ОБЩЕСТВЕННОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДУХОВЕНСТВА
Отношение татар к нему. Значение и права духовенства в эту эпоху. Влияние духовенства на общественную жизнь России. Содержание духовенства
Русская церковь во время владычества татар оставалась в прежних отношениях к князю и народу, но духовенство получило большое значение.
Монгольские ханы, согласно с правилами чингисхановой «книги запретов», приняли русское духовенство под свое покровительство; они освободили духовенство и всех церковных людей от даней; кроме того, духовенство получило от ханов многие и очень важные привилегии. По свидетельству ханских ярлыков, мы видим, во-первых, что митрополитам был предоставлен полный и бесспорный суд над всеми церковными людьми. Право духовного суда ханы распространили даже на дела уголовные. Во-вторых, ханы утвердили за митрополитом и церковью все церковные владения, признали законными все распоряжения митрополитов и епископов по делам духовного ведомства. При этом ханы строго запретили чинить какие-либо обиды людям и владениям, принадлежащим церкви. В ярлыке Узбека сказано: «Да не вступается никто же ни в чем в церковныя и в митрополичи, ни волости их, ни в села их, ни во всякие ловли их, ни в борти их, ни в земли их, ни в луги их, ни в лесы,ни в волостныя места их, ни в мельницы, ни в зимовища их, ни в стада их конския, ни во всякия скотския стада, ни во вся стяжания и имения их церковныя, и люди их, и вся причты их, и вся законы ихуложенныя старыя от начала их, — то все ведает митрополит, или кому прикажет; да не будет ничтоже причинено или порушено, или кем изобижено». В-третьих, по свидетельству ярлыков освобождаются от всех даней и пошлин не только духовенство, но и все люди и владения церкви; равным образом они не обязываются и военной службой ханам. Вот слова ярлыка: «А поедут наши баскаки и таможники и даньщики, поборщики по сим нашим грамотам, как наше слово молвило и уставило, да все будут целы сборныя церкви митрополичи, никем ни от кого не изобижены вся его люди и вся его стяжания, как ярлык имеет: архимандриты, игумены, и попы и вся причты церковные ничем никто да не будет изобижен, дан ли на нас емлют, или иное что ни буди: тамга ли, поплужское ли, ям ли, мыт ли, мостовщика ли, война ли, ловитва ли, кая ни буди наша, или егда на службу нашу с наших улусов повелим рать сбирати, где восхотим воевати, а от соборныя церкви и от Петра митрополита никто же да не взимает и от их людей и от всего его причта». В-четвертых, ханы признали за церковью разных ремесленников и также освободили их от разных податей и повинностей в пользу ханской казны. В ярлыке сказано: «А что будут церковные люди, ремесленницы кои, или писцы, или каменные сдатели, или деревянные, или иные мастеры, каковы ни буди, или ловцы, какого лова ни буди, или сокольницы; и в то наши никто не вступаются, и на наше дело да не емлют их и да не отнимают ничего же». В-пятых, ханы утвердили и признали неприкосновенность церквей, монастырей и часовен и за оскорбление их назначили смертную казнь. «А что закон их и в законе церкви и монастыри и часовни их ничем да не вредят, ни хулят, а кто учнет веру хулити, или осужати, и тот человек не извинится ничем же и умрет злою смертью». А в ярлыке Атюляка неприкосновенность церковных и митрополичьих людей и имуществ до того распространена, что в церковных домах не имели права ставиться и посланцы ханские. Хан не только сам казнил обидчиков церкви по жалобе митрополита, но и дозволял церковным людям убивать их, хотя бы то были послы ханские; за убийство церковных людей назначал смертную казнь. «А в церковных домех ни ставити никому, ни рушити их, а кто ся станет ставити в церковных домех, или рушити их, а нам ся на кого пожалуют церковные люди, и тот от нас неживотною казнию казнен будет. А кого наших послов или пошлинниковубьют церковные люди над своим добром, тому вины нет; а кого наш убьет церковных людей, и тот сам смертию да умрет». В-шестых, хан дозволяет митрополиту русскому принимать к себе в службу и зачислять за себя не только церковных, но и посторонних людей, кто захочет ему служить. В ярлыке Узбека сказано: «А кто будет поп, или диакон, или причетник церковный, или людин, кто ни буде, откуда ни есть, митрополиту похотят служити и о нас Бога молити, что будет о них у митрополи та в мысли, то ведает митрополит». В-седьмых, ханы не только утверждают своим признанием разные привилегии за митрополитом и церковью, но и церковным людям предписывают жить в повиновении у митрополита на основании данных ему ханских ярлыков. Ярлык Узбека так выражает это утверждение митрополичьей власти над церковными людьми: «Дали есмы Петру митрополиту грамоту сию крепости для. да сию грамоту видяще и слышаще ecu людие и все церкви и все монастыри и все причты церковные да не прислушают его ни в чем, но послушни ему будут по их закону и по старине, как у них изстари идет».Русское духовенство татарскими ханами было поставлено в исключительное положение перед всеми общественными классами на Руси и было в подчинении или под покровительством у церкви было тогда, очевидно, самой завидной долей для русских людей. Атак как предоставляется на волю митрополита принимать к себе в службу посторонних, нецерковных людей, и митрополит, конечно, не имел надобности отвергать тех, которые добровольно шли к нему на службу, то посему нет сомнения, что многие охотно шли в службу к митрополиту и селились на церковных землях во избежание притеснений и обид, причиняемых татарскими сборщиками даней и разными ханскими посланцами, особенно в первое время татарского владычества, когда князья, состоящие под надзором баскаков, не могли дать верной защиты своим подданным. При таких выгодных условиях церковь и духовенство, очевидно, не только привели в цветущее состояние церковные имущества относительно своего населения, но и двор митрополита сделался многочисленнее и важнее против прежнего, особенно когда митрополиты перебрались на постоянное житье в Москву. В таком же положении, вероятно, находились и дворы епископов. Бояре, желая воспользоваться привилегиями, предоставленными татарами церковным людям, охотно шли в службу к митрополиту и епископам. Кроме свидетельства ханских ярлыков о положении русского духовенства во время татарского владычества, мы имеем об этом еще свидетельство уставной грамоты великого князя Василия Дмитриевича и митрополита Киприа- на, писанной в 1392 г. Грамота эта, в сравнении с ханскими ярлыками, хотя принадлежит к позднейшим памятникам, относящимся уже к тому времени, когда татарское владычество значительно ослабело и когда великие князья приобрели уже довольно независимости от татарских ханов и, следовательно, сильнее развили свою власть, тем не менее в грамоте еще заметно такое значение митрополита Киприана, каким не пользовался ни один митрополит до татарского владычества.
Грамота написана в одинаковом тоне с договорными грамотами, которые князья заключали между собой. В грамоте великий князь отказывается, во-первых, от всякого суда в митрополичьих владениях и запрещает боярам покупать митрополичьи села: «Судити митрополиту Луховца с волостелем или с доводчиком, а судье моему, великаго князя, не быти: а боярам и слугам князя великаго и митрополичьих земель Луховских не купити, а которые будут покупили, а тем лезти вон, а сребро свое взяти». Во-вторых, великий князь обещается брать с митрополичьих сел татарскую дань по особой оброчной грамоте, а других никаких даней не брать и даже не посылать туда своих даньщиков; притом и по оброчной грамоте брать только тогда, когда и с княжеских владений будет собираться дань татарам. В грамоте сказано: «А на тех (митрополичьих) селех даньщику и бельщику моему, князя великаго, не быти, а дань имати с тех сел в выход по оброку, по моей грамоте, великого князя, по оброчной, а лише того оброка не имате; а ям по старине — шестой дань, а коли мои села, князя великаго, дадут, тогда и митрополичьи дадут». В-третьих, великий князь допускает общий суд с митрополичьей и княжеской стороны, когда из подсудимых один будет принадлежать митрополичьему ведомству, а другой великокняжескому; но в случае митрополичьего отъезда и общий суд представляет себе только с тем, чтобы пошлинами от суда делиться пополам с митрополитом. Также князь предоставляет себе суд над митрополичьим наместником или десятником и волостелем, когда на них будут жаловаться князю. В-четвертых, великий князь освобождает церковных людей от всех торговых пошлин, когда они не занимаются прикупом, а продают только свое домашнее, и назначает брать с церковных людей условленный оброк только тогда, когда нужно было платить дань татарам, которая в это время посылалась не часто и отнюдь не каждый год. В грамоте сказано: «А митрополичьим людем церковным тамги не дава- ти, как было и при Алексее митрополите; кто продает свое домашнее, тот тамги не дает, а который имет прикупом которым торговати, а тот тамгу дает. А коли дань дати в татары, тогды и оброк дати церковным людем; а коли дани не дати в татары, тогды и оброк не дати церковным людем». Настоящая статья грамоты уже указывает на некоторые стеснения привилегий, данных ханами русскому духовенству: по ханским ярлыкам духовенство было освобождено от всех даней и торговых пошлин. Здесь же мы встречаем и дань, хотя не постоянную, и торговые пошлины, когда духовные будут торговать прикупом, т.е. купечествовать. Отсюда видно, что русское духовенство не отделяло себя от народа, но помогало ему нести тягости и налоги, но только по особым договорным грамотам. В-пятых, великий князь условливается с митрополитом, в какой степени митрополичьим людям участвовать в военных походах князя: «А про войну, коли яз сам, великий князь, сяду на конь, тогды и митрополичьим боярам и слугам, а под митрополичьим воеводою, а под стягом моим, великаго князя». Эта статья очень много говорит нам о значении в то время митрополита как светского владельца. Мы здесь видим, что у митрополита было столько бояр и слуг, что они могли составлять целые военные отряды со своими воеводами, только полки митрополита не имели своего знамени. Здесь же есть свидетельство или указание, что в службу митрополита охотно записывались разные бояре и слуги княжеские и, следовательно, службу эту считали для себя выгодной, ибо в грамоте отделяется особый класс митрополичьих бояр и слуг, которые приписывались вновь к митрополиту уже по смерти Алексея митрополита, предместника Киприанова; следовательно, приписка бояр в митрополичью службу постоянно увеличивалась, и чтобы сколько-нибудь сократить это увеличение - великий князь новоприписанных митрополичьих бояр и слуг отделяет от старых бояр и требует, чтобы они ходили на войну под княжеским воеводой, где кто живет, а не под митрополичьим воеводой. В грамоте сказано: «А кто будет бояр или слуг не служивал Алексею митрополиту, а при казался ново митрополиту, а те пойдут под моим воеводою, великого князя, где который живет, ин под тем воеводою и есть». В-шестых, великий князь запрещает ставить в дьяконы и попы княжеских слуг и данных людей, как бы в подтверждение предшествовавшей статьи, дабы была возможность сократить записку нецерковных людей в церковную службу; а еще более сокращает распространение духовенства тем, что не признает принадлежащими к духовному ведомству священнических детей, ежели они не посвящены в церковную службу и живут отдельными домами от отцов, но не запрещает священническим детям, состоящим в княжеской службе, опять возвращаться в духовное ведомство, ежели они желают посвятиться в священники или дьяконы. В грамоте сказано: «А слуг моих, князя великого и моих данных людей в диаконы и в попы митрополиту не ставити; а который попович, хотя будет писан в мою службу, а всхочет стати в попы, или в диаконы, ино ему вольно стати; а попович, который живет у отца, а хлеб ест отцев, ино той митрополич, а который попович отделен и живет опричь отца, а хлеб ест свой, а то мой, князя великого». Наконец, в-седьмых, грамота представляет свидетельство вмешательства великого князя в права митрополита относительно сбора митрополичьих доходов с тех церквей, которые находились в ведомстве митрополита. Князь, конечно по взаимному согласию с митрополитом, ограничивает сбор доходов митрополита и его наместников только немногими видами доходов и притом в определенном количестве, именно: митрополиту предоставляется, во-первых, «сборное» с церкви по 6 алтын; во-вторых, «заезд» по три деньги; митрополичьему же десятнику «насед» назначается по шести алтын; в этой пошлине ему зачисляется и за въездное и за Рождественное и за Петровское. Время для сбора сих доходов назначается митрополиту о Рождестве Христове, а десятнику о Петрове дне. Притом митрополит не имел права брать своих доходов с тех церквей, которые не давали их прежде при Алексее митрополите. Настоящая уставная грамота (1392 г.)служит прямым свидетельством, что, несмотря на ханские ярлыки, поставившие митрополита и церковных людей в исключительное положение и как бы освободившие их от всякой другой зависимости, кроме хана, в сущности, на деле митрополит и церковные люди оставались и при татарском владычестве почти в прежних отношениях к князю: церковь и князь по-прежнему составляли одну нераздельную власть, митрополит и епископы более или менее продолжали действовать заодно с князем, и духовенство нисколько не изменило своих отношений к обществу.Представив значение и права духовенства во время татарского владычества, как это засвидетельствовано и ханскими ярлыками, и русской уставной грамотой, мы теперь должны обратиться к свидетельствам о влиянии духовенства на общественную жизнь в России и об участии его в ней. Здесь нам лучшим и вернейшим свидетельством служат договорные грамоты князей и другие официальные памятники. Все договорные грамоты князей, начиная с грамоты Дмитрия Донского с князем Владимиром Андреевичем Серпуховским, свидетельствуют о сильном участии митрополитов в сношениях князей друг с другом. По свидетельству этих грамот мы видим, во- первых, что все договоры князей, утверждаемые обыкновенно крестным целованием, заключались в присутствии митрополита или епископа, а сами договорные грамоты писались по благословению митрополита в Москве и по благословению епископа в других княжествах. Так, в первой договорной грамоте Дмитрия Донского с Владимиром Андреевичем, писанной в 1362 г., сказано: «По благословению отца нашего митрополита Алексея всея Руси се яз, князь великий, Дмитрий Иванович докончали есьмы с братом своим молодшим, со князем Во- лодимером Ондреевичем, целовали есмы крест у отца своего Алексея митрополита всея Руси». Точно так же писались и все другие договорные грамоты Дмитрия Донского и сына его Василия Дмитриевича. А договорные грамоты Василия Васильевича Темного не только писались по благословению митрополита, но для большего подтверждения и подписывались митрополитом. Так, первая договорная грамота Василия Васильевича с дядей его Юрием Дмитриевичем, написанная в 1428 г., подписана митрополитом Фотием; потом все договорные грамоты Василия Васильевича, начиная с 1452 г., подписаны рукой митрополита Ионы, а духовные его грамоты - рукой митрополита Феодосия. Договорные грамоты великого князя Ивана Васильевича все писаны по митрополичьему благословению и подписаны митрополитом, а к договорной грамоте его с князьями Федором и Иваном Борисовичами Волоцкими, писанной в 1497 г. даже привешена вместе с княжескими печатями печать митрополита Симона, подписавшего грамоту. А на договорных грамотах великого кн. Ивана Васильевича с кн. Михаилом Андреевичем Верейским, писанных в 1463 и 1465 г. даже есть подпись, что они хранились у митрополитов: первая - у митроп. Филиппа, а вторая - у митроп. Геронтия. Из грамот Рязанских князей мы также видим, что они писались по благословению рязанского епископа и подписывались им: так, в договорной грамоте великого князя Ивана Васильевича с его удельным князем Федором Васильевичем, писанной в 1496 г., сказано: «Божиею милостью и пречистыя Богоматери и по благословению отца нашего Симеона, владыки рязанского и муромского и по нашей любви на сем на всем целуй ко мне крест». Вероятно, то же мы встретили бы в грамотах и других князей: Смоленского, Тверского, Нижегородского и др., но, к сожалению, грамоты их не дошли до нас.
Во-вторых, митрополиты и епископы не только писались в договорных грамотах князей, как свидетели и посредники между ними, но нередко назначались князьями судьями в княжеских спорах. Так, например, в договорной грамоте Василия Дмитриевича с рязанским князем Федором Ольговичем, писанной в 1402 г., и в договорной грамоте Юрия Дмитриевича с рязанским князем Иваном Федоровичем, писанной в 1433 г., в случае суда и споров между князьями третейским судьей назначался митрополит. Вот слова этих грамот: «... а о чем ся судьи наши сопрут, ино им третий митрополит, а кого митрополит обинит, инообидное отдати». В-третьих, летописи представляют много свидетельств об участии митрополитов, епископов и других духовных лиц в делах междукняжеских и вообще в устройстве порядка и тишины в Русской земле. Так, по свидетельству летописи, первый же во время татарского владычества митрополит Кирилл в 1270 г. примирил новгородцев с Ярославом Ярославичем, тогда как прежде этого Ярослав без успеха испытал все средства примирения с ними. Митрополит по просьбе Ярослава написал новгородцам грамоту, в которой ручался за Ярослава, что он не будет обижать Новгорода; вот слова митрополичьей грамоты: «Аз вам ручаюсь по нем и вы бы его приняли с честию достойною» (Ник. III, 52). О епископе Сарском[136] Феогносте есть известие, что он несколько раз был в Константинополе послом даже и от хана Менгу-Темира; так, под 1279 г. в летописи говорится, что в этом году приехал в Москву из Константинополя сарский епископ Феогност, куда он был послан уже в третий раз от Менгу-Темира и митрополита Кирилла с грамотами и дарами византийскому императору и патриарху (Ibid., 68). В 1280 г. новгородцы посылали своего епископа Климента к великому князю Дмитрию Александровичу; а в 1281 г. ростовский епископ Игнатий мирил ростовских князей, враждовавших друг с другом, и ездил к великому князю Дмитрию Александровичу с просьбой о том, чтобы он принял участие в примирении ростовских князей (Ibid., 71). В 1296 г. владимирский епископ Симеон присутствовал во Владимире на суде князей перед ханским послом и убедил их примириться и поделить свои вот - чины, тогда как они уже готовы были начать междоусобную войну (Ibid., 94). В1311 г. митрополит Петр остановил поход тверского князя Дмитрия Михайловича на Нижний Новгород (Ibid., 107). В 1365 г. тверской епископ Василий по приказанию митрополита Алексея судил тверских князей, споривших об уделах. В том же году для примирения нижегородских князей - Дмитрия и Бориса Константиновичей, был послан Дмитрием Ивановичем Донским преподобный Сергий Радонежский. Сергий позвал Бориса Константиновича в Москву, и когда тот не послушался, то он, по приказанию митрополита Алексея и великого князя Московского, затворил в Нижнем все церкви, чем и вынудил нижегородских князей смириться. В 1385 г. преподобный Сергий по поручению Дмитрия Ивановича Донского ездил в Рязань для заключения мира с Олегом Рязанским, что Сергий исполнил с большим успехом. По его убеждениям Олег заключил вечный мир с князем московским и сделался постоянным его союзником (Ibid., 148). О митрополите Ионе в летописях говорится, что он, еще бывши епископом рязанским, принимал самое деятельное участие в борьбе Василия Васильевича с Дмитрием Шемякой: когда в 1446 г. Дмитрий захватил Василия, его мать и детей, то Иона, по словам летописи, каждодневно не переставал говорить Дмитрию, что он учинил неправо, и этим наконец достиг того, что Дмитрий освободил Василия и дал ему в удел Вологду, а это дало возможность Василию возвратить и московский престол (Ibid., 209). До нас дошло несколько посланий и окружная грамота Ионы, в которых ясно выражается его участие в государственных делах. Первое из этих посланий, к князю Дмитрию Юрьевичу, написанное от лица всего русского духовенства, относится к 1447 г., когда Иона еще был епископом рязанским. В этом послании собор епископов, архимандритов, игуменов и священников убеждает Дмитрия прекратить междоусобие и примириться с великим князем, а в противном случае грозит ему своим неблагословением (Ак. Ист. I, N° 40). Потом в 1448 г. Иона, сделавшись митрополитом, немедленно послал окружную грамоту ко всем князьям и ко всему народу русскому, в которой убеждает их не держаться стороны Дмитрия Юрьевича, восставшего на великого князя (№ 44). Участие Ионы в государственных делах было известно и за пределами России: так, король польский присылал Ионе грамоты, в которых просил его позаботиться о поддержании согласия между Москвой и Польшей, о чем упоминает сам Иона в своем послании к Казимиру, писанном в 1450 г. (А. А., т. I, № 49). Иона писал послание тверскому епископу Илье, приказывая ему убедить Бориса Александровича Тверского отправить полки на помощь великому князю Василию Васильевичу против казанских татар. В 1452 г. Ионой были написаны два послания к новгородскому архиепископу Геннадию против Дмитрия Шемяки, укрывавшегося в Новгороде. В 1456 г. Иона писал послание к смоленскому епископу Михаилу против бежавшего в Литву можайского князя Ивана Андреевича.
Как не одни митрополиты, но и епископы и игумены принимали участие в общественных делах, точно так же и послания к князьям писались не одними митрополитами и епископами: до нас дошли два послания Кирилла, игумена Белозерского монастыря. В одном из этих посланий Кирилл убеждает великого князя Василия Дмитриевича примириться с князьями суздальскими, а в другом пишет можайскому князю Андрею Дмитриевичу, чтобы он был внимательнее по управлению своим княжеством и особенно настаивает, чтобы князь был внимательнее и строже к судьям. Вот слова этой грамоты: «Господине княже, властелин ecu в отчине, от Бога поставлен люди, господине, свои уймати от лихаго обычая. Суд бы, господине, судити праведно, как перед Богом право, поклепов бы, господине, не было, подметов бы, господине, не было, судьи бы, господине, посулов не имали, довольны были бы уроки своими, разбоя бы и татьбы в твоей отчине не было, а крестьяном, господине, не ленись давати управы само» (А. К., т. I, № 16).
Митрополит Иона был почти последним из русских митрополитов, деятельно участвовавших в междукняжеских сношениях. Со смертью Шемяки, против которого так сильно вооружался митрополит Иона, удельное разновластие было уже не так сильно и при великом князе Иване Васильевиче уделы почти перестали существовать; следовательно, за немногими исключениями, прекратились и случаи участия духовенства в делах князей. Но с уничтожением уделов не прекратилась общественная деятельность духовенства; для духовных властей осталось еще обширное поприще быть советниками при великом князе и ходатайствовать перед ним за людей, подвергавшихся опале. И мы действительно видим, что, например, Иван Васильевич во всех важных делах приглашал на совет митрополита. До нас дошло даже послание всего московского духовенства, писанное в 1480 г. в великокняжеский стан на Угру, в котором духовенство убеждает великого князя мужественно противостоять хану Золотой Орды -Ахмату. Еще настойчивее писал великому князю в то же время и о том же предмете архиепископ ростовский Вас- сиан; а когда Иван Васильевич не послушал его советов, оставил войска на попечение своего сына Василия и приехал в Мо - скву, то Вассиан встретил его с такими словами: «Ты беглец, ты убежал из войска; вся кровь христианская падет на тебя, что не поставил бою с татарами», и т.д. Эта речь Вассиана имела такое влияние на Ивана Васильевича, что он поспешил возвратиться к войску, не успев даже побывать в своем дворце. Этот же Вассиан, перед нашествием Ахмата, по приказанию великого князя два раза ездил к великокняжеским братьям Андрею и Борису Васильевичам, готовившимся бежать в Литву, и убеждал их примириться с великим князем. Лучшим свидетельством о ходатайстве духовных перед великим князем за провинившихся перед ним князей и бояр служат так называемые « клятвенные записи», в которых митрополит, епископы и другие лица из духовных являются постоянными ходатаями и поручителями за опальных. Так, в первой из дошедших до нас клятвенной записи, данной в 1474 г. князем Даниилом Дмитриевичем Холмским великому князю Ивану Васильевичу, Холмский говорит: «А в том во всем по сей моей грамоте поручился по мне господарю моему, великому князю Ивану Васильевичу и его детем и до моего живота господин мой Геронтий, митрополит всея Руси и со своими детьми и с служебники, со владыками и с архимандритами, которые в сей моей грамоте писаны». В клятвенной записи князя Константина Осторожского точно так же сказано, что за него ходатайствовал у великого князя и поручался митрополит Симон со своими служебниками - владыками и архимандритами. То же повторяется и во всех других клятвенных записях, данных разными князьями и боярами, подвергавшимися великокняжеской опале. Летописи также постоянно свидетельствуют о ходатайстве митрополитов и вообще духовенства перед великим князем за всех провинившихся или впавших в немилость. Таким образом духовенство, во время удельного разновла- стия и междоусобий усердно служившее единодержавию, с прекращением уделов стало на другую чреду общественного служения - явилось защитником и ходатаем общества против самовластия. Как оно сослужило эту последнюю службу, мы увидим впоследствии.