Стратификативная модель и сравнение языков
В двух предыдущих параграфах еще не был затронут вопрос о том, какие грамматические теории лучше всего применимы при сопоставлении. В дискуссиях по теории языкознания (безотносительно к обсуждаемым нами сопоставительным проблемам) в последние годы все больше и больше проводится мысль о том, что к самым важным целям синхронной лингвистики относится постижение знаковой системы языка в ее инструментальной функции как средства коммуникативной деятельности, при этом подчеркиваются такие свойства этой системы, которые
делают ее пригодной для выполнения инструментальной функции (ср.
Neumann et al. 1976, особ. гл. 4). Языковая система тогда только может выполнять свою общественно-коммуникативную функцию, когда она представляется как система корреляций (Zuordnungen) между содержанием сознания и материальными сигналами, которые транспонируют содержание сознания (как отражение внеязыковой действительности) в синтаксически, морфологически и фонетически организованную звучащую речь. Поэтому такая система соотнесенностей между значением и звучанием должна найти объяснение в рамках каждой грамматической теории.Правда, описание такого рода взаимных корреляций наталкивается на определенные трудности, поскольку звуки и значения в языке не имеют прямого, одно-однозначного соответствия, они не изоморфны. Их корреляция носит непрямой характер, опосредованный многими промежуточными ступенями, которые описываются как уровни (или компоненты) языковой системы (ср. N е u m a n n et al. 1976,193 сл., 438 сл., 482 сл. и т.д.; Suchsland 1971, 193 сл.; Bierwisch, Heidolf, Motsch, Neumann, Suchsland 1973; Кацнельсон 1972, 14 сл.). Предположение о такой опосредованной и многоступенчатой корреляции никоим образом не противоречит действительной сложности языка-объекта, а напротив, позволяет описывать эту сложность и противоречивость (ср. На г t u n g et al.
1974 а, 82 сл.). Понятие корреляции не только не разрывает диалектического единства звука и значения, но оказывается способом представления диалектического единства звуковой и семантической сторон языковых единиц (ср. Neumann 1977,5 сл.). Поэтому оно не противоречит и понятию единства между звуком и значением (иногда эти понятия противопоставляются как альтернативные, хотя, с нашей точки зрения, это неверно), но позволяет объяснить это единство на основании того, что между обеими сторонами существуют асимметричные отношения и иерархически организованные промежуточные ступени и что, следовательно, языковой знак не может получить исчерпывающего объяснения только как единство обеих его сторон без опосредующей промежуточной инстанции.В предыдущих рассуждениях мы еще не определили того, как называть эти корреляции (например, звук — значение, форма — функция, выражение — содержание), тем более — какая принимается модель описания и с какими опосредующими ступенями корреляции. Как известно, в лингвистике в последнее десятилетие появилось много различных теорий, которые интерпретируют эту корреляцию различными способами (ср. Хомский, Гухман, Кацнельсон, Сгалл и др.). У нас, к сожалению, нет возможности указать здесь на преимущества и недостатки тех или иных моделей языковых уровней представления (ср. об этом Neumann et al. 1976, 515), однако несомненно то, что все классификации
по уровням («стратам») призваны отразить универсальную корреляцию звука и значения и таким образом отразить определенную дифференциацию, которая уже давно была замечена лингвистами, но до сих пор не получила систематического описания. Вот простые примеры того, что здесь затронуты различные уровни. Синтаксический субъект предложения («поверхностный субъект») отнюдь не всегда идентичен «логическому субъекту» («глубинному субъекту») или даже агенсу (или «деятелю» во внеязыковой ситуации), также вовсе не необходима в морфологическом плане его идентичность с существительным в номинативе, а также «темой» (или «психологическим субъектом» в коммуникативном плане) либо с «логическим субъектом» (в смысле логической структуры суждения) (см. подробнее Helbig 1973а, 124 сл., 132 сл.).
Чтобы добиться четкости и связности в этом вопросе, очень недостает определенного стратифицирования, которое — в данном случае в упрощенной форме — идет примерно от семантического уровня (предикат, аргументы) через семантический падеж (агенс, пациенс и тщ.) и синтаксическую глубинную структуру («глубинный субъект»), синтаксическую поверхностную структуру («поверхностный субъект»), через уровень морфологической репрезентации (в поверхностных падежах, например, номинатив, генитив) к коммуникативному уровню структуры выражения (тема — рема) (см. Helbig 19776).Такая стратификативная модель, отражающая корреляцию звуковой и семантической сторон языка через различные уровни представления, обладает также особыми преимуществами для конфронтативного сравнения языков (ср. J a g е г 1979,9 сл.).
(1) Она позволяет предпринять описание и сравнение языков на единой теоретической основе.
(2) Она делает возможным очень детальное сравнение различных языков, поскольку языки существенно отличаются всякий раз специфическим членением многократно опосредованного соответствия звуковых и семантических структур.
(3) Она делает возможным всегда единообразно интерпретировать отношения между различными уровнями репрезентации — безразлично к тому, какие это уровни и сколько их выделяется — именно как форму представления с необходимыми правилами соответствия между отдельными уровнями (и правилами перевода) (например, в немецком языке агенс может быть представлен подлежащим, дополнением и т.д.). Такие отношения репрезентации могут в свою очередь всякий раз быть поняты как диалектическое единство между формой и функцией, а затем они могли бы быть установлены между единицами всех смежных уровней. При этом было бы модифицировано или по крайней мере уточнено представление о едином глобальном отношении «форма — функция» в языке (ср. Schmidt 1965, 23 сл.) (например, аккузатив имел бы функцию объекта, объект в свою очередь — адресата и т.д.). Эта точка зрения соответствует диалектическому пониманию отношения «форма — функция» (то, что с точки зрения более «высокого» уровня есть функция, одновременно по отношению к «более глубинному» уровню есть форма), позволяет избежать бихевиористского толкования функции и вполне совпадает во взгляде на многоуровневость того, что в языкознании обозначается как «функция» (ср.
Н е 1 b і g 1968; Н е 1 b і g 1973а, 10 сл.; К а ц- нельсон 1972, 17 сл., 27 сл., 118 сл.).(4) Она делает возможным говорить об отношениях между смежными уровнями как отношениях «инварианта» (всякий раз на более «глубинном» уровне) к нескольким «вариантам»(на более «высоком» уровне) и выбирать масштаб для сравнения в соответствии с этим инвариантом. Последний можно рассматривать не только с точки зрения грамматической теории как выражение эквивалентности и переводимости (что помогает при установлении сравнимости языков-объектов), но такой инвариант преодолел бы существовавшую до сих пор альтернативу двух возможных приемов сопоставления — с метаязыком и без метаязыка (ср. 3.3) — и в значительной степени ограничил бы недостатки обоих.
(5) Обоснованные с точки зрения грамматической теории инварианты (потому что они могут существовать на самых различных уровнях) позволяют проводить, с одной стороны, комплексное, а с другой — весьма гибкое сопоставление. Комплексное постольку, поскольку установление корреляции «звук — значение» может проводиться по всем уровням, а гибкое постольку, поскольку для определенных практических целей возможны сокращения, когда достаточно будет описать превращения некоторого инварианта на следующих по глубине уровнях, не спускаясь всякий раз на самый «глубинный» (т.е. семантический).
3.7.