Социальная организация киммерийцев

Понять социальную структуру киммерийского общества и его развитие помогают данные о более поздних кочевниках, обитавших, как и киммерийцы, в степях от Волги до Дуная, имевших близкое хозяйство и погребальные ритуалы.

Подвижность кочевников ограничивает развитие территориальных и соседских связей, тем самым, оставляя родство в качестве наилучшей альтернативы для выражения социальных отношений. В основе сегментированной социальной организации номадов лежит общность происхождения, в археологии наиболее ярко прослеживаемая по погребальным комплексам. Сосуществование двух групп памятников (новочеркасской и черногоровской) с некоторыми общими элементами погребальной обрядности и части предметов инвентаря, различающихся, однако, положением костяка, типами наконечников стрел и отдельных украшений, а также частотой использования заупокойной пищи, позволяет предположить существование двух больших и, вероятно, эндогамных объединений внутри киммерийцев. Возможно, они представляли собой два племени, представители которых обитали на широкой территории. Каждое племя представляло собой совокупность мелких самоуправляющихся подразделений, связанных представлениями об общности происхождения, объединявшиеся лишь в случае военных действий.

Племя у кочевников обозначало верхние рубежи дискретной социальной организации. Оно олицетворяло верховного собственника ключевых территориальных ресурсов. Кочевник пользуется ими в силу своей принадлежности к данному племени и его соответствующему подразделению: роду, клану, линиджу или микролиниджу.

Политические образования кочевников неустойчивы и непостоянны, они возникают в периоды необходимости консолидации сил, вызванных, в большинстве случаев, противоречиями во взаимоотношениях с окружающим миром, налагая при этом известные ограничения на возможность самостоятельного действия производственных объединений. Однако специфика производства у кочевников требует, чтобы отдельное хозяйство и община обладали достаточной свободой действий и могли принимать самостоятельные решения, именно это и вызывает кратковременность политический интеграции.

Различие ориентировок умерших в рамках новочеркасской и черногоровской групп позволяет предполагать, что племена состояли из четырех родов, отличавшихся своим происхождением. Так, в Северном Причерноморье в первой половине IX в. до н.э. обитало население двух родов «черногоровского» племени: хоронивших умерших головой на восток и на юг. Видимо, в результате браков и других форм инкорпорирования в их среду внедрялись единичные представители двух других родов, имевших северную и западную ориентацию.

В это же время в данном регионе проживало и население второго - «новочеркасского» племени, также состоявшее, преимущественно, из представителей двух родов, хоронивших своих умерших головой на запад и на север. Среди них встречались лишь единичные представители двух других родов, имевших восточную и южную ориентировку.

Вероятно, каждый из родов имел принадлежавшую ему территорию кочевания. Как отмечал А.М. Хазанов, род у кочевников всегда выступал как совокупность отдельных семей с большей или меньшей инкорпорированностью женщины в род мужа [Хазанов 1975, с. 106].

с. 45]. В случае с киммерийцами обособленность рода могла определяться его происхождением от белозерцев (южная ориентация) или от пострубного населения Днепро-Донского междуречья и Предкавказья (северная, восточная и западная ориентировки).

Интересно, что громадные степные просторы от низовьев Дуная до низовьев Дона занимали немногочисленные представители всех четырех родов, по два для каждого племени. Однако присутствие единичных представителей других четырех родов позволяет предполагать, что они также имели свои земли. Это гипотеза заставляет нас обратить внимание на предскифские памятники Предкавказья - второго обширного региона локализации киммерийцев на юге Восточной Европы. К сожалению, отсутствие полных публикаций памятников позволяет лишь наметить определенную систему. Однако уже эти наметки показывают, что именно в Западном Предкавказье среди киммерийских скорченных погребений довольно многочисленны костяки с южной и северной ориентировками. Среди вытянутых погребений также наиболее многочисленны костяки с южной ориентировкой. Вероятно, земли в этом регионе принадлежали трем родам: двум «черногоровским» и одному «новочеркасскому».

Третьим регионом обитания киммерийцев является По донье и Доно - Волжское степное междуречье. Там господствуют скорченные захоронения с восточной ориентацией и приблизительно равное количество вытянутых погребений с западной и восточной ориентацией. Видимо, именно в Подонье располагались земли родов с восточной ориентировкой «черногоровского» и «новочеркасского» племен.

Опираясь на количество вытянутых и скорченных погребений в различных регионах Украины, даже учитывая, что они представляют лишь часть от реально существовавших, можно реконструировать картину расселения киммерийцев. В первой половине IX в. до н.э. наиболее многочисленные группы черногоровского населения обитали в Дунайско - Днестровском междуречье и Поднепровье.

Среди «черногоровского» объединения постепенно возрастает численность представителей господствовавшей и на раннем этапе родовой группы, хоронившей своих умерших головой на восток, и уменьшается численность родовой группы с южной ориентацией, на первом этапе занимавшей второе место. Аналогичная картина и среди новочеркасских погребений, где постепенно возрастает численность господствующих захоронений с западной ориентацией и уменьшается вторая по численности группа погребений с северной ориентировкой.

Небольшие вкрапления иных ориентировок умерших (западных и северных у черногоровцев, южных и восточных у новочеркассцев) можно объяснить браками с представителями этих родов, обитавших в Предкавказье и Подонье, а также присоединением к зажиточной общине бедных не родственных ее родовому ядру семей. Подобная ситуация часто фиксировалась по этнографическим данным [Хазанов 2002].

В границах родовых территорий земля, вероятно, распределялась также как и у поздних кочевников, между группами родственных семей, соответствующих линиджам и микролиниджам.

Например, у половцев земли были строго распределены между ордами. Каждая из них владела большим участком земли, протянувшимся в меридиональном направлении, например, от Северского Донца к Азовскому морю. Этот участок, в свою очередь, был разделен между так называемыми куренями - объединением нескольких родственных семей, вероятно на базе линиджа. Их русские летописи называли родам. Во главе орды стоял правящий род, из него выбирался вождь орды [Плетнева 1990, с. 45, 105].

Сравнительные материалы показывают, что численность семьи у кочевников невелика, и она включает взрослых представителей не более, чем двух поколений. В большинстве кочевых обществ преобладают нуклеарные семьи, состоявшие из мужа, жены и не вступивших в брак детей. Расширенные семьи, включающие в первую очередь, женатых сыновей были, преимущественно, временным явлением. Особенностью семьи кочевников является то, что она совпадает с отдельным хозяйством, является единой, автономной и в идеале самообеспечивающейся единицей. Семьи объединяются в семейно-родственные группы близкородственных семей, которые весь год или часть его кочуют вместе и оказывают друг другу взаимопомощь и поддержку, однако ведут раздельное хозяйство и имеют раздельную собственность. Ядро такой семейно-родственной группы составляют ближайшие кровные родственники (микролинидж), в прошлом составлявшие одну семью: двоюродные братья, племянники, дяди и т.д.

По мнению А.М. Хазанова, особенностью кочевников является иерархичная структура общины. Общины первого порядка наиболее часто совпадали с семейно-родственной группой и включали от двух до пяти семей. Несколько подобных общин могли объединяться в общину второго порядка для совместного использования в определенные сезоны года одних пастбищ или водных источников, совместных перекочевок, тогда как их члены были связаны различными социальными, родственными и другими связями. Вероятно, ядром общины второго порядка был линидж. В некоторых случаях, например у калмыков, несколько общин второго порядка составляли общину третьего порядка с соответствующими правами на естественные ресурсы и дополняемыми различными иными связями. Ядром таких общин мог быть субклан. Интеграции общин способствовала напряженная политическая обстановка в обществе, когда ситуация стабилизировалась и наступала относительная безопасность, объединения общин распадались [Хазанов 2002].

Потребности в интеграции и политической организации вызывали также необходимость политической власти с соответствующими специализированными функциями по управлению обществом, то есть руководящий слой общества. Чем сильнее проявляются потребности в руководстве, тем прочнее и стабильнее положение руководящего слоя. Так, в периоды военных действий и особенно, грабительских походов, возникает потребность в военных вождях. И чем длиннее период военных конфликтов, тем больше власти сосредотачивается у них в руках. Однако киммерийское общество, очевидно, не пошло далее формирования военных вождей, в первую очередь, из-за специфики кочевой общины, где резкое имущественное неравенство ставит под угрозу существующую в ней систему кооперации и взаимопомощи. Близкие родственники в ней не подвергаются эксплуатации, так как это угрожает существующим социальным связям, а использование чужого труда достигается за счет присоединения бедных не родственных семей.

С тем, чтобы избежать кризисной ситуации кочевое общество должно поддерживать тенденцию к ограничению различий, если не в собственности на скот, то в использовании его самого и его продуктов, что продиктовано потребностями кооперации, взаимопомощи и социальными нуждами общества. Этим целям служили распространенные и сбалансированные в кочевых обществах реципрокация и редистрибуция. Подвижность и низкая плотность населения кочевых обществ также препятствуют развитию в нем социальной дифференциации. Кроме этого, независимое существование кочевого общества в широком экономическом и социополитическом континууме возможно лишь при условии его консолидации, когда общественные потребности и интересы преобладают над групповыми. Это обстоятельство является барьером для развития социальной и имущественной дифференциации. Руководящий слой не только по форме, но и по существу является выразителем общественных интересов. Вожди в кочевых обществах выполняли судебные и церемониальные функции, занимались внешними связями, посредничеством во внутренних конфликтах и военным предводительством. Слабое развитие социальной и имущественной дифференциации в кочевом обществе обусловлено и тем, что основное богатство кочевников составлял скот, и оно было нестабильным. В неудачном году из-за бескормицы, эпизоотий, набегов соседей скот можно было легко потерять, и богатая семья сразу становилась бедной.

Однако стремление к росту количества скота приводит к определенным имущественным различиям, когда выделяются богатые скотовладельцы, привлекающие к себе людей для создания дружин с целью расширения влияния и власти. Этих воинов надо было содержать, а на это тратился скот. Выход заключался в захвате скота и других богатств в соседних обществах или иных подразделах собственного общества. Не случайно кочевые образования, у которых отмечено появление подобной социальной прослойки, характеризуются повышенной военной активностью, когда для подобных предводителей дружин набеги и война превращаются в постоянные промыслы. Судя по активным военным походам в конце VIII - начале VII вв. до н.э., такие военные дружины и их предводители существовали и у киммерийцев. Легенда Геродота о появлении скифов в Северном Причерноморье рассказывает о битве киммерийских вождей между собой. Как указывает А.М. Хазанов, в критический момент рядовые члены общества обладали решающим голосом, и басилевсы не могли принудить их следовать за собой [Хазанов 1975, с. 215]. Подобная ситуация соответствует обществу с военной демократией.

Отмечено, что контроль и собственность над не скотоводческой продукцией и особенно культивируемыми землями усиливает социальную дифференциацию кочевого общества и укрепляет власть вождей над рядовыми кочевниками. Именно этим объясняется тот факт, что киммерийцы Предкавказья организовывали грабительские походы на юг в страны Древнего Востока. У них было не кочевое хозяйство, как у киммерийцев степной Украины, а полукочевое или полуоседлое, сопровождавшееся земледелием. Вероятно, поэтому имущественная и социальная дифференциация общества у них была более значительной, нежели у киммерийцев степей, и именно у них выделились наиболее богатые скотовладельцы с их дружинами. В отличие от степного междуречья Дона и Дуная, аридизация климата слабее проявлялась в более влажном предкавказском регионе. Здесь реже имел место падеж скота от бескормицы, что позволяло отдельным наиболее успешным семьям накопить достаточный уровень богатства для содержания воинов.

Археологические материалы подтверждают выше приведенные предположения. Так, в степях Северного Причерноморья известны немногочисленные захоронения с оружием и уздой, которые традиционно интерпретируются как воинские. Вероятно, это связано с удаленностью от источников металлургии и металлообработки, что повышало ценность металлических изделий и не позволяло широко использовать их в качестве инвентаря погребений. В тоже время можно предположить, что в этом регионе кочевой характер хозяйства в неблагоприятных природно-климатических условиях не позволял богатым скотовладельцам формировать многочисленные дружины. Иная ситуация в Предкавказье, где в грунтовых могильниках найдены многочисленные захоронения с оружием: копьями, дротиками, кинжалами. Часто встречается и узда. Интересно, что, в отличие от степей Украины, в Предкавказье редки стрелы. Можно предположить, что копья и дротики требовали специальных навыков использования и определенной тренировки, характерной для специально подготовленных воинских дружин.

В степях Северного Причерноморья наоборот, единичны копья и мечи, редки кинжалы. Это может быть связано как с ценностью металлического оружия в условиях отдаленности от центров металлообработки, так и с более широким использованием лучников и отсутствием многочисленных специально обученных воинских дружин. Однако несомненно, что и в степном Причерноморье существовали военные вожди, которые возглавляли отряды во время военных конфликтов. По археологическим данным можно попытаться выделить их погребения. В первую очередь, это захоронения, отличающиеся многочисленным инвентарем, включающим предметы вооружения, и сложностью погребальной конструкции. Для киммерийских памятников применимо и наблюдение В.В. Цимиданова, сделанное для срубной культуры, где наиболее «богатые» по инвентарю захоронения сопровождались заупокойной пищей [Цимиданов 1996, с. 198-213]. Среди пищи наименее ценные части - конечности - сопровождали менее престижные захоронения, и чем «богаче» погребения, тем более многочисленные и ценные части туш в них клали.

Для первой половины IX в. до н.э. погребениями военных вождей можно считать новочеркасские захоронения в Слободзее 3/3 (Дунайско-Днестровский регион) и Новопетровке (Побужье). Судя по находкам четырех комплектов конской сбруи и кольца, типичного для колесниц, а также меча и щита, можно предположить, что этот вождь предпочитал «воевать» на колеснице. В Новопетровке захоронение сопровождалось многочисленными наконечниками стрел и золотыми украшениями. Оно, видимо, принадлежало вождю - лучнику. Оба погребения были основными в курганах и имели сложные погребальные сооружения, особенно Слободзея 3/3, где был деревянный надмогильный шатер, сожженный в процессе захоронения. Погребение в Слободзее 3/3 было одним из немногих новочеркасских, которое сопровождалось заупокойной пищей, включавшей часть туши животного с ногами. Интересно, что один вождь относится к «роду» с западной ориентацией умерших (Слободзея), другой - с южной (Новопетровка).

К этому же времени принадлежат несколько захоронений «военных вождей» черногоровской группы: Целинное 16/9 в Крыму, Суворово 5/1 и 5/2 на Нижнем Дунае. Они сопровождались кинжалами, оселками, керамикой и украшениями. В Целинном комплекс дополнен заупокойной пищей, включавшей конечности и часть тулова, а также черепом барана. Все захоронения произведены на левом боку скорченно, в Суворово 5/1 и Целинное 16/9 они ориентированы на восток, в Суворово 5/2 - на юг. Умерший из Целинного был молодым мужчиной. Интересно, что ни один из этих умерших не имел очелья.

Зато с очельями были похоронены семь других умерших первого периода: Соколово 2/1 (Орельско-Самарское междуречье), Золотая Балка 14/3, Первомаевка 3/5 (Поднепровье), Черногоровка 1/3 (восточная Украина), Траповка 1/9 (Дунайско-Днестровский регион), Анатольевка 1/5 (Побужье), Изобильное 2/9 (Крым). Все они не имели оружия и, вероятно, принадлежали наиболее влиятельной верхушке, выполнявшей гражданские или религиозные функции. Пол и возраст определен у трех костяков. В Изобильном похоронен молодой мужчина, в Золотой Балке 14/3 - женщина 25-35 лет.

Предположительно, женщина погребена и в Анатольевке. Среди погребений с очельями выделяется несколько групп, которые, видимо, отвечают разному уровню богатства и влияния. Наиболее высокий уровень, судя по многочисленности инвентаря в сочетании с заупокойной пищей, имели погребенные из Золотой Балки 14/3, Изобильного 2/9 и Соколово 2/1. Они сопровождались керамикой, украшениями, пищей, а также оселком в Изобильном или песчаной плиткой, иглой, пряслом и серпом в Соколово 2/1, а также кремнем, бабками и астрагалом в Золотой Балке 14/3. Менее влиятельными, вероятно, были погребенные в Анатольевке 1/5, Траповке 1/9, Черногоровке 1/3 и Первомаевке 3/5. Все они, кроме Черногоровки 1/3, сопровождались заупокойной пищей, но лишь в Анатольевке включавшей конечности и лопатку. Инвентарь представлен керамикой в Анатольевке, украшениями в Траповке, уздой в Черногоровке и отщепом в Первомаевке.

В памятниках второго периода также известны захоронения, которые можно интерпретировать как погребения военных вождей. В них отсутствуют кинжалы и мечи, однако найдены молотки (каменный в Звонецком 15/5 и бронзовый в Калиновке 1/2), а также лук и стрелы в Зимогорье 2/5. Их комплексы включали также оселки и ножи (Звонецкое и Калиновка), кремень и украшения (Звонецкое и Зимогорье), керамику (Калиновка, Зимогорье). В каждом комплексе была деревянная посуда и заупокойная пища, которая в Калиновке и Зимогорье представлена не только конечностями, но и более «мясистыми» частями тулова. В Звонецком 15/5 погребен взрослый мужчина. Эти три погребения ориентированы на восток.

Ко второму периоду относятся и четыре погребения с очельями: Висунск 1/2, Высокое 5/3 и Павловка 2/3 в Поднепровье, а также Семеновка 2/1 в Дунайско-Днестровском регионе. В них отсутствует оружие и, судя по инвентарю, они принадлежат влиятельной кочевой верхушке разных рангов. Так, наиболее богатым выглядит погребение в Высоком 5/3, где головной убор украшен золотой пластиной, а среди инвентаря находились железный нож, оселок, кремневое изделие, корчажка и два деревянных сосуда. Заупокойная пища этого захоронения включала наиболее ценную заднюю часть барана. Вероятно, менее влиятельными были погребенные в Висунске 1/2 и Павловке 2/3. Их очелья были украшены бронзовыми пластинами, а заупокойная пища включала конечности животных. Инвентарь этих погребений включал глиняную или деревянную посуду, иглу (Павловка) или бляшки (Висунск). Видимо, еще ниже рангом был погребенный в Семеновке, не имевший заупокойной пищи и сопровождавшийся лишь сосудом и отщепом. Захоронения в Высоком, Павловке и Семеновке ориентированы головой на восток, в Висунске - на юг.

Ко второй половине VIII - началу VII вв. до н.э. относятся новочеркасские погребения Зольное 1/10 (Крым), Высокая Могила п.2 и Великая Александровка 1/1 (Поднепровье), Урсоая (Дунайско-Днестровский регион). Среди них нет основных захоронений, однако, все они имели усложненную погребальную конструкцию. В Зольном погребен мужчина около 30 лет, в Великой Александровке - мужчина 35-55 лет, в Высокой Могиле п.2 - мужчина старше 55 лет. Набор инвентаря Зольного включал сбрую, кинжал, стрелы, оселок, сосуд и украшения. Наборы в Высокой Могиле и Великой Александровке не содержали конского снаряжения и стрел. Самым скромным был состав инвентаря Урсоаи, где кроме меча была выявлена поясная костяная бляшка с орнаментом. Судя по более простой погребальной конструкции, от которой сохранилось лишь деревянное перекрытие над ямой, ранг погребенного в Урсоае был ниже, чем в остальных упомянутых выше захоронениях. Любопытно, что все погребенные с кинжалами имели западную ориентировку.

К близкому времени относятся и два черногоровских погребения, которые можно интерпретировать как принадлежавшие военным вождям. Это погребение мужчины 25-35 лет в Высокой Могиле п.5 (Поднепровье) и погребение в Березках (Дунайско-Днестровский регион). Оба они сопровождались кинжалами. В Березках были еще найдены какие-то несохранившиеся бронзовые вещи и кости скелета лошади. В Высокой Могиле найдены также очелье, удила, набор стрел, оселок, кремневое изделие, деревянная чаша с золотыми деталями, нож, золотая подвеска и заупокойная пища. С этим же захоронением связана и тризна, содержавшая череп лошади.

Датировка некоторых черногоровских погребений с очельями вызывает затруднения: Васильевка 1/3, Новочерноморье 4/9 и 4/19, Орехово 3/3, Заповитное 2/9. Наиболее «богатым» является захоронение в Васильевке 1/3, где были найдены наконечники стрел, ворворка и часть таза барана с задней ногой. В Заповитном и Орехово выявлены деревянная посуда и астрагалы, дополненные в Орехово костями животного и бронзовым ножом. В двух погребениях у с. Новочерноморье была кухонная посуда в одном случае (4/9) дополненная пищей (остатки конечностей), а в другом пряслицем (4/19).

Интересно, что лишь два черногоровских погребения включают оружие и остатки очелья (Высокая Могила п.5 и Васильевка 1/3). Можно предположить, что только эти два погребенных совмещали военные и гражданские функции вождей. В большинстве же случаев эти функции выполнялись различными людьми.

Не имеют достаточных оснований для датирования также два новочеркасских погребения из Крыма, принадлежавшие, видимо, главам небольших объединений: Зеленый Яр 5/1 и Луговое 2/2. Они сопровождались булавой и молотком из камня. Правда, автор публикации комплекса из Лугового высказал предположение об ограблении этого захоронения, поэтому судить с уверенностью о сопровождавшем его инвентаре затруднительно [Тереножкин 1976, с. 50].

Распространение верховой езды в киммерийскую эпоху означало, что мобильные, хорошо подготовленные военизированные конные отряды могли быстро перемещаться и поражать противника, преодолевая громадные расстояния, одновременно сопровождая миграции или же стремительное отступление в случае необходимости. Помимо этого, кочевнические группировки получили возможность «оседать» в богатых ресурсами местах, заселенных представителями других этносов.

Появление конницы изменило военное дело в большинстве регионов Юго-Восточной Европы, хотя наибольшие преимущества от нее, конечно же, можно было получить главным образом в степных областях. Именно там в IX в. до н.э. сложился новый культурный комплекс, военизированный и иерархический по своей природе, активно использующий железо для изготовления предметов вооружения. Благодаря киммерийцам, в восточноевропейских степях распространяется новое конское снаряжение, предметы вооружения и быта, предполагающие более высокий уровень специализации военной тактики и техники, чем ранее, который, в свою очередь, сочетался с более высоким уровнем разведения коней и управления ими.

Таким образом, в этой глава на основе археологических материалов и с привлечением этнографических аналогий предложена реконструкция хозяйственной деятельности киммерийцев, обитавших в степях между Доном и Дунаем. Для них предполагается существование кочевого хозяйства с замкнутыми циклическими перекочевками по определенным маршрутам с более или менее постоянными зимниками, но без стационарных жилищ на них. Киммерийцы содержали стада основу которых составлял мелкий рогатый скот и кочевали вдоль долин рек, имея зимники на юге степной зоны и летники на границе с лесостепью.

Второй раздел главы посвящен реконструкции социальной структуры киммерийского общества, которое соответствовало термину «военная демократия». Оно состояло из двух эндогамных племен, оставивших скорченные «черногоровские» и вытянутые «новочеркасские» погребения. Каждое племя включало несколько родов, различавшихся своим происхождением (от белозерцев или постсрубников), что нашло свое отражение, в первую очередь, в ориентации, а также в иных деталях погребального обряда. Степные просторы между Доном и Дунаем были поделены между четырьмя родами: двумя черногоровскими с восточной и южной ориентировкой и двумя новочеркасскими с западной и северной ориентировкой. Их представители вступали в браки в рамках своего племени, в том числе с представителями тех родов, чьи земли располагались в степях Предкавказья и Волго-Донского региона, и которые отличались иной ориентацией погребенных: южной и восточной у новочеркассцев, западной и северной у черногоровцев.

Как и у всех кочевников, у киммерийцев, вероятно, семьи были нуклеарными и объединялись в семейно-родственные группы близкородственных семей, ядрами которых были ближайшие кровные родственники (микролинидж). Эти группы и составляли общину, включавшую от двух до пяти семей. Несколько общин, сформированных на базе линиджа, могли объединяться в общину второго порядка для совместных перекочевок. Между линиджами и микролиниджами распределялись участки родовых земель для кочевания.

Специфика кочевого скотоводства сдерживала социальную и имущественную дифференциацию киммерийского общества. Однако выделялись богатые скотовладельцы, имевшие дружины с целью расширения влияния и власти. Появление подобной социальной прослойки было обусловлено повышенной военной активностью, когда набеги и война превращаются в постоянные промыслы, что и фиксируется по военным походам киммерийцев VIII - VII вв. до н.э. Кроме военного предводительства, вожди в киммерийском обществе выполняли судебные и церемониальные функции, занимались внешними связями. В критический момент рядовые члены общества обладали решающим голосом, и басилевсы не могли принудить их следовать за собой. Подобная ситуация соответствует обществу с военной демократией.