бота У. Вейнрейха, который основывается на сравнении языков с искусственными семиотическими системами; ср. также аналогичные замечания в «Меморандуме», касаю­щиеся эффективности языкового кода, его избыточности и т. п. Остальные же авторы сосредоточены на поисках конкретных лингвистических закономерностей, выявлен­ных на основании сравнения языков между собой (то есть в пределах собственно лингвистического матери­ала) и сформулированных в собственно лингвистических терминах.

Собственно языковые универсалии могут подразде­ляться, в зависимости от конкретных терминов, в кото­рых они формулируются, на фонологические, грамма­тические, семантические и т. д. (в соответствии с аме­риканской грамматической традицией, восходящей к Э. Сепиру, авторы «Меморандума» выделяют наряду с только что упомянутыми уровнями языка еще и осо­бый, «символический», уровень — см. об этом стр. 38 наст. сб.).

Универсалии разных уровней абстракции

Сравнивая различные универсалии, приводимые в данной книге, нетрудно убедиться, что они сформулиро­ваны на разных уровнях абстракции. При этом те из них, которые сформулированы в достаточно конкретных терминах, бывают обычно менее содержательными с точки зрения общелингвистической интерпретации.

Очевидно, с другой стороны, что очень многие универ­салии представляют собой проявление каких-то более общих закономерностей также универсального харак­тера и что если формулировать универсалии на этом более общем уровне, число их можно было бы суще­ственно сократить. Так, например, большая часть уни­версалий, выражающихся в виде импликации («если а, то р»), может быть сведена к утверждениям о том, что если в языке имеется некоторое маркированное яв­ление, то в нем имеется и соответствующее немаркирован­ное явление [26]. Вообще уже из признания одних явлений маркированными в отношении других вытекает целый ряд следствий. Обычно, например, немаркированный эле­мент характеризуется относительно более высокой часто­той встречаемости, нежели соответствующий маркиро­ванный (это прямо следует из известного закона Ципфа), всевозможные нейтрализации и синкретизмы, как пра­вило, имеют место именно в маркированных формах (ср., например, типичный случай нейтрализации тех или иных грамматических противопоставлений в формах множест­венного числа, которое маркировано в отношении един­ственного; в формах будущего времени, которое также выступает обычно как маркированное в языке, и т. д. и т. п.); далее, в качестве архичлена (архифонемы и т. п.) выступает, как правило, не произвольный, а именно немаркированный член оппозиции (характерно, например, что при нейтрализации согласных в исходе слова по признаку глухости — звонкости в русском языке в функции архифонемы выступают именно немаркиро­ванные глухие, а не маркированные звонкие); точно так же немаркированный член оппозиции бывает обычно представлен большим количеством вариантов (аллофо­нов, алломорфов и т. п.), чем противопоставленный ему в языке маркированный член; группа маркированных (по некоторому признаку) элементов не превосходит по количеству группу соответствующих немаркированных; наконец, в определенных случаях естественно ожидать нулевое выражение немаркированного элемента и т. д. и т. п. [27]

Уже сами связи между данными признаками марки­рованности (иначе говоря, следствия из признания мар­кированности одного элемента в отношении другого) имеют универсальный характер, то есть характерны в принципе для любого языка, хотя в отдельных языках и могут встречаться нарушения того или иного из этих следствий.

Можно считать, с другой стороны, что во всех язы­ках одни и те же категории выступают как маркирован­ные. Например, во всех языках, где представлены соот­ветствующие категории, формы множественного числа выступают как маркированные в отношении единствен­ного числа, а формы двойственного числа — в отношении множественного числа; женский род выступает как мар­кированный в отношении мужского рода, косвенные па­дежи— в отношении прямых падежей и т. п.[28]. Это и выражается в только что приведенных признаках мар­кированности.

Однако, если данные отношения выразить в столь общей форме, то мы неизбежно должны получить очень много исключений, хотя в общей совокупности языков соответствующие отношения действительно имеют место.

Можно сказать, что соответствующие отношения действительны на уровне общих принципов, по которым мы представляем язык (и, в частности, предполагаем те или иные универсалии, которые могут затем под­твердиться либо не подтвердиться). Если и считать их универсалиями, то очевидно, что они относятся к го­раздо более общему уровню абстракции, чем законо­мерности, говорящие о наличии или связи тех или иных единиц языка.

Универсальные утверждения, предполагающие доста­точно высокий уровень абстракции, имеют отношение не столько непосредственно к самим языкам, сколько к процедуре их рационального представления — в том смысле, что если мы описываем неизвестный язык, нам целесообразно прежде всего предполагать в нем соот­ветствующие отношения. В отдельных случаях наши предположения могут и не оправдаться; тем не менее подобную процедуру следует признать целесообразной, а сами отношения — нормальными для языка, поскольку в целом они соблюдаются в абсолютном большинстве языков (можно сказать тем самым, что подобные отно­шения целесообразно принять в соответствующем языке- эталоне)[29].

Настоящий сборник отражает не только тот круг проблем, с которым связано исследование языковых универсалий, но и слабые места самого направления. Работа в области систематизации универсальных законо­мерностей только началась. Чрезвычайно важным пред­ставляется составление и постоянное пополнение свода единообразно описанных и рационально расположенных универсалий[30]; в прямой связи с этим находится про­блема оптимальной записи универсалий и их логиче­ского преобразования. Очень актуальной является за­дача разработки методов обнаружения универсалий. Предстоит большая работа по выявлению связей меж­ду имеющимися универсалиями (иначе говоря, выявле­нию закономерностей более общего порядка) и рас­смотрению причин тех или иных универсальных явле­ний (которые могут быть как лингвистического, так и экстралингвистического плана). Сделано пока что очень мало. Но уже сейчас можно сказать, что иссле­дование универсалий представляет собой одно из са­мых перспективных направлений общего языкознания.

Б. Успенский

| >>
Источник: Б. А. УСПЕНСКИЙ. НОВОЕ В ЛИНГВИСТИКЕ. ВЫПУСК V. (ЯЗЫКОВЫЕ УНИВЕРСАЛИИ) ИЗДАТЕЛЬСТВО „ПРОГРЕСС" Москва - 1970. 1970

Еще по теме Проблема универсалий: