154. М. Я. Чаадаеву. 20 апреля—1 июля 1849

Публикуется по машинописной копии, хранящейся в ИРЛИ, ф. 334, ед. хр. 410. Написано в ответ на несохранившееся письмо М. Я. Чаадаева от 13 февраля 1849 г. Первая часть ппсьма, датированная 20 апреля, опубликована в журнале «Наше наследие», 1988.

1 Письмо М. Я. Чаадаева, о котором идет здесь речь, было ответом на письмо П. Я. Чаадаева от 25 января 1849 г. (написано по-французски, хранится в ИРЛИ, ф. 334, од. хр. 411), в котором оп просил брата о денежной помощи. 25 апреля 1849 г., отправляя II. Я. Чаадаеву очередную «треть» ежегодной годовой выплаты (2 тыс. руб. серебром, или 7 тыс. ассигнациями), Михаил Яковлевич писал: «Письмом от 25 генваря просишь ты, чтобы я под залог часгп моего имения занял в воспитательном) доме денег, и этими деньгами ссудил тебя или бы уплатил ими часть моего тебе долга; но какую сумму желаешь чтоб я занял, того определенно ты пе означил. Я отвечал от 13 февраля (письмо мое отправлено к тебе из г. Арзамаса через почту 15 февраля), что мпо необходимо знать, сколько тебе нужно денег; то есть: сколько мне нужно занять для тебя в воспит(ательном) доме, и что я буду ожидать от тебя ответа для приступления к займу,- но этого отпета до сего времени не получил» (ГВЛ, ф. 103, п. 1032, ед. хр. 74, л. 28).

Содержание письма М. Я. Чаадаева от 13 февраля 1849 г. отчасти известно по воспоминаниям М. И. Жихарева, который, характеризуя имущественные и финансовые отношения братьев Чаадаевых, ипсал: «Редко случается, чтобы брат для другого брата сделал столько самых великодушных пожертвований, сколько Михаил Чаадаев сделал их для Петра Чаадаева, и никогда не должно случаться, чтобы облагодетельствованный был благодетелю столько и столько неблагодарен. Вместо того, чтобы быть признательным, он приписывал брату свое разорение, извращая обстоятельства и выдумывая факты.

(...) Одна из теперешних профессоров Московского университета, будучи еще студентом и имея случай проводить летнее время у товарища в Нижегородской губернии, по соседству с М.

Этому свидетельству нельзя, однако, доверять полностью. Во-первых, применительно к 1849 г. неправомерна говорить о «двух наследствах», от которых М. Я. Чаадаев якобы отказался в пользу брата. В 1834 г. П. и М. Чаадаевы стали сонаследниками умершего в том году их двоюродного племянника Григория Чаадаева. Одна часть имения Меленковского уезда Владимирской губернии досталась П. Я. и М. Я. Чаадаевым, а другую наследовал родной брат покойного - «слабоумный» Дмитрий Васильевич Чаадаев, умерший в 1860 г., причем единственным законным наследником этой части Меленковского имения оказался М. Я. Чаадаев, который помимо недвижимости получил 41 500 руб. серебром. Что касается второго наследства, после умершей в 1852 г. княжны А. М. Щербатовой, то оно было невелико, и отказ от него М. Я. Чаадаева в пользу брата, по-видимому, можно рассматривать как компенсацию за невыполненное общание, данное в 1849 г. К тому же, сохранившиеся документы называют П. Я. Чаадаева владельцем с. Алексеевского лишь с 1854 г. (см.: Декабристы Дмитровского уезда. Дмитров, 1925. С. 79). Подробные сведения об этих наследствах имеются в ГАГО, ф. 984, оп. 816, ед. хр. 6 (Черновики прошений на имя императора и переписка по вопросам вступления М. Я. Чаадаева в управление имением Григория Васильевича и Дмитрия Васильевича Чаадаевых, находящихся в Муромском уезде Черниговской и Владимирской губерниях.

* Имеется в виду Н. П. Брянчанинов. См. примеч. 4 к № 82.

8 Отрывок из книги маркиза де Кюстина, в котором речь идет о Чаадаеве, см. в «Приложениях».

4 Н. И. Греч в своей книге «Ехашеп de l'ouvrage de М. de Marquis de Custine intitule La Russie en 1839». Bruxelles, 1844 («Рассмотрение сочинения Маркиза де Кюстина, озаглавленного „Россия в 1839 году"») писал: «На стр. 264 (книги Кюстина,- В. С.) рассказан анекдот об одной русской книге, публикация которой имела для автора ее серьезные последствия. Замечу прежде всего, что это не книга, а статья, напечатанная в одном из московских журналов. Автор собрал в ней всякого рода нелепости, совершенно непростительные, против России, против ее церкви, ее правительства и ее обитателей. Если бы он предстал перед судом, он несомненно понес бы суровое наказание. Император рассудил иначе: он повелел отнестись к нему как к человеку с повредившимся рассудком. Маркиз уверяет, что повеление это было приведено в исполнение чрезвычайно суровым образом. Ничего подобного. Всего лишь, в течение некоторого времени, виновного должен был по утрам навещать врач, проверять ему пульс, осматривать язык и прописывать приличествующее лекарство. Несомненно, это лечение оскорбило автора больше, чем какое бы то ни было другое возможное наказание: перед лицом всего света его выставили как сумасшедшего, как человека с расстроенной головой. Не знаю, сколько продолжалось это лечение, но не сомневаюсь, что для ума больного оно не имело большой пользы, да и для некоторых других тоже». Конец этой цитаты на экземпляре книги Греча, принадлежавшей Чаадаеву (Каталог. № 300), со слов «Ничего подобного» отмечен карандашной чертой; угол страницы 155—15(5 загнут.

5. Имеется в виду книга И. Г. Головина «Россия под Николаем», изданная на французском языке в Париже в 1845 г.
6. Историю этого письма подробно излагает М.
   И. Жихарев: «Вскоре после февральской революции 1848 г. Чаадаев получил по городской почте письмо. Это письмо на очень щеголеватом п, видимо, выработанном французском языке, к сожаленшо, кажется, пропавшее, было За подписью „Луи Колардо". lt;...gt; Приехав в Москву, г. Луи Колардо поспешил обратиться к г. Чаадаеву, lt;...gt; сумасшествие которого вообще давно и хорошо известно и состоит в том, что г. Чаадаев, будучи пустым и ничтожный! человеком, себя воображает гением. Г. Луи Колардо lt;...)полагает, (...) что ежели ему посчастливится исцелить субъекта столь замечательного и интересного, как г. Чаадаев, то он с основательностью может искать и надеяться места врача при графе Мамонове (известный умалишенный, один из самых высоко родовитых и самых богатых людей в России.— М. Ж.), и тем на вечные времена обеспечит свое положение.

Одновременно с этим таких писем, говорят, было послано числом до семидесяти к разным лицам, Чаадаеву знакомым.

(...) Чаадаев очень скоро — дня через три — открыл настоящего составителя письма, действия и впечатления письмо на него никакого не произвело, и к нему он остался совершенно равнодушеп. Имя составителя он без замедления сейчас же объявил всякому, кто его желал узнать. В обществе об письмах не было ни одного благоприятного отзыва. Их автора все, без исключения, порядочные люди именовали негодяем (...).

Очень жаль, что ответ, написанный Чаадаевым не г. Луи Колардо, а настоящему корреспонденту, впрочем никогда по адресу не отправленный, тоже пропал. В нем значилось, что „такой-то, себя воображающий ужасным насмешником и грозным бичевате- лем, на самом деле не иное что есть, как жалкое, маленькое, бессильное существо, переполненное завистью и желчыо1'.

Про это крошечное грязное дельце я и поминать бы не стал, если бы скрывавшийся под именем Колардо впоследствии не стяжал очень большой и очень плачевной известности постыдным процессом, про который в свое время все говорили, и, особенно, если бы не ему же приписываемы были подметные безымянные письма, отчасти бывшие причиною или поводом к предсмертной дуэли Пушкина» (BE.

Самый существенный вопрос, который возникает в связи с этим свидетельством М. И. Жихарева,- кто же скрывался за псевдонимом Луи Колардо? Судя по последнему абзацу, можно заключить, что им был князь П. В. Долгоруков, на котором до самого последнего времени лежало подозрение в сочинении анонимного пасквиля, посланного А. С. Пушкину 4 ноября 1836 г. Теперь это подозрение, по-видимому, спято (см.: Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году. М., 1984. С. 81-87). В другом месте сводя воспоминаний М. И. Жихарев упоминает «про озлобленное против него (Чаадаева) отвращение Ф. Ф. В(игеля) и князя Долгорукова?)» (BE. 1871, сентябрь. С. 40). Тем не менее версия Жихарева нуждается в серьезной критической проверке. Непонятно, почему об авторе, скрывавшемся за псевдонимом «Луи Колардо» Жихарев сообщает намеками, в то время как сам Чаадаев, по его же словам, имя составителя «объявил всякому». Сомнительно и количество писем, названное Жихаревым: «До семидесяти к разным лицам»; если бы это соответствовало действительности, можно было бы ожидать большую осведомленность современников Чаадаева в этом деле. Помимо Жихарева о деле Луи Колардо сообщает только Д. Н. Свербеев. В письмах Чаадаева имя Луи Колардо упоминается еще раз в мае 1849 г.: Чаадаев просит С. Д. Полторацкого вернуть ему записку г-на Колардо (ГПБ, ф. 603, ед. хр. 213, л. 2; на письме отметка рукой Полторацкого: «(Получено) в Москве 13/25 мая 1849»).

К сожалению, почти ничего не известно и об отношениях Чаадаева с ГІ. В. Долгоруковым. Если под литерой «Д» в воспоминаниях Жихарева (BE. 1871, сентябрь. С. 40) действительно имеется в виду будущий эмигрант, то во всяком случае следует учесть, что его отношения с Чаадаевым не всегда носили враждебный характер. Так, в письме 1846 г. к Н. Д. Шаховской (СП II. № 176. С. 296) Чаадаев просит кузину «послать мемуары Булгарина кн. Петру Долгорукому, па Пречистенке, близ Депо». Вообще, если бы Жихарев пе высказал свою версию столь определенно, паиболее подходящей кандидатурой па роль «Луи Колардо» оказался бы Ф.

7. Снимая копии с писем Чаадаева, М. И. Жихарев, как правило, все упоминаемые в письмах имена заменял многоточиями. Вероятно, здесь имеется в виду Ф. В. Акинфьев, московский сенатор и почетный опекун московского Воспитательного дома. О нем Чаадаев уноминает в письмах к Н. Д. Шаховской (СП №№ 90, 132) в связи с деловыми операциями. По-видимому, не зная о смерти Акинфьева, М. Я. Чаадаев посоветовал брату обратиться к нему за денежной помощью в опекунский совет при Воспитательном доме. О смерти Ф. В. Акинфьева см. письмо В. В. Львова от 12 июля 1848 г. в «Приложениях», № LVI1I.
8. Имеется в виду письмо от 25 января 1849 г. (см. примеч. 1).
9. М. Я. Чаадаев давал уроки французского языка сыну своего соседа по поместью.
10. Письмо Н. А. Протасова неизвестно; по-видимому, в нем шла реиь о намерении Чаадаева поступить на службу. Протасов в это время был обер-прокурором Св. Синода.
11. О намерении М. Я. Чаадаева приехать в Москву в 1836 г. ничего не известно. Может быть, это ошибка памяти П. Я. Чаадаева, и речь идет о 1837 г., когда он просил брата приехать в Москву. Племянница Чаадаевых М. И. Рост в своем письме к М. Я. Чаадаеву от 13 августа 1837 г. иисала: «Исполните желание братца

Вашего и мое, приезжайте видеться с ним, чем он очень будет утешен в настоящем его неблагоприятном положении, о чем он далее просил меня Вам написать и убедительно Вас просить, и я уверена, знавши Ваше доброе родственное к нему расположение, что Вы не отречетесь быть ему полезным» (ГАГО, ф. 984, оп. 816, ед. хр. 9, л. 38 об.). М. Я. Чаадаев, видимо, обещал исполнить желание «братца», но ни в 1837 г., никогда впоследствии в Москву не приезжал.

12. «Тяжелый труд», о котором говорит Чаадаев, неизвестен. Судя по словам Чаадаева, можно предположить, что речь идет о его воспоминаниях о Пушкине, к написанию которых в 1847 г. побуждал его М. П. Погодин (см. № 141). До сих пор считалось, что эти воспоминания так и пе были написаны,, однако слова Чаадаева позволяют предположить, что по крайней мере работать над ними оп начал. Сохранился ли этот «начатый, тяжелый труд», неизвестно. Можно также предположить, что Чаадаев в это время задумал написать философский труд, подготовительными материалами к которому могли служить ОРМ (см. т. 1 наст. изд.).
13. Т. е. акт о разделе имения между братьями Чаадаевыми, состоявшегося в мае 1822 г., согласно которому Петру Яковлевичу «досталось 456 душ муж. пола, с долгом па них в 29 ООО руб., и земли удобной 3000 десятин, да свыше тысячи десятин леса; кроме того, брат должен был выплатить ему периодическими взносами 70 тыс. руб.» (Гериіензоп М. О. П. Я. Чаадаев. Жизнь п мышление СПб., 1908. С. 24). В япваре 1823 г. Чаадаев занял в Московском опекунском совете при Воспитательном доме, по-видимому, для заграничной поездки, 12 тыс. рублей сроком па 12 лет под залог доставшегося ему при разделе села Большие Лихачи. В 1827 или 1828 г. Чаадаев, согласно новому положению, перевел свой долг на срок 24-х лет, который, следовательно, истек в 1817 г. По состоянию дол на март 1827 г. сумма долга Чаадаева в Опекунский совет составляла 14 600 рублей (ГАГО, ф. 177, оп. 766, ед. хр. 1832, лл. 3-3 об.: Доверенность П. Я. Чаадаева С. Никитину).
14. Деревня Фурсово при разделе имения оставалась в совместном владении братьев Чаадаевых. О попытке продать ее в 1833 г, см. примеч. 1 к № 67.
15. Т. е. письмо от 25 января 1849 г.

154А. М. И. Жихареву

Публикуется по рукописи перевода, хранящейся в ИРЛИ, ф. 334, ед. хр. 336. О датировке см. ниже примеч. 3.

1. Драма, о которой идет речь, неизвестна. Кроме «Воспоминаний о П. Я. Чаадаеве», опубликованных журналом «Вестпик Европы» в 1871 г., М. И. Жихарев написал еще несколько литературных произведений, пи одно пз которых не сохранилось. 1 сентября 1874 г. он писал А. Н. Пыштпу: «На днях я написал последнюю строку точно такого же сочинения об А. П. Ермолове, какое вам известно об П. Я. Чаадаеве» (ГIIВ, ф. 621, ед. хр. 320, л. 7).
2. Иван Матвеевич и Софья Матвеевна Жихаревы.
3. Речь идет о брате М. И. Жихарева - Матвее, который в это время принимал участие в подавлении венгерского восстания в составе корпуса Паскевпча. Русские войска вступили на террпто- рию Венгрии 27 мая 1849 г., чем и определяется дата написания письма (см. примеч. 8 к № 152 А).