Дарий, сын Гистаспа (521-485 гг.доР. X.)

Для государства было необыкновенным счастьем, что все семь кня­зей, хотя и не единогласно, но все-таки согласились последовать луч­шему совету за счет выбора формы государственного правления.

10 Древняя история

гие демократию; однако Дарий настоял на сохранении монархии. Старший из князей, Отан, добровольно отказался наперед от всех прав на царское достоинство. Остальные, признав с благодарностью благо­родство такого бескорыстного решения, тотчас же условились между собой, что тот из них, который будет царем, должен предоставить Ота- ну и его потомкам независимость и каждый год награждать его доро­гим подарком. Царскую власть должен был получить тот, чья лошадь первая заржет на общей прогулке. Счастье оказалось на стороне Дария.

Для еще большего утверждения своей власти новый царь счел по­лезным взять себе в жены двух дочерей Кира, одну Смердиса и одну Отана. Дарий твердостью и силой духа умел укрощать гордость и само­надеянность вельмож, когда они осмеливались нарушать его приказа­ния и законы. Однажды Интаферн — один из шести, имевших пра­во входить к царю без доклада, пожелал воспользоваться этим правом в то время, когда царь находился в женских покоях, в которых даже эти шестеро не могли беспокоить царя. Когда же вследствие этого нахо­дившиеся у дверей страж и докладчик не хотели пропустить Интафер- на, то он обнажил свой меч и отрубил им носы и уши. Извещенный о таком наглом поступке, Дарий опасался сначала, не было ли это сдела­но с общего согласия шестерых и не замыслили ли они возмущения, почему и начал выспрашивать по этому поводу каждого из них отдель­но. Но узнав, что Интаферн действовал без их ведома, он приказал взять его со всеми его сыновьями и родственниками под стражу и пре­дать смертной казни. Дарий имел сильное подозрение, что Интаферн со своими приверженцами намеревался восстать против него^[41].

Не менее осторожно и строго поступил Дарий с Оретом. Назначен­ный еще Киром наместником Лидии, он во время восстания магов сам добивался самостоятельной власти и распространил свое наместниче­ство на Фригию и Ионию. Когда же Дарий вступил на престол, то Орет выказал к нему такую заносчивость, что приказал умертвить отправ­ленного к нему царем посла с неприятным для него повелением. Дарий не отважился немедленно наказать Орета, так как он имел у себя на службе в звании копьеносцев тысячу персов. Напротив·, он послал к нему одного знатного перса, который прежде всего постарался подчи­нить своему влиянию копьеносцев. Когда копьеносцы стали испол­нять все даваемые послом от имени царя приказания и даже не захоте­ли более служить Орету, тогда посол предъявил им письмо Дария, в ко­тором им предписывалось умертвить Орета. Копьеносцы немедленно

выхватили свои мечи и убили сатрапа. Таким образом Дарий вновь подчинил Лидию, Фригию и Ионию.

Несравненно опаснее этого возмущения было восстание вавило­нян. Еще во время слабого правления магов приготовились они к от­падению от персов, в изобилии снабдили себя жизненными припаса­ми, и для того, чтобы их хватило на более продолжительное время, уда­вили всех излишних женщин. Когда они решительно отказались платит персам дань, Дарий сам выступил во главе своего войска и оса­дил город Вавилон. Но жители за своими чудовищными стенами на­смехались над всеми приступами. Двадцать месяцев кряду все средства и даже хитрость, употребленная Киром, оставались безуспешными. Постыдное отступление и потеря важной области казались неизбеж­ным уделом предприятия.

В такой крайности ревность к славе своего народа побудила моло­дого перса, 3 о п и р а, сына одного из семи главных предводителей, почти на невероятное самопожертвование. Он отрезал себе нос и уши, обрил себе голову, как рабу, и дал себя высечь острыми бичами до кро­ви. В таком изувеченном виде явился он к царю, который в испуге вскочил и спросил, кто его так изуродовал. «Я сам, — отвечал Зопир, — и из любви к тебе, потому что этим надеюсь завоевать тебе город.

Зопир пришел к городским воротам. Его лжи поверили, и он дейст­вительно так хорошо сыграл свою роль, что возбудил сожаление и не­годование в вавилонянях тем более, что его имя и высокое происхож­дение хорошо были им известны. Ему был доверен отдельный отряд, и он разбил с ним сперва тысячу, потом две и наконец четыре тысячи персов. Затем его назначили военачальником и защитником города. После этого ему легко было впустить персов в ворота в то время, когда жители сражались с шедшим на приступ неприятелем. Таким образом город был взят.

Дарий не остался неблагодарным к заслуге такого самопожертвова­ния. Он не только сделал Зопира сатрапом в Вавилоне, но и подарил ему еще на пожизненно и все царские доходы с этой обширной облас­ти. Но еще больше чести принесли ему его слова, что он лучше хотел бы видеть Зопира невредимым, чем взять еще двадцать таких городов, как Вавилон. Мятежный город подвергся страшному наказанию. Часть его крепких стен была срыта, ворота были разрушены, а три ты­сячи знатнейших жителей распяты на крестах.

В это же время другое внешнее предприятие Дария было скорее следствием его личного великодушия. Один знатный грек с острова Самоса, Силосон, во время завоевания Камбизом Египта отправился туда в числе многих эллинов, которые стремились в Египет частью для торговли, частью для военной службы, а также и из любопытства по­смотреть страну. Случайно он встретил на рынке в Мемфисе Дария, служившего в числе телохранителей Камбиза.

Когда Силосон узнал о неожиданном возвышении молодого перса, то задумал извлечь из этого пользу. Он прибыл в Сузу, сел у входа в царский дворец и объявил спросившим его стражам, что он благоде­тель царя. Допущенный к Дарию, он напомнил ему о подаренном на мемфисском рынке красном плаще. «Да, честный человек, — восклик­нул царь, — я узнаю тебя теперь. Ты сделал мне добро, когда я находил­ся еще в ничтожестве; теперь тебе не придется раскаиваться в том, что оказал услугу сыну Гистаспа».

Дарий хотел принудить его взять множество серебра и золота, но Силосон отказался от подарков и сказал: «Если ты желаешь вознагра­дить меня, царь, то освободи мое отчество — Самос, которое с тех пор, как постыдно убит мой брат Поликрат', находится во власти одного из наших рабов. Сделай для меня это, но без пролития крови и не лишая никого свободы».

Дарий согласился на эту просьбу и послал Силосона с вооружен­ным флотом под предводительством верного своего Отана, в Самос. Вопреки желанию добросердечного Силосона, город пришлось завое­вать мечом, притом только после того, как большая часть жителей была перебита; остальные покорились своему новому повелителю. По­сле взятия Вавилона были покорены и остальные восставшие провин­ции (Сузиана, Мидия, Армения, Парфия, Гиркания), а в самой Пер­сии подавлено возмущение второго Лже-Смердиса (перса Вахъяздата).

Рассказанные выше события послужили к утверждению положения царя и только что приобретенного персами могущества. Теперь Дарию следовало предпринять что-нибудь для расширения своих владений: «Царь, твоя власть так велика, — приводит Геродот слова царицы

¹Поликрат был известен своим необыкновенным счастьем. Флот его повсюду одер­живал победы; он покорил множество ионийских островов и городов и находился в ве­сьма выгодном торговом союзе с египетским царем Амазисом.

Атоссы, обращенные к ее супругу, — а ты сидишь смирно и ни достав­ляешь персам нового государства, ни увеличиваешь их могущества. Тебе, человеку еще молодому и обладающему богатыми сокровищами, следует отличиться каким-нибудь геройским подвигом и тем показать персам, что ими управляет храбрый муж. Заставив персов воевать, ты лишишь их возможности на досуге опять составлять против тебя заго­воры. Ты должен сделать это теперь, пока молод. Потому что когда укрепляется тело, то вместе с ним укрепляется и душа; когда же оно становится дряхлым и ни на что уже негодным, то и душа вместе с ним

Скифская одежда. Р. Hottenn>th. Trachten der V∂lker.

стареет». Дарий отвечал ей, что он уже сам думал об этом и желает предпринять поход против скифов, которые обитали в нынешней Юж­ной России.

По свидетельству Геродота, Скифия простиралась от устьев Истера (Дуная) до истоков Дона (Танаиса), а на северо-западе — до Карпат­ских гор. Занятия скифов, которые называли сами себя сколотами, со­гласовались с свойствами занимаемой ими местности. Племена, жив­шие ближе к Черному морю, имели постоянные жилища, занимались земледелием и вели торговлю хлебом.

Кроме скифов, Геродот называет еще некоторые народы с грече­скими прозвищами и не скифского происхождения: андрофагов (людоедов) имеланхленов (черные плащи), местопребывание ко­торых, по его описанию, следует искать в Средней России. К востоку от Танаиса он помещает сарматов, сродных по нравам и языку со скифами; к северу от них жили будины — многочисленный народ с голубыми глазами и светло-русыми волосами, совершенно отличные от скифов по обычаям и образу жизни.

Далее к северу Геродот помещает два звероловных народа: тисса- гетов, ирков и наконец на самом крайнем конце известных ему стран агриппеев, походивших на скифов одеждой, но совершенно отличавшихся от них своим особенным наречием. Согласно описа­нию, в котором они изображаются с приплюснутыми носами и разви­тыми челюстями, живущими в войлочных палатках и кочующими со своими стадами, молоко которых составляло их главную пищу, в аг- риппеях можно признать нынешних калмыков, принадлежащих к монгольской расе. На Верхнем Гипаносе (Буге), в нынешней Волыни и Подолии, обитали алацоны и нейреры,а западнее от них, вплоть до Трансильвании, а г а т и р с ы, которые «носили золотые украшения и имели общих жен». Геродот заключает свое повествование следую­щими замечательными словами: «Здесь находится граница известных земель и народов, так как до сих только мест доходят скифские карава­ны из греческих торговых городов. Далее возвышаются страшные, не­проходимые горы. Но агриппеи утверждают, что там живут люди с ко­зьими ногами, а еще далее за ними другие люди, которые спят шесть месяцев в году, чему, однако, я отнюдь не верю». Без сомнения, в этом следует видеть намек на продолжительные ночи на Крайнем Севере.

Геродот описывает скифов воинственным, способным, диким на­родом. Богу войны они воздвигали в каждом поселении особые святи­лища. Из связок хвороста громоздили они высокую гору, с трех сторон отлогую и с одной только крутую; наверху ее устраивалась четырехуго­льная ровная площадка. Здесь скифы ставили древний железный меч, которому они, как священному изображению бога войны, приносили ежегодно жертвоприношения.

Из всех захваченных в плен врагов сотого скифы обрекали на жерт­ву богам. Когда скиф убивал первого врага, то пил его кровь, а головы всех убитых им в сражении неприятелей приносил царю, ибо только тот, кто приносил голову врага, получал право на часть добычи. С го­лов этих сдирали кожу, выделывали ее и привязывали в виде украше­ния к поводьям лошадей. Из голов самых заклятых своих врагов, даже своих родственников, если те вступали с ними в вражду, они делали со­суды для питья, которые у богатых были внутри вызолочены. Однажды в год старшина селения приготовлял в кружке вино, и из нее пили все скифы, убившие хотя одного врага; тот, кто не мог этим похвалиться, не вкушал этого вина и постыдно сидел в стороне. Кто убил многих врагов, тот пил из двух чаш.

Подобный же дикий нрав обнаруживают и обряды, с какими скифы заключали союзы и погребали своих царей. При заключении союза на­ливали они вино в глиняную чашу, надрезывали себе кожу и выпуска­ли в вино несколько капель крови. В смешанное таким образом с кро­вью вино каждый из союзников погружал свое оружие, и затем, произ­нося длинные молитвы, все пили из этой чаши. Когда умирал их царь, то тело его бальзамировали, а снаружи покрывали воском. Потом тело

Персидские копьеносцы. Weiss. Kostumkunde.

возили по всем подвластным племенам, и все, кого таким образом по­сещал царский труп, должны были брить себе голову, раздирать лоб и нос и пронзать левую руку стрелой.

По совершении объезда и предания земле тела царя вместе с ним погребали, предварительно задушив, одну из его жен, кравчего, пова­ра, конюшего и других слуг. Наконец, по истечении года, убивали еще пятьдесят лучших слуг его и столько же отборных лошадей. Затем набитые из пятидесяти убитых слуг чучелы сажались верхом на чуче- лы убитых лошадей и из них расставлялся на царской могиле круг всадников.

Против таких-то народов предпринимался поход, который, как ка­жется, весьма не нравился персам. Так, брат царя Артабан, указывая Дарию на бедность скифов, не советовал предпринимать против них войну. Плачевный результат имела просьба одного знатного персид­ского вельможи Абаза — не посылать в этот поход одного из трех его сыновей. Царь со злой усмешкой отвечал, что оставит ему всех троих, и приказал убить их.

Один самосский грек построил мост через Босфор. Дарий перешел через него с многочисленным войском, состоявшим, по словам Геро­дота, из 700 000 человек. Отсюда он пошел по западному берегу Черно­го моря, через Фракию. У Теарского источника царь приказал поста­вить столб со следующей надписью: «Теарский источник дает лучшую и прекраснейшую воду, и его достиг на походе своем против скифов лучший и прекраснейший из всех людей — Дарий, сын Гистаспа, — царь персов и всей земли».

Наконец Дарий достиг Истера. Здесь ожидали его ионийские и дру­гие эллины, которые приплыли по его приказанию Черным морем к

Персидская военная колесница. Weiss. Kostumkunde.

устью Дуная и построили в том месте, где река эта разделяется на не­сколько рукавов, мост на судах. Переправясь по нем с персидским вой­ском, Дарий приказал ионийцам разрушить мост и следовать за ним в полном составе. Но по совету митиленского предводителя Кеса обезо­пасить себе на всякий случай путь к отступлению, он отменил это при­казание и возложил охрану моста на греческих предводителей и их войска. Отправляясь в дальнейший поход, он дал им ремень с шестью­десятью узлами и приказал каждый день развязывать по узлу и до тех пор не возвращаться в свое отечество, пока не будут развязаны все узлы. Затем Дарий продолжал идти против скифов.

Скифы, не рискуя вступать с ним в открытые сражения, избрали верное средство погубить персов. Опустошая и уничтожая за собой все, они отступали перед персами по двум направлениям; персы, по­стоянно их преследуя, дошли до Танаиса (Дона), перейдя его, всту­пили в землю сарматов и будинов и наконец очутились в пустынной степи.

Отражая нападения и с большими лишениями, прошел Дарий зем­ли меланхленов, андрофагов и других народов, но неприятель ни разу не вступал с ним в открытый бой. Напрасно требовал он от скифов или сразиться с ним, или прислать ему земли и воды в знак покорности. Взамен этого они прислали ему птицу, мышь, лягушку и пять стрел. Дарий объяснил эти дары как знаки покорности, ибо, по его мнению, мышь означала землю, лягушка — воду, птица — лошадь, а стрелы — их искусство. Один только Гобриас, один из семи, убивших Лже-Смерди- са, дал другое толкование и сказал, что скифы дарами своими желали объяснить: «Если вы не превратитесь в птиц, летающих по воздуху, или в мышей, ползающих под землей, или в лягушек, прыгающих по боло­там, то не вернетесь домой, а все погибнете от наших стрел».

И действительно, скифы приняли меры, чтобы сделать отступление персов невозможным. Лучше зная дороги, они опередили Дария и яви­лись к стоявшим у моста через Дунай грекам. «Сломайте мост, — обра­тились они к ним, — возвращайтесь домой, так как шестьдесят дней уже прошло, и отложитесь от Дария. Со своей стороны мы постараем­ся, чтобы у него не осталось ни одного воина».

Предложение это показалось греческим предводителям весьма со­блазнительным. В особенности афинянин Мильтиад, бывший в то же время властителем в Херсонесе Фракийском, советовал воспользова­ться этим обстоятельством и истреблением персидского войска осво­бодить Ионию. Но Гистией из Милета не соглашался с этим мнением и доказывал, что все они властвуют в своих городах лишь под защитой персидского могущества и что города эти, как только могущество пер­сов будет уничтожено, немедленно введут у себя прежнее народное правление. Это рассуждение убедило предводителей отвергнуть мне­ние Мильтиада и остаться верными царю, но они разрушили северную часть моста, чтобы скифы сами не уничтожили всего моста. Скифы по­шли вновь навстречу Дарию, но разошлись с ним, благодаря чему он достиг моста и перешел его обратно. Сам царь переправился обратно в Азию, а в Европе, для покорения Южной Фракии, оставил Мегабаза с 80-тысячным войском.

Фракия была населена многими воинственными племенами, кото­рым, по свидетельству Геродота, недоставало только единства и внут­реннего согласия, чтобы быть непобедимыми. Мегабаз покорил их, а также острова Лемнос и Имброс, и склонил царя А м и н т а признать себя подвластным Дарию. Персидское государство расширило свои границы и на восток, потому что Дарию с помощью карийского море­плавателя Скилакса удалось подчинить своей власти жителей стран по Инду. Но когда персы пожелали распространить свои владения и на запад, то они столкнулись с Грецией, и возникшая вследствие этого борьба вынудила персидских царей помышлять более о сохранении, чем о расширении своей монархии.

Повторившееся восстание вавилонян и жителей Сузы было энер­гично подавлено Дарием. В благодарность за эти победы Дарий воз­

двиг памятник в Мидийской области Багистане (земля богов). На об­ращенной к востоку отвесной скале в 300 футов вышины над бьющим из скалы ключом приказал он вырубить ровную и гладкую площадку и высечь барельеф (выпуклое изображение). Барельеф этот изображает фигуру самого царя, которая господствует над остальными фигурами. Одежда на ней ниспадает спереди до колен, а сзади до икр; на руке браслет, волосы длинные и тщательно завитая борода. Правой ногой царь попирает распростертого на земле человека. Внизу можно про­честь следующую клинообразную надпись: «Этот Гаумата, маг, лгал;

Барельеф с воспоминаниями деяний Дария.

он говорил Я — Бардийя, сын Кура (Кира), я — царь». Перед Дарием с веревкой на шее стоят один за другим, в различном одеянии, девять ца­рей со связанными за спиной руками и с обнаженными головами; то­лько один из них имеет на голове очень высокую остроконечную шап­ку. Над серединой всей этой группы парит Ормузд со строгим старче­ским ликом, длинными волосами и бородой, видимый только до колен, в крылатом кольце. Подпись под всем этим изображением гла­сит в заключение: «Что я совершил, я совершил по милости Ормузда, потому что я не был злонамерен, потому что я не был лжецом и надме­нен. Ты, который будешь после меня царем, остерегайся лжи. Не унич­тожай эту доску, ибо иначе Ормузд может убить тебя, а род твой свести в могилу, и то, что ты совершишь, то Ормузд может уничтожить» (Vgl. Dunker, IV, стр. 480).

3.