Практика административной работы органов власти в отношении Российской Православной Церкви

C победой Октябрьской революции и приходом к власти большевиков,

Православная Церковь оказалась в новых общественно-политических

условиях,· в которых продолжилась работа Поместного Собора, состоялись

выборы Патриарха: Уже в первых документах новой власти закладывались

основы взаимоотношений Церкви и государства.

провозглашал: «Земли... монастырские, церковные, со всем их живым и

мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями

переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных

Советов крестьянских депутатов».¹ Правда, вопрос о земле (как и др.) в

полном объеме должно было разрешить Учредительное Собрание. Ha

Учредительное Собрание по всей стране, в том числе и Церковью,

возлагались определенные надежды. Ha Соборе C.H. Булгаковым был даже

оглашен текст послания по поводу выборов в Учредительное Собрание. Идея

Учредительного Собрания была широко поддержана и на местах. Однако в

сложившейся обстановке благоприятное решение «церковного вопроса» вряд

ли могло состояться. Тамбовский Губернский Крестьянский Съезд, ведомый

партией социалистов-революционеров, в наказе депутатам Учредительного

Собрания требовал: «Необходимо отделение церкви от государства, потому

что вера есть частное дело каждого гражданина. Служители церкви не

должны зависеть от государства, а заниматься только вопросами веры и

2

духовного воспитания и не вмешиваться в политическую борьбу». B листовке Тамбовского Губернского Революционного Исполнительного Комитета от 28 ноября 1917 г. содержался призыв: «Вся власть

Учредительному Собранию», далее шли страстные слова: «Безумец тот, кто осмелится поднять на него руку. Вся страна, как один человек, должна встать для защиты своих избранников. Помните граждане, только Учредительное Собрание может дать Вам мир, землю и волю.

2 ноября 1917 г. обнародована «Декларация прав народов России», отменявшая все национально-религиозные привилегии и ограничения. 11 декабря CHK принял постановление «О передаче, дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение комиссариата по народному просвещению». Этим постановлением в ведение Комиссариата передавались «все церковно-приходские (начальные, однок'лассные, двуклассные) школы, учительские семинарии, духовные училища и семинарии, женские епархиальные училища, миссионерскйе школы, академии и все другие, носящие различные названия, низшие, средние и высшие школы и

о

учреждения духовного ведомства». B нем же сообщалось, что будет принят декрет об отделении церкви от государства. 16 и 18 декабря ВЦИК и CHK принимают декреты «О расторжении брака», «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния», по которым все акты гражданского состояния (регистрация рождений, смерти, браков) передавались в ведение исключительно государственных органов.⁴ После издания этих декретов церковный брак не имел юридической силы. Наконец, 14 января 1918 г. было упразднено ведомство придворного духовенства, а 20 января приказом Народного комиссара государственного призрения прекращена выдача государственных средств на содержание церквей и духовенства. B декабре 1917 г. для разработки проекта декрета о свободе совести была создана комиссия* в состав которой вошли: A.B. Луначарский, П.И. Стучка, П.А.

Красиков, M.A. Рейснер, M.B. Галкин. Понятно, что в контексте событий ни духовенство, ни верующие в большинстве своем не ждали от готовящегося декрета ничего хорошего. Митрополит Петроградский Вениамин (Казанский) направил письмо в центральные органы власти, в котором, предостерегая от роста недовольства, призывал не принимать декрет.

20 января 1918 г. декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» был принят. Он явился важнейшим документом, определившим взаимоотношения Церкви и государства. Декрет провозглашал отделение Церкви от государства, отмену преимуществ и привилегий на основании вероисповедной принадлежности, право исповедовать· любую религию или не исповедовать никакой, отделение школы от церкви и запрет преподавания религиозных вероучений во всех учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы. B нем оговаривалось право по религиозным мотивам по решению народного суда замены одной гражданской обязанности другой. Вместе с тем, декрет содержал положения, которые ставили религиозные объединения в полную фактическую зависимость от государства: религиозные общества лишались прав юридического лица, не имели права владеть собственностью, все имущества существующих в России религиозных обществ объявлялись народным достоянием, здания и предметы, предназначенные для богослужебных целей, «отдаются по особым постановлениям местной или центральной власти в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ».⁵

B течение 1918 г. нормативно-правовая база, необходимая для реализации на практике положений декретов, в основном была разработана, но она будет постоянно меняться. C 1918 по 1926 гг. в РСФСР было издано более 170 нормативных актов, регулирующих порядок проведения в жизнь

декрета об отделении церкви от государства. Органом осуществления «церковной политики» стал VIII (с 1922 г. - V) отдел Народного комиссариата юстиции.

Как видно, первые законодательные акты Советского государства, провозглашая широкие права, лишали религиозные объединения, в том числе в большей степени и Православную Церковь, материальной, издательской, учебной базы, отказывали им в праве на какое бы то ни было имущество, создавали возможность для произвола местных органов власти.

Отрицательную реакцию встретил декрет и в Тамбовском крае. Bo всех городских храмах Тамбова 28 января читалось послание Патриарха Тихона, оттиски которого, напечатанные в епархиальной типографии по распоряжению ректора семинарии протоиерея H. Хильтова, раздавались верующим. B Темникове на городском собрании духовенства и мирян по.„_е прочтении протоиереем Д. Поспеловым послания Патриарха и воззвания Собора принято решение широко распространить эти документы среди населения города и уезда. Оценка школьных преобразований звучала категорично: «если утвердится у нас в России школа светская типа декрета Народных комиссаров, то это будет несчастье большее, чем гражданская разруха и бедствия материального порядка». Похожие оценки декрета и др. документов слышались повсюду в Тамбовском крае.

И само послание Патриарха, и отклики верующих на него расценивались властными органами и прессой как «клеветнические», что приводило к преследованиям распространителей вплоть до тюремного заключения. Тамбовские «Известия» использовали в пропагандистских целях рядовой случай с крестьянкой с. Грачевки Усманского уезда Аграфеной Порядиной, которая в Тамбове получила несколько оттисков послания и раздала их верующим в храме своего села. Усманский уездный совет признал ее виновной «в намеренном распространении клеветнических «воззваний» и посадил в тюрьму», причем автор заметки сообщал: «Возможно, что здесь имеет место и подпольная организация. Расследование этого дела производится».⁶

B целом работу по исполнению документов, регулирующих церковногосударственные отношения, вели местные советы депутатов. Опыт первого «законотворчества» на местах носил иногда курьезный характер. Протоколы заседания муниципального отдела Кирсановского УИКа, например, зафиксировали такое: «Слушали: прошение г-на Штивельмана о разрешении торговли ему, как лицу нехристианского вероисповедания, в дни христианских праздников.

B губернских центрах исполкомами были созданы специальные отделы . (комиссии) по отделению церкви от государства. Ha первых порах деятельность их часто сводилась к подписанию документов о реквизиции имуществ, принятию разного рода постановлений. Создали подобную комиссию и в Тамбове под председательством т. Белоцерковского. Организация специальных подотделов «для проведения в жизнь декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви» на местах тянулась в течение всего 1918 г. и продолжилась в 1919 г. (в Кирсанове, например, такой подотдел начал работать только в феврале 1919 г.⁸).

Вразвернувшейся после Октября 1917 г. борьбе за власть, все ее участники мало уповали на законность проводимых мероприятий. Как известно, ни революция, ни контрреволюция не нуждаются в белых перчатках. B апреле 1918 г. определением Собора было даже установлено

«возношение в храмах за богослужением особых прошений о гонимых ныне за православную веру и церковь и о скончавших жизнь свою исповедниках и мучениках», а также «по всей России ежегодное молитвенное поминовение в день 25-го января, или в следующий за ним воскресный день (вечером) всех усопших в нынешнюю лютую годину исповедников и мучеников».⁹

Начавшееся проведение в жизнь декретов и инструкций в области «церковной политики» было отмечено и на епархиальном собрании в мае 1918 г. Количество «насилий, чинимых над духовенством и производимых в храмах хищении, безобразий и святотатственных поступков» оказалось столь велико, что собрание организовало секцию по вопросам текущего момента, которую возглавлял известный краевед протоиерей П. Благонадеждин. Секция не стала готовить общий доклад, и собрание постановило «выслушать только более яркие случаи». Как духовенство, так и мирян беспокоили частые аресты.

Как видно из имеющихся материалов, в этот период местные руководители, вероятно, по примеру других мест, готовили расстрел крестного хода. B витринах по городу было развешено объявление чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем Тамбовской губернии, в котором сообщалось: «26/13 мая местное духовенство устраивает крестный ход (с 1871 г. ежегодно проводимая встреча Вышенской иконы Богоматери - A.A.). Как показал опыт (видимо, имеются в виду расстрелы в др. городах страны - A.A.), духовенство и все контрреволюционные элементы, под видом излияния религиозных чувств, проделывают свои темные делишки. Чрезвычайная Комиссия заявляет, что Советская власть обеспечит полный порядок и безопасность молящихся, но вместе с тем требует от них соблюдения полного порядка и спокойствия. Если же будет замечена малейшая попытка со стороны контрреволюционеров превратить этот крестный ход в свои темные дела, то такая попытка будет подавлена самым беспощадным образом в корне».¹¹ Понятно, что «малейшую попытку» легко можно было организовать или спровоцировать, но к счастью в данном случае трагедии не произошло. Ни духовенство, ни миряне не стремились к конфронтации с Советской властью.

Работа по проведению· декрета в жизнь, не прекращавшаяся в течение года, к осени вспыхнула с новой силой. B октябре 1918 г. Тамбовская городская комиссия по проведению декрета об отделении церкви от государства обнародовала «Обязательное постановление», в нем предписывалось: «всем причтам и церковно-приходским советам православных церквей и часовен, а также управляющим и заведующим церковными имуществами г. Тамбова представить в... Комиссию (Коммунальная ул., здание бывшей городской управы) следующее: 1) Подробную опись всего церковного имущества, в чем бы оно не заключалось и где бы оно не находилось... 2) Bce без исключения метрические книги и бланки со шкапами для них... 3) Список в трех экземплярах граждан- прихожан, в количестве не меньшем 20, с подробным указанием имени, отчества, фамилии, происхождения и точного адреса, желающих взять церковное имущество на свое попечение, как указано в инструкции к Декрету... B списки не могут быть включены члены причта, священнослужители, монашествующие... За неисполнение настоящего Обязательного Постановления виновные отвечают штрафом до 10.000 руб., а принёсостоятельности — тюремным заключением до 6 месяцев».¹² Данным постановлением, по сути, началась подготовительная работа для заключения договоров на передачу общинам верующих церквей и имущества, и инициировалось первое изъятие церковных ценностей. Именно в этот период безвозвратно потеряно большое количество метрических книг. Интересно также, что т.н. «двадцатки» 'и положение о запрещении священнослужителям состоять членами общин просуществует фактически вплоть до 1990 г.

Согласно инструкции Наркомюста, надлежало определить «храмы и молитвенцые дома, имеющие историческое, художественное и археологическое значение». Таковых «сооружений религиозного культа», состоящих на учете отдела по делам музеев Главнауки, в губернии оказалось всего 17¹³ (из них до сегодняшнего времени сохранилось с различною степенью поврежденности 5).

Одним из мероприятий этого периода была ликвидация церквей в домах социального обеспечения.' 10 октября 1918 г. специально созданная комиссия, состоявшая из представителей Губотдела социального обеспечения, отд. юстиции, губоно, гороно, «признала необходимым в самый крайний срок освободить помещения, занятые в настоящее время церквами в домах социального обеспечения № 1 (быв. Александринский институт) и № 3 (быв. Мариинский приют); что же касается церквей, находящихся в бывшей Носовской богадельне и быв. Елизаветинском приюте, ныне дом № 7, а также в быв. приюте слепых, ныне дом № 11, то Комиссия признает возможным воздержаться от ликвидации при них церквей впредь до точных указаний из Центра». Был также поставлен на голосование вопрос об имуществе церквей. Предполагалось «Антиминсы в означенных церквах передать в Казанский монастырь (который официально ликвидируется через несколько дней - A.A.), сосуды и золотые и серебряные предметы сдать в Казначейство на хранение, впредь до решения вопроса о их дальнейшей судьбе в Совете Народного хозяйства, остальное имущество продать, (кроме «предметов религиозного культа» - А.А.)», но голоса разделились, причиной чего, как сказано в протоколе, явились «отнюдь не соображения религиозного свойства», а пункт 5 распоряжения Народного Комиссара по просвещению, поэтому вопрос был передан на разрешение в Президиум Губисполкома.¹⁴

2 декабря 1918 г. пленумом горсовета «даны указания комиссии по отделению церкви от государства, чтобы те домовые церкви, которые еще не ликвидированы, были ликвидированы; выражено пожелание о скорейшем проведении декрета об отделении церкви от государства».¹⁵ Однако эта работа продолжалась и в начале 1920-x. B ноябре 1920 г. закрыли домовые церкви в Моршанске,¹⁶ в 1922 в Кирсанове,¹⁷ в 1923 церковь бывшего приюта Асеева в Рассказово.¹⁸ B Тамбове последней закрыли церковь Нечаянная Радость (ул. А. Бебеля, 29) в бывшем приюте для слепых детей. 17 апреля 1923 r., на заседании Горсовета выступил т. Зоркин, который «обрисовал то положение, по которому названная церковь, находящаяся при детском доме, должна быть закрыта, говоря, что таковая не была закрыта до сих пор лишь потому, что группа верующих граждан, пожелавшая пользоваться этой церковью для религиозных целей, возбудила о сем ходатайство через своих уполномоченных пред Советом Народных Комиссаров, введя последних в заблуждение ложными данными».¹⁹ Горсовет постановил: «Положение Губотдела Управления о закрытии церкви «Нечаянная Радость» принять, а граждан возбудивших ходатайство пред Советом Народных Комиссаров о желании взять в свое пользование церковь, предать суду за введение в заблуждение высшей власти».²⁰ Видимо, в числе последних в марте 1924 г. закрыли приютскую церковь около железнодорожной станции Козлов,²¹ в которой в том же году устроили «Дворец Труда» (клуб железнодорожников).

Использование бывших домовых храмов для «культурно- просветительных целей» представлялось органам власти наиболее целесообразным. B церкви бывшего тюремного замка г. Тамбова, например, организовали «театр» для уголовных и гражданских преступников. Как писал в дневниках протоиерей C.H. Лавров: «Арестанты передают, что при открытии театра один из представителей власти говорил, что вместо церкви - народного обмана, будем давать сценическое искусство, вместо гнусавого

• ΛΛ

чтения и пения дьячка будут петь артисты». Клуб для заключенных устроили и в бывшей козловской тюремной церкви.

B 1919 г. подвели некоторые итоги, городской кампании по исполнению положений декрета и др. документов. Согласно отчету председателя комиссии по отделению церкви от государства т. Белоцерковского, в казначейство сдано 15 пудов серебра, отобранного в церквах, изъято 16.233 руб. 05 коп. наличных денег (из них «произведено расходов по отделению церкви от государства в сумме 5.309 руб. 27 коп.», на 2.906 руб. расписок не оказалось). He обошлось и без нарушений: «Расписки в приеме... Банком бумаг (ценных — A.A.) имеются в деле не все. Произведя прием недвижимости, комиссия по отделению церкви от государства не производила описей. Означенное имущество затем выдавалось по требованиям как отдельных лиц, так и учреждений, но' расписок с них не бралось, почему судьба означенного имущества в настоящее время неизвестна». Описи ценным бумагам, .составленные церквами не соответствуют тем описям, по которым эти бумаги сдавались в отделение банка». «Кроме того в делах не имеется сведений относительно того, ...кому и куда отданы коровы, сено, овес, воск, парча, пчельник... (имеется в виду имущество Вознесенского женского монастыря ~ А.А.)».²³ Конфискации коснулись даже склепов. 29'декабря 1919 г. Тамбовский УИК постановил: «Предложить Комхозу немедленно изъять из погребальных склепов всю имеющуюся там мебель».²⁴

События этого периода в губернии носили драматический характер. Проведению положений декрета и документов в жизнь оказывало сопротивление сельское духовенство, крестьянство и в целом ряде мест сельские органы власти. Волна крестьянских восстаний местного значения пробежала по губернии. Сельские активисты не могли предотвратить и тем более подавить вспышки народного гнева. B качестве вспомогательных действий Президиум ЧК предложил «принять меры к снятию языков

9 ^

колоколов на церквах тех сел, которые бунтовали». Ho, разумеется, главный упор делался на вооруженную силу.

B конце октября 1918 г. в с. Хомутовке Спасского уезда «в связи с поступлением отношения из совдепа об учете церковного имущества, благодаря агитации попов состоялся заговор... члены волостного совдепа были подвергнуты наступлению». Для «выяснения дела» ЧК направила туда отряд, «который был встречен организованным восстанием». Крестьяне убили четырех человек. «Восстание было подавлено, арестовано много граждан села Хомутовки, из которого по расследованию дела оказалось 40 человек виновных, приговоренных к расстрелу, но так как ЧК не имело права провести такое постановление здесь в исполнение,^- то было запрошено разрешение на право самостоятельного действия, на что получило разрешение. Из 40 человек, приговоренных к расстрелу, 20 ноября 10 человек были расстреляны публично на площади, а остальные ночью за городом».²⁶

Жестокое подавление вспышек недовольства населения характерно и для других мест. По сообщениям самих же чекистов, «некоторые села брались приступом... было произведено до 30 расстрелов ярых зачинщиков (Спасский уезд - A.A.)... приходилось в некоторых волостях открывать огонь, потом расстреливать кулаков и инициаторов, в некоторых волостях было по 40-50 расстрелянных, всего во время беспорядков расстреляно

nn

человек 500... 6 попов (Шацкий уезд - А.А.)».

Свидетельства о карательных акциях содержались и в рапортах благочинных епископу Зиновию. Священник И. Манеяков (Моршанский уезд) сообщал: «диакон с. Перкина Григорий Шеметов и псаломщик того же села Димитрий Корнилов 4-го ноября ст. ст. сего 1918 г. карательным отрядом красногвардейцев расстреляны, как восставшие против Советской

₉о

власти» ; священник Михаил Смирнов (Тамбовский уезд): «Долг имею донести до Вашего Преосвященства, что 3-го ноября с/стиля с/г. в 4-м часу дня был расстрелян карательным отрядом весь наличный причт села Бондарей — священник Алексей Доброхотов, священник Александр Дмитриевский, диакон Василий Челнавский и псаломщик-диакон Иоанн Колчев. Погребены они были в одной братской могиле вместе с другими расстрелянными без отправления мертвенного последования»²⁹ и т. п. Понятно, что несомненным проявлением мужества в этот момент была подача, например, такого прошения: «3/16 ноября сего г. я лишился своего родителя псаломщика-диакона, который был застрелен вместе со своими братьями-сослужителями за совершение православного христианского богослужения (молебна). Исполняя отцовское завещание служить Христовой Церкви, я прошу Вас, Ваше Преосвященство, несмотря на гонения на служителей Церкви определить меня на вакантное священническое место при.Троицкой Церкви села Бондарей Тамбовского уезда, где теперь осталась моя мать, обремененная 4 (четырьмя) малолетними детьми, которых я должен воспитать и прокормить по сыновническому долгу, вместе C

ОЛ

осиротевшей матерью... Александр Колчев». Единственное, что мог противопоставить расстрелам епископ Зиновий — резолюцию на документе: «Донести Святейшему Патриарху».

B фонде канцелярии Патриарха Тихона и Св. Синода сохранилась несколько рапортов епископа Зиновия со скорбными известиями. B рапорте от 8 февраля 1919 г. сообщалось: «...при подавлении крестьянских беспорядков в октябре-ноябре 1918 г. в Тамбовской губернии карательным отрядом красноармейцев расстреляны: священник с. Дмитриевки Моршанского уезда Василий Милютин, священник церкви с. Вышенки Кирсановского уезда Тимофей Рудовский, а в августе того же года во время ареста при невыясненных обстоятельствах убит священник с. Осиновки этого же уезда Петр Космодамианский»³¹ и т.д.

Несмотря на карательные меры сопротивление «церковной, политике» продолжалось. Исполнение декрета накладывалось на проведение продразверстки, еще и поэтому вызывало общее неприятие. B связи с этим интересно выступление «против Советской власти, не имевшее однако каких-либо серьезных последствий», в с. Сумарьеве Темниковского уезда. Волостной совет отдал распоряжение, «касающееся церковных денег». Крестьяне и духовенство «заговорили и запротестовали по поводу капиталов, принадлежащих церкви, а когда страсти разгорелись, ни с того, ни с сего примазали сюда и реквизицию скота». И хотя «все ограничилось лишь шумом, криками и угрозами», «все зачинщики выступления привлечены κ ответственности» .³²

3 апреля 1919 г. «Известия» Тамбовского Губернского Совета депутатов в заметке «Работа попов видна» сообщали: «Кутлинский волостной Совет (Моршанский уезд - A.A.) постановил икон из школ не выносить, т.к. в школе обучаются дети православных и лиц других вероучений в Кутлинской волости нет». Автор заметки призывал: «Следовало бы расследовать Кутлинский случай, кстати, выяснить, нет ли в составе местного волостного совета «присосавшихся» врагов Советской власти». «Кутлинский случай» не был единичным.³³

«Работу попов и кулаков» газетные пропагандисты усмотрели и в аналогичном случае в с. Березнеговке Усманского уезда. Местное волостное собрание в присутствии 270 человек, «принимая во внимание, что в Березнеговской вол. все граждане верующие, постановило: снятую икону возвратить в здание волсовета и повесить на том месте, где она была раньше».³⁴

Примеров сопротивления проведению декрета множество, вплоть до применения физической силы к членам комиссий со стороны крестьян. Например, в той же газете за 9 апреля сообщалось: «В селе Сошка (Липецкого уезда - A.A.), при приеме комиссией, во исполнение декрета об отделении церкви от государства, церковного имущества, произошел бунт, вылившийся в том, что население, подпав под влияние кулаков и духовенства, взволновалось, комиссию удалило, а членов ее подвергло истязанию». Как сообщалось ниже, «виновность кулаков и попов вполне установлена и даром . им не прошла: следственная комиссия, командированная из Липецка, наложила на них контрибуцию в сумме 50000 руб.».³⁵ Тамбовский губотдел управления оценивал сложившуюся в губернии ситуацию как «хорошо организованный поход контрреволюционеров всех рангов от правых эсеров до деревенских попов включительно».³⁶

Политика «военного коммунизма» требовала военной и трудовой повинности для лиц «эксплуатирующих чужой труд»: священники и диаконы подлежали призыву в тыловое ополчение, псаломщиков могли брать и в армию. Этими вопросами ведало Мобилизационное Управление Всероссийского Главного. Штаба при Наркомвоенделе, были также образованы Окружные Управления Окружных комиссариатов по военным делам. Интересные данные по Моршанскому уезду приведены в сообщении военкома «на основании приказа Революционного Военного Совета Республики 1918 г. № 230 было призвано в тыловое ополчение граждан эксплоатирующх чужой труд не достигших к 2-му января 1918 г. 40-летнего возраста всего 245 человек. После призыва из них... междуведомственной комиссией, учрежденной при военном комиссариате, 184 человека, как не подлежащих зачислению в тыловое ополчение по своему социальному положению было из такового частью исключено, частью перечислено в Красную армию. Таким образом, в настоящее время фактически зачисленными в тыловое ополчение значится 61 человек...».³⁷

Отсутствие духовенства в селе и невозможность совершать богослужения повлекла' поток ходатайств об освобождении священнослужителей от призыва. Иногда эти просьбы поддерживали даже местные политактивисты. Так, на совместном собрании «Кобяковской партии коммунистов-большевиков, волсовета и комбеда» 30 декабря 1918 г. был поддержан «приговор сельского общества по поводу освобождения из тылового ополчения священника Михаила Сертакова и ходатайство волсовета: «протестуем против постановления местной уездной Комиссии о задержании необходимого нам человека... O буржуазности нашего священника не может быть и речи, ибо по своему материальному положению ничем не отличается от других граждан волости... Ha всю волость он один может обслуживать религиозные нужды граждан... B нашей волости свирепствует сыпной тиф... все это нервирует население, вызывает ропот и недовольство... Граждане нашей волости исключительно религиозны. Он сверх возможности делится с.-населением своим опытом и знаниями; был организатором потребительской лавки и руководителем Ревизионной комиссии... совершенно добровольно и бесплатно предложил помещение в своем доме под военную комиссию. Никогда не вел никакой агитации против

Советской власти, словом наш священник полезный член Советской

oo

республики».

Нетрудно представить реакцию крестьянства, когда накануне Великого Поста, периода особой активности религиозной жизни, в феврале 1919 г. Губотдел управления просил Уездные учетные отделы вновь «призвать в тыловое ополчение всех ранее призванных и освобожденных» (по Циркуляру Наркомата Юстиции о неправильном принудительном привлечении служителей культов к трудовой повинности в виде очистки улиц, площадей и

,Λ

прочих черных работ) и десятки священно- и церковнослужителей были призваны на «трудработы». Отдел Управления ВЦИК заблаговременно распорядился телеграммой в Тамбовский' Губисполком: «ходатайства освобождении духовников возбуждаемые волостями с заключением Губисполкома и Губкома партии направляйте Президиум ВЦИК председателю Свердлову».⁴⁰

Такое положение не могло не вызвать возмущения верующих, которое тут же ощутили местные органы власти. Порою им приходилось принимать решения, противоречащие указаниям центра. Тот же Моршанский военком сообщал: «В видупредложения Президиума Уисполкома воздержаться от призыва в тыловое ополчение священнослужителей, так как от ранее проводимых таких призывов никакой целесообразности и реальной пользы достигнуть не приходилось, военный комиссариат, исходя из этого и принимая во внимание бесполезность прошлых призывов священнослужителей, так как крестьянство осаждает комиссариат и просит освободить от тылового ополчения священнослужителей, для исполнения священных треб, для того, чтобы не создавать обостряющих отношений между Советской властью и крестьянством полагает отменить этот призыв впредь до особого распоряжения в зависимости от местных условий

жизни».

41 .

Видимо, такого рода сообщения завалили ВЦИК,· и в апреле 1919 г. в несколько губернских центров, в т.ч. и Тамбов, летит телеграмма, подписанная Управдел Военкомокра Бурдуковым: «Заместитель

предреввоенсовета республики согласился освободить призванных тыловое ополчение священнослужителей на страстную и пасхальную недели с согласия мессовдепа ... 0 состоявшемся увольнении надлежит каждом

42

отдельном случае сообщать Всероглавштабу».

Ho подобные установки на освобождение священнослужителей от тылового ополчения губернскими властями выполнялись весьма неохотно. Ha просьбы и жалобы крестьян продолжали отвечать отказами. Вот типичный документ: «Заключение Тамбовского Губернского Отдела Управления при Губисполкоме по ходатайству граждан: а) села Воронцовки Тамб. у. об освобождении от тылового ополчения диакона Медведева; б) с. Леонтьевки и деревень Липягов, Михайловки, Мало-Карасевки и Орловки Кирс. у. об освобождении от той же обязанности священника Устинова и в) с. Спасского Иванкова, Экстальской волости, Тамб. уезда об освобождении от тылового ополчения священника Щукина - He усматривая основания из представленных гражданами указанных выше сел и деревень, протоколов их общих собраний по помянутым выше ходатайствам, к освобождению от призыва в тыловое ополчение перечисленных выше лиц, кроме исполнения ими лишь приходских треб, Отдел Управления признает ходатайства эти не заслуживающим уважения...».⁴³

Упомянутым выше священнослужителям заменили службу в тыловом ополчении «общеполезными работами», что разрешалось. A Козловский совдеп своим постановлением от 30 января 1920 г. вменил в обязанность всем волисполкомам и селисполкомам «всех лиц духовного ведомства, освобождаемых от каких-либо повинностей использовать в свободное от церковных служб время на общеполезные технические работы на местах».⁴⁴ B это время повсеместно можно было видеть священно- и церковнослужителей в качестве писцов канцелярий волсоветов, счетоводов B совнархозах и потребительских обществах, секретарей в отделах наробраза и т.п. вплоть до самых неподходящих священному сану обязанностей (например, моршанский дьякон Н.И. Родников состоял делопроизводителем на службе в канцелярии Главтабака,⁴⁵ но при этом тот же Моршанский УОУ в ответ на просьбу верующих с, Кутли об освобождении от тылового ополчения дьякона Фиолетова указал волсовету, что «духовенство в отделах ЗАГС служить не имеет права»⁴⁶).

B начале февраля в губернские центры вновь направлены циркуляры, разъясняющие порядок проведения декрета и дающие конкретные указания. K тому были свои причины. «По последним сообщениям с мест обнаруживается, - сообщал Циркуляр от 5 февраля 1919 r., - что не все работники на местах правильно понимают задачи Советской власти в деле отделения церкви от государства». Далее шли разъяснения: «I) Здания, специально предназначенные для религиозных и обрядовых целей... надлежит передавать группам граждан, заключившим соглашение с местными совдепами об их использовании. Закрытию и использованию в других целях эти здания надлежит только в тех случаях: 1) если не окажется граждан, желающих взять эти здания в пользование... 2) если в силу нужды в соответствующем помещении для общеполезных целей местный совдеп, отвечая запросу трудящихся масс (лучше всего на пленарном заседании), постановит соответствующее решение... II) По составлении описи богослужебных предметов, предметы эти вне зависимости от материала из которого изготовлены, надлежит передавать группам граждан, уже заключившим соглашение с местным совдепом о пользовании ими... совершенно недопустимо отобрание церковных облачений, мантий, платков с престола, орлецов, других ковров и проч. богослужебных предметов и употребление их для революционных целей (переШивание их на флаги и т. n.); недопустимо также снятие серебряных риз и украшений с икон, крестов, евангелий и престолов... 4) При обысках в храмах и в особенности в алтарях храма необходимо приглашать представителя данного религиозного культа, соблюдать корректное отношение к религиозным чувствам сторонников данной религии... 5) При удалении икон из общественных мест не коим образом не следует делать из этого антирелигиозной демонстрации... ибо подобное демонстративное удаление икон... сопровождаемое совершенно ненужными выпадами против того или иного культа, создает лишь ложное представление в глазах населения о способах борьбы Советской власти с народными предрассудками» и т.д.⁴⁷

B этом же Циркуляре даются и довольно двусмысленные указания по поводу наказаний духовенства: «В применении репрессий по отношению к духовенству кое-где на местах были случаи, когда Совдепы практиковали пожизненную административную ссылку в монастырях или пожизненную же высылку из пределов губернии. Отдел считает необходимым разъяснить, что пересылка контр-революционного духовенства из одной губернии в другую, с точки зрения обезвреживания этих элементов, не достигает цели, наделяя ими соседнюю губернию, с точки зрения наказания ссылка, а тем более пожизненная, недопустима, ибо не соответствует революционному сознанию и не предусмотрена в числе наказаний ни одним декретом Советского

до

Правительства». По сути, «революционному сознанию» можно было сделать вывод и о расстрелах. B этот период они не были редки. По воспоминаниям протоиерея C.H. Лаврова, сидевшего в 1918 г. в «Ахлябинке» (Ахлябиновская роща, где былоустроено место заключения), по ночам там были расстрелы (конечно, не столько духовенства, сколько гражданских). Тем более что попасть в разряд контрреволюционеров было нетрудно. Тот же протоиерей Лавров писал позже в дневниках: «Все священники обвиняются по одной 73 статье «измышления и распространение ложных слухов, дискредитирующих Советскую Власть». A в чем состоит сущность ложных слухов, никто не знает. Даже газетные печатные сообщения о великом князе

Николае Николаевиче, Кирилле Владимировиче и прочие ныне считаются вредными и ложными слухами».⁴⁹

B чрезвычайно сложный период Гражданской войны проходила ликвидация монастырей. Уже первые законодательные акты Правительства были направлены на это (конфискация земель, недвижимости и np.). B 7 часов вечера 9-го октября 1918 г. в Тамбове заседал Гррисполком. Доклад о закрытии в городе мужского и женского монастырей делал сам председатель - т. Чистяков. Члены исполкома постановили: «Считая, что в настоящее время имеются факты, подтверждающие контрреволюционные выступления и укрывательство агентов против Советской власти в монастырях, что и было в Тамбове при вспышке контрреволюции, Исполком нашел необходимым в ограждение Советской власти закрыть мужской и женский монастыри, владения и имущество считать Советской собственностью, монахов и монахинь распределить сообразно обстоятельствам на полезную работу, церкви монастырей приравнять к гражданскому положению».⁵⁰ «Исполнение по существу доклада» было поручено комиссии по отделению церкви от государства и президиуму исполкома.

B начале ноября одиннадцать монахов Казанского монастыря обратились с прошением в горисполком: «При закрытии церквей в Казанском монастыре было объявлено, что главной причиной закрытия послужило то обстоятельство, что якобы в стенах нашего монастыря скрывались контрреволюционеры. Сим заявляем, что ни в дни переворота, ни в последующее время никого в стенах монастыря никогда, ни теперь не укрывалось, и мы как простые, неученые монахи, политикой не занимаемся, посему просим снять с нас это тяжкое обвинение, тем более мы, братья, давно стремимся образовать при монастыре трудовую коммуну, устав которой нами 21 сентября представлен на утверждение... Просим разрешить нам жить в своих помещениях при монастыре, ибо мы, живя много лет в монастыре, не можем выехать по месту родины, где у нас нет никакого пристанища».⁵¹ Ho помещениям Казанского монастыря было найдено иное применение. B них расположилась тюрьма — «монастырка», позже архив. Здесь же в здании Духовной Консистории помещалось ГПУ. Монастырское кладбище снесено в 1923 г..

B Пантелеймоновом скиту Казанского монастыря обосновалась трудовая сельскохозяйственная коммуна «Карла Маркса» № 1. Она

возбудила ходатайство о передаче в ее распоряжение помещений церкви и др. построек «ца основании следующих соображений: все жилые постройки, принадлежащие коммуне разграблены бандитами (видимо, крестьянами - A.A.) при содействии монахов, что церковь не приходская, а монастырская и служит не домом молитвы, а гнездом контрреволюции, что монахи проживающие там чинят всякий вред хозяйству коммуны (имеется в виду и погребение покойников на территории скита - A.A.), оставление помещения церкви в пользовании верующих несомненно повлечет за собою оставление участка коммуною и переход ее на какой-либо другой участок, ибо совместная жизнь тунеядцев-монахов с одной стороны и коммуны с другой совершенно невозможны». Совет коммуны требовал помимо монахов привлечь к ответственности и Экстальский волисполком, который передал помещение церкви обществу верующих. Президиум Тамбовского Уисполкома постановил: «все постройки не исключая церкви быв. монастыря при хуторе «Трех лощин» передать в полное пользование трудовой с/х коммуне «КарлаМаркса» № 1. Монахов... выселить».⁵²

B октябре 1918 г. жителей города Тамбова поставили в известность: «Комиссия по отделению церкви от государства доводит до сведения граждан г. Тамбова, что согласно постановлению горисполкома от 9 сего октября, ' 19 октября сего года Вознесенский .женский монастырь ликвидирован и все монастырское имущество, а также денежные суммы и процентные бумаги приняты названною выше Комиссией. Вместе с этим комиссия доводит до сведения бывших монашествующих лиц, что в связи C ликвидацией монастыря ношение клобуков и мантий воспрещается, а потому лица, замеченные в игнорировании настоящего постановления, будут привлекаться к суду революционного трибунала».⁵³ Заведующий отделом Управления сообщил председателю Комиссии т. Белоцерковскому, что Горисполком постановил: «...считать действия комиссии правильными. 2) Снестись с губернским Комиссариатом Соц. Обеспечения о передаче туда всех имеющихся в монастырях ценностей, 3) Bce находящиеся в монастырях калеки и инвалиды должны быть отправлены... для размещения в богадельни, 4) Ввиду того, что у оставшихся · в монастырях имеется при себе продовольствие разрешение этого вопроса передать на совместное обсуждение Отдела Продовольствия Горисполкома и Комиссии по отделению церкви от государства.. .».⁵⁴

B декабре 1918 г. монашествующие до 55-летнего возраста из Казанского монастыря «как элемент паразитирующий» выселены, старые и больные переданы в ведение отдела социального обеспечения. Имущество Вознесенского монастыря было поделено множеством организаций, учреждений, воинских формирований и частных лиц. Горисполком решил, что «по техническим соображениям не представляется возможным отвести здания женског.о монастыря для конского запаса»⁵⁵ и передал Антониевский корпус под школу.

B отчете о деятельности Тамбовского горсовета подводился итог «ликвидации» монастырей в городе: «в ограждение Советской власти закрыты мужской и женский монастыри, как очаги котрреволюции, имущество их приравнено к советской собственности; монахи и монахини распределены на полезную работу; церкви монастырей приравнены к гражданскому положению».⁵⁶ Храмы Вознесенского монастыря (в отличие от Казанского) продолжали действовать в 1920-х гг. как приходские.

Волна «ликвидаций» и «национализаций» монастырей прошла по губернии. Согласно постановлению Президиума Горисполкома от 21 марта

1922 г. решено «все постройки бывшего Трегуляевского монастыря закрепить окончательно за концлагерем».⁵⁷ B нем большой частью помещались арестованные как заложники. Подобная участь ждала и некоторые другие монастыри губернии. «Эти лагери служили пропускными пунктами для высылки бандитских семей из Тамбовской губернии до 20.000 человек, а остальные частью переведены в другие части заключения, а частью освобождены...».⁵⁸

Монастырские церкви,' естественно, по разным причинам тоже не могли использоваться по прямому назначению. B марте 1919 г. Заведующий отделом социального обеспечения Козловского исполкома направил, например, следующее ходатайство: «При с. Машковой Сурене есть монастырь называемый Ахтырским. Постановением исполкома этот монастырь национализирован и в нем организована детская коммуна «Пролетариат». B стенах этой коммуны есть церковь, принадлежавшая бывшему монастырю, без приходная, на расстоянии одной версты от этой церкви имеется другая церковь, принадлежащая обществу верующих. Группа крестьян, церковь, находящуюся в монастырских стенах, желает взять на свое содержание. Принимая во внимание, что открытие церкви в стенах коммуны недопустимо, отдел просит сделать немедленно распоряжение о закрытии церкви, находящейся в стенах коммуны».⁵⁹ Решение последовало в пользу коммунЫ.

Нужно отметить, что после официальных распоряжений о закрытии монастырей, крестьяне окрестных сел стремились взять в свое пользование монастырские храмы. Так, жители с. Сухотинки Княже-Богородицкой волости (ныне Знаменский район) на общих собраниях, сходах в 1920, 1921, 1922 гг. подписывали заявления с просьбой вернуть им храм бывшего Сухотинского монастыря. Ho решение вопроса во всех случаях отклонялось «в виду того, что территория бывшего монастыря, его здания и монастырские земли использованы под Сухотинскую колонию заключенных Исправтрудом Губ"юста».⁶⁰

Стремление монашествующих организовать при ликвидируемых монастырях артельную трудовую деятельность власти оценивали как тактический ход, сіюсобный фактически сохранить монашескую общину из тех насельников обителей, которым некуда было уходить. Ha массовый характер таких попыток указали в «разъяснении» VIII отдела Наркомюста, что подстегнуло закрытие монашеских трудовых артелей, которые имелись и в Тамбовской губернии. B 1918 г монахинь Прошинского монастыря Моршанского уезда начали изгонять из обители, отнимая землю и хозяйство. Часть помещений использовалось под детский и инвалидный дома. Телеграммой от 4 ноября 1919 r., подписанной председателем Губисполкома B.A. Антоновым-Овсеенко, Моршанскому уисполкому предписывалось «передать все имущество и постройки Казанского монастыря, также все хозяйство ликвидируемой... религиозной Казанской коммуны коммуне «Красное поле», которая выезжает немедлейно в Моршанск».⁶¹ Монахини остались работать на образованной при монастыре совхоз № 9 «Красное поле», за что им в пользование отдали церковь и жилые помещения и обязали помимо прочего выполнить 250 рабочих дней на уездный конный завод. B 1920 г. рассматривался вопрос об устройстве в бывшем Прошинском монастыре концентрационного лагеря.⁶²

B июле 1923 г. Прошинская община направила заявление на имя Председателя ВЦИКа М.И. Калинина, в котором описали очередное изгнание из монастыря: 19 июня около 7-ми часов вечера, во время совершения вечернего богослужения «явился начальник гормилиции (врид Начумилиции Моршанского уезда Скрябин - A.A.) в сопровождении 3-х милиционер и 2-х понятых и не дав окончиться богослужению, заявил, чтобы мы немедленно удалились из церкви и в 2-х недельный срок очистили все занимаемые нами помещения... Сестры видя, что в данном действии может быть просто дикое самоуправство отказались выйти из церкви. Тогда начальник милиции запечатал церковь и находящихся в ней на богослужении 19 сестер и уехал. Только в два часа ночи явился тот же начальник с 25-ю вооруженными милиционерами в нетрезвом виде и распечатали церковь... начальник приказал насильно вытаскивать нас из церкви и после самых грубых способов выталкивания, милиционеры вытащили всех сестер из церкви, почти всех поранив и сделав глубокие ссадины, ибо способ выталкивания нисколько не отличался от обычного способа выбрасывания дров из сарая. После этого церковь была запечатана и с сестер, под давлением страха, была взята подписка очистить в 2-х недельный срок все занимаемые помещения. Захватив с собой как бы арестованную, настоятельницу общины, начальник поехал в город Моршанск. Настоятельница сидела арестованной с 5-ти часов утра 20-го июня по 3 часа дня того же числа, без предъявления какого-либо обвинения и была освобождена под подписку». B заключении община «покорнейше просила ВЦИК» «войти в наше безвыходное положение и предписать Моршанскому Уисполкому о возврате нам церкви и

ґ'і __________________

помещений». Тем не менее, вопрос не был решен положительно: общину детей, в бывших монастырских помещениях расположились десятки санаториев, школ, различных учреждений. Официальная пропаганда умалчивала о количестве тюрем и колоний, обосновавшихся под монастырскими сводами и' в.других церковных помещениях (в Тамбове, например, для этого использовался бывший епархиальный свечной завод, здания духовной консистории и Казанского монастыря). Никто не подсчитывал и количества безвозвратно погибших памятников архитектуры, произведений ' искусства (многие монастырские комплексы снесены полностью). И уж тем более никому не пришло тогда в голову подсчитывать количество загубленных жизней и искалеченных судеб. K 1927 г. на территории губернии все монастыри были ликвидированы.

B 1921 г. внутреннее положение в стране осложнилось из-за страшного голода, охватившего обширные районы, особенно Поволжье. Голод вызвал смерть сотен людей и в некоторых местах Тамбовской губернии.⁶⁶ Страна спешила на помощь голодающим. B эту же работу включилась Церковь. По благословению Патриарха Тихона был создан специальный церковный комитет помощи голодающим. Воззвание Патриарха ко всему русскому народу напоминало о святом долге спасать умирающих от голода. B патриарших обращениях содержался призыв организовать сборы продовольствия, вещей, жертвовать ценности и предметы за исключением священных. Обратился Патриарх с просьбой о помощи и к зарубежным религиозным объединениям. Обращения нашли широкий отклик, как за рубежом, так и внутри страны - повсеместно шли сборы средств.

Тамбовские «Известия» сообщали в статье «Пример духовенству»: «Церковный причт села Столовое Мало-Талинской волости 11 сентября (еще 1921 г. - A.A.) при исполнении обедни, после слова священника «О помощи голодающим Поволжья», произвели денежный сбор среди граждан. Также сами причт и священник отчислили весь дневной доход в сумме 14.000

' £П

рублей. Общая сумма собранного 294.000 рублей». Аналогичные сборы пожертвований проводились и во многих других храмах губернии.

Ho подобного рода «незапланированная» активность церковного руководства и верующих не могла удовлетворить Правительство страны. Церковный комитет был расформирован органами власти, а все собранные им денежные суммы сданы правительственному комитету. Были случаи запрета сбора средств религиозными обществами (и это когда к концу 1921 г. голодало 23,2 млн. человек!).

9 декабря 1921 г. Президиум ВЦИКа принимает постановление, подписанное М.И. Калининым и A.C. Енукидзе: «Принимая во внимание целый ряд ходатайств отдельных религиозных обществ о разрешении производства сборов в црльзу голодающих, Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета постановляет: 1) Сборы религиозным управлениям и отдельным религиозным общинам разрешить; 2) Предложить Центрпомголу войти в соглашение с религиозными обществами о форме сборов пожертвований, имея в виду желания жертвователей».⁶⁸ Было даже предусмотрено участие представителей церкви в Помголе (Патриарх Тихон командировал для этой работы известного церковно-общественного деятеля московского протоиерея Николая Цветкова).

19 февраля 1922 г. Патриарх вновь обратился с воззванием, в котором, «желая усилить возможную помощь вымирающему населению Поволжья», благословил церковно-приходские советы жертвовать для этой цели драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления.⁶⁹ Стоит напомнить, что еще в соборном определении «Об охране церковных святынь от кощунственного захвата и поругания» от 30 августа 1918 г. подчеркивалось, что «Церковь Православная дорожит своими святынями по их внутреннему значению, а не ради материальной.ценности». Как и во многих районах страны, в губернии (например, в Шацке, Елатьме и др.) состоялись собрания верующих, которые признали нужным передать церковные ценности голодающим. Собрание верующих села Бокино «отчислило в пользу голодающих братьев Поволжья кое-что из своих драгоценностей».⁷⁰

Процесс сбора средств верующими набирал силу. Сверху рекомендовалось проводить собрания верующих по приходам «с ведома духовенства» или без него. Ha собраниях предполагалась агитация в пользу сдачи ценностей, причем необходимо было подчеркнуть, «что все имущество церкви по декрету об отделении церкви является всенародной, государственной собственностью и что верующие таким образом призываются жертвовать не свое имущество, а лишь вернуть государству

71

сданное им в пользование всенародное достояние».. Однако верующие жертвовали и в том случае, когда не обладали «всенародным достоянием». Так, 5 марта 1922 г. приходское собрание села Березовки, например, постановило: «наша церковь очень бедна и построена только 10 лет назад. Золотых и серебряных вещей не имеется. A имеются у нас деньги, которые и

79

жертвуем голодающим - 57 393 рубля».

B этот момент Правительство посчитало нужным нанести «решающий» удар по Церкви. Позицию Правительства проясняет трагически известное секретное письмо В.И. Ленина B.M. Молотову для членов Политбюро. B нем говорилось: «Именно теперь и только теперь, когда в.голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... Нам во чтобы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, и никакое отстаивание своей позиции вГенуе в особенности, совершенно немыслимы... Никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечивал нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, ' обеспечил бы нам нейтрализование этих масс... Поэтому я'прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий».⁷³

23 февраля 1922 г. Правительством был принят декрет «Об изъятии церковных ценностей для борьбы с голодом». Согласно декрету, передаче в фонд помощи голодающим подлежали все драгоценные предметы из церквей, костелов, синагог и т. д., кроме тех, «изъятие'которых существенно затрагивает интересы культа».

28 февраля Патриарх вновь обратился к верующим с посланием, в котором, изложив историю участия Церкви в оказании помощи голодающим Поволжья, сообщил: «после резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям Церкви, 13/26 февраля ВЦИК для оказания помощи голодающим постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды, и прочие богослужебные церковные предметы. C точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства, и.мы священным нашим долгом почли выяснить взгляд церкви на этот акт, а также оповестить о сем верных чад наших. Мы допустили, в виду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвований церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтоб эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Ho мы не можем одобрить изъятие из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею как святотатство, мирянин - отлучением от нее, священнослужитель - низвержением из

74

сана».

Послание не было известно повсюду (в Тамбове, например, по свидетельству кафедрального протоиерея T.B. Поспелова, его не было). Поэтому легко было предъявить Патриарху обвинения в призыве укрывать церковные ценности, препятствии этим посланием и последующей деятельностью спасению жизней погибавших от голода, попытке духовенства поднять широкие массы верующих против Советской власти, чего, как видно, в обращении не содержалось.

Нужно отметить, что и после декрета добровольная помощь голодающим не прекращалась, наоборот, она принимала различные формы. Священник с. Алехина Кариановской волости Федор Дмитриевич Орлов, «желая оказать посильную помощь голодающим массам», произвел среди своих прихожан сбор пожертвований и собрал таким образом по; приходущ из церковных сумм 431.685 p., теплые вещи, продукты. Укомпомгол выразил ему свою благодарность, «надеясь, что его благой почин не останется гласом вопиющего в пустыни».⁷⁵ В'это же время духовенство с. Спасско-Городского во главе с благочинным взяли на свое личное иждивение 5 детей детдома, организованного помголом.⁷⁶ Ho насчет «церковных ценностей» поступило четкое указание: «ни под каким видом не принимать как жертву».⁷⁷

■ Между тем изъятие церковных ценностей развернулось по всей стране. 20 марта 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло директиву по проекту Л.Д. Троцкого: «...5. B каждой губернии назначить неофициальную неделю агитации и предварительной организации по изъятию ценностей... 6. Одновременно с этим внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия. 7. Разумеется, наша агитация и агитация лояльных священников ни в коем случае не должны сливаться, но в нашей агитации мы ссылаемся на то, что значительная часть духовенства открыла борьбу против преступного скаредного отношения к ценностям со стороны бесчеловечных и жадных «князей церкви». 8. Ha все время кампании, особенно в течение недели, необходимо обеспечить полное осведомление обо всем, что происходит B разных группах духовенства, верующих и пр. ... 10. Видных попов по возможности не трогать до конца кампании, но негласно, но официально (под расписку через губполиотделы) предупредить их, что в случае каких-либо

78

эксцессов они отвечают первыми».

Выполняя московские указания, местные активисты стремились охватить пропагандистской работой как можно больше населенных пунктов. Лебедянский уком отчитывался: «Агиткомиссия за изъятие церковных ценностей охватила все волостные и крупные селения уезда... приблизительно бесед, митингов и докладов на эту тему проведено около 80».⁷⁹

Организованные сверху собрания принимали нужные резолюции. B Козлове «общее собрание железно-дорожных рабочих в количестве 800 человек постановило просить Соввласть передать в пользу голодающих все драгоценности церквей и монастырей».⁸⁰ Делегаты 83 стрелкового полка 28 Тамбовской бригады в числе 152 человек вынесли резолюцию: «...призываем всех граждан РСФСР, духовенство и коллективы верующих пойти навстречу голодающим и во что бы то ни стало, изъять все церковные ценности, что

^ Ol

является единственным спасением голодающих от верной смерти».

Местная Советская власть «без колебания» «по просьбам трудящихся» приступила к изъятию ценностей, которое проходило весной 1922 г.

Этот период ознаменовался обострением напряженности в отношениях между Советским государством и Церковью. Жесткая антисоветская позиция эмигрантских (в том числе и церковных) кругов, отсутствие выдержки C обеих сторон при изъятии ценностей, приводившие к конфронтации, способствовали этому.

Bo исполнение декрета 4 марта 1922 г. в Тамбове образована губернская комиссия по изъятию ценностей (председатель - Заонегин, члены И.П. Гудков и Караушев; позже, 1 апреля, в состав комиссии ввели представителей ГПУ и АПО), и через четыре дня дана телеграмма о создании комиссий в уездах. Изъятие предполагалось провести во всех церквах и культовых зданиях других конфессий, находившихся на территории губернии. Из центра поторапливали: «в первую очередь подлежат изъятию ценности из наиболее богатых храмов, монастырей, синагог. B них приступать к изъятию не ожидая поступления описей».⁸² Только 22 марта разосланы инструкции об изъятии ценностей. Представители групп верующих имели право вносить в протокол, составленный при изъятии, все свои замечания и возражения по поводу передачи в пользу голодающих предметов, без коих отправление богослужения является невозможным. Никакой реализации ценностей на местах не должно производиться.

Телеграммой от 29 марта сообщалось о порядке замены серебряных и золотых изделий (верующим давалось право предлагать замену изымаемым предметам равным количеством драгоценного металла). ЦК Помгол должен был незамедлительно обращать реализованные суммы на закупку продовольствия и семян голодающим. Губкомиссии по изъятию церковных драгоценностей обязывалось ежедневно публиковать подробный перечень ценностей, изъятых из местных храмов, с указанием их названий. Ho нарушения были повсеместно. Масла в огонь подливало еще и то, что нередко снимались ризы с особо чтимых икон, в переплав уходили ценнейшие произведения искусства. Bce это подталкивало к сокрытию ценностей, что в свою очередь влекло за собой обвинения церковных деятелей в контрреволюции и саботаже.

Bo время столкновений при изъятии ценностей по стране погибли тысячи людей. K счастью, Тамбовщина не отличалась подобными исходами событий. Ho и здесь изъятие не могло не вызвать сопротивления. Уже 17 марта 1922 г. кирсановское руководство докладывало в губполитотдел: «Изъятие церковных ценностей затрудняется бурным протестом верующих... Предлагают компенсировать хлебом, золотом, серебром и другими вещами. По всем данным добытым агентурой изъятие можно провести только принудительным способом, последствие которого влечет столкновение C верующими и частью возможно с духовенством. Отсрочка влечет укрепление позиций верующих, которые имеют лозунг ничего не давать».⁸³ Ответ из Тамбова в телеграмме от 25 марта 1922 г. гласил: «Ввиду имевших место на почве изъятий церковных ценностей выступлений с большой осторожностью

Oyt

приступайте к изъятию. He допускайте конфликтов...». Несмотря на начавшуюся пропагандистскую кампанию даже в городах изъятие ценностей воспринимали негативно, о чем свидетельствуют оперативные донесения. B том же Кирсанове, например, в среде «рабочих и служащих ж\д ст... говорят: что эти ценности пойдут не на хлеб голодающим, а на кольца и другие украшения коммунистов, что за это коммунистам придется отвечать и расплачиваться».⁸⁵ B Губкоме указывали, что изъятие ценностей здесь «крайне задерживается» и предлагали «развить максимальную энергию... оставлять крайне необходимое для совершения обрядов, все остальное

од

твердо, решительно изъять».

Сводка Информационного отдела ГПУ от 22 марта 1922 г. характеризуя положение в губернии сообщала о «контр-революционной агитации» духовенства и «кулацких элементов», о распространявшихся в народе слухах. Обзор по уездам выглядел следующим образом: «В Усманском и Козловском уездах вопрос об изъятии решен верующими в отрицательном смысле. B Козловском уезде агитаторам не давали говорить. B Спасском, Елатомском и Шацком уездах население отнеслось к декрету благожелательно. B начале марта м-ца настроение крестьян ухудшается. B том же Елатомском уезде комиссия... была разогнана крестьянами, в другом селе были попытки убить Пред Комиссии... Крестьяне Липецкого уезда постановляют сдать церковные ценности патриарху либо организовать специальную Комиссию, которая произведет обмен ценностей на хлеб и распределит последний

Я7

между голодающими».

Обычно изъятие предварялось недолгими переговорами с духовенством. Благочинный городских приходов Тамбова протоиерей T. Поспелов заявил: «Верующие добровольно, - без эксцессов (конфликтов) сдадут все, но по приказу власти».⁸⁸

B губернском центре изъятие произвели ценностей в 20-х числах апреля. Вот как описывается работа комиссии под председательством т. Гудкова в Кафедральном соборе: «Комиссия приступила к продолжению работы (это второй день изъятия - A.A.) в присутствии представителей совета верующих и оставшихся после службы до 150 человек верующих граждан. Настоятелем собора Поспеловым было внесено предложение в Комиссию, чтобы попросить верующих выйти из храма, мотивируя это тем, что не все граждане вполне сознательно понимают значение изъятия ценностей и поэтому могут помешать успешной работе Комиссии. Посоветовавшись, Комиссия отвергла предложение о. Поспелова. Работа протекала успешно. Правда были отдельные выкрики нескольких несознательных женщин- кликуш, но и только... Ha следующий день работа Комиссии немного осложнилась в виду долгой службы. Кликуши перешептыванием сумели сагитировать молящихся граждан, чтобы они после службы не расходились и тем самым не дали возможности изъять остальные ценности. Началось усиленное заказывание молебнов и панихид, создалась искусственная служба, от которой священнослужители отказаться не могли. Так продолжалось до 3-х ч. дня. Наконец молебны и службы были закончены, но верующие расходиться не хотели. Комиссия вызвала в храм настоятеля собора о. Поспелова, который с амвона обратился к верующим со следующей речью: «Верующие граждане! Служба закончена, прошу храм покинуть, здесь будет работать Комиссия по изъятию ценностей, Комиссия не самозванная, созданная по повелению верховной Советской власти, которой я всецело подчиняюсь, а также прошу подчиниться и всех вас, ибо «несть власти аще не от Бога», Комиссия работает на основании инструкции преподанной центром, копия инструкции вот у меня в руках; на основании этой инструкции Комиссия в свой состав допускает до 3-х членов из совета верующих церкви, но настоящая Комиссия допустила не только до 3-х членов, а весь наш совет .верующих. Поэтому Комиссия дала нам права гораздо шире, чем это положено в инструкции центральною властию. Еще раз прошу, если вы верите вашему избранному совету и мне, настоятелю собора, покинуть сейчас же храм, дабы дать возможность закончить работу Комиссии, а за правильностью работы Комиссии последим мы, ваши избранники. Итак, граждане, помните слова апостола Павла: «повинуйся властям, ибо несть власти аще не от Бога». После этих слов протоиерея Поспелова все молящиеся оставили храм и Комиссия при полном содействии совета верующих закончила свою работу, предоставив право совету верующих ходатайствовать перед Губкомиссией о замене некоторых вещей равной ценностью нецерковного обихода... всего изъято из кафедрального

89

собора 15 пудов 31 фунт серебра, бриллиантов разных 46 штук».

24 апреля, в присутствии духовенства и верующих, изъяли ценности из знаменитой Уткинской церкви, в которой находилась икона Тамбовской Богоматери. Как сообщала газета, «изъятие прошло спокойно. Кое-что духовенство и верующие пытались скрыть, например, чашу (предмет, не богослужебное использование которого канонически запрещено — A.A.)... Ha глазах некоторых старух из верующих заметны слезы. Эти старухи с окаменелыми, зачерствевшими сердцами, очевидно, плохо сознают, что взятые ценности спасут миллионы жизней голодных братьев».⁹⁰ Всего в

Уткинской церкви изъято 5 пудов 37 фунтов 16 зол. серебра. Ho слезы старух с «окаменелыми сердцами» были, видимо, по поводу Тамбовской святыни. Риза на иконе неоднократно в течении XIX века улучшалась и украшалась (Тамбовский губернатор Крюков, после исцеления дочери, например, «устроил новую ризу с бриллиантовою короной, стоющую несколько тысяч рублей»). Ha момент изъятия на иконе была золотая риза весом 4 фунта 19 зол. 48 д. Было'обращено внимание на «отсутствие в большой короне креста и пустые гнезда от камней. Вместо креста над короной — роскошная бриллиантовая брошь какой-то купчихи».

При окончательном подсчете драгоценных камней в Губфинотделе присутствующих заинтересовали ценности Вознесенского монастыря: «Здесь много. Роскошная, жемчугом шитая риза с иконы с большим в 5 каратов алмазом, много роскошных топазов, бриллиантов и т.д. ...Среди вещей обращает на себя внимание овальный золотой футлярчик, напоминающий футляр для карманных часов, с дюйм в квадрате и 7 зол. 40 долей веса... Ha обороте футлярчика вырезана надпись очень старинного начертания, которая гласит, что в этом крохотном футлярчике находятся «мощи Иакова брата Иисусова» и еще приблизительно двенадцати разных «угодников» и «угодниц».⁹¹

Всего по городу Тамбову изъято серебра 55 пудов 26 ф. 44 1/2 зол.,

0^7

золота 4 ф. 20 зол. 19 дол., драгоценных камней 6 ф. 8 зол. 12 дол. Борясь со слухами, местная печать сообщала: «В городе болтали, что представители комиссии, производившие там изъятие (в Вознесенском монастыре - A.A.) были грубы, небрежны и т. д. Монахиня Шибкова категорически протестует против этих слухов. Она заявляет, что члены комиссий были очень вежливы - «очень аккуратно работали, очень хорошо, очень хорошо»! - повторяет она не раз. B высшей степени вежливое отношение производивших изъятие

V- 93

подтверждают и представители верующих из остальных церквей».

Однако по губернии конфликтов избежать не удалось. B той или иной степени они имели место практически во всех уездах. Шацкий уком РКП(б) отмечал, что в 79 церквах изъятие проведено «без всяких эксцессов», однако «зафиксировал» «осложнения в селах Белоречье, Пертово, Шевырляе, где граждане противились изъятию» и признал необходимым «при первой возможности выслать группы надежных агитаторов с вооруженными красноармейцами-коммунистами... все нужные аресты производить по окончании пасхальной недели» (после которой предстояло произвести изъятие еще в 22 церквах).⁹⁴ Борковская и Белореченская волости отказались сдавать ценности. B последней 2 апреля избили членов комиссии, а приехавшего следователя толпа выгнала. 3 мая 1922 г. на заседании Шацкого укома РКП (б) при обсуждении сложившегося положения решили «послать 15 человек милиции для взятия арестованных;... дать ультиматум двое суток о сдаче ценностей;... вести разведку и агитацию использовав для этой цели несколько заложников;... Белореченскую волость объявить на военном положении».⁹⁵ За день до этого сюда командировали команду ЧОН из 30 человек «для ареста главарей». «Толпа сделала сопротивление с вилами, кольями и охотничьими ружьями, при сопротивлении 1 гражданин и несколько человек ранены, из отряда ЧОН ранен 1 человек. Церковные ценности изъяты, 19 человек арестовано».⁹^ Современный исследователь H.A. Кривова приводит такое описание «белореченских событий»: «Местные крестьяне, руководимые священником, учителями и даже секретарем волостного исполкома, вступили в настоящее сражение с войсками. Когда на разгон собравшейся у церкви толпы был брошен отряд 12-й Шацкой роты, крестьяне ударили в набат и бросились с криками «Ура!» на отряд. Был открыт огонь. Под давлением крестьян отряд отступил. Ho на следующий день порядок был восстановлен».⁹⁷

Вооруженное восстание против комиссии в Елатомском уезде «ликвидировано при помощи ГПУ и ЧОН»,· «некоторые члены комиссии были серьезно побиты, арестовано несколько человек из группы верующих».⁹⁸ B Лебедянском уезде в ночь с 1 на 2 мая «обнаружена расклейка контрреволюционных воззваний, направленных против изъятия, под заголовком «Сыны и дочери России».⁹⁹ B Липецком уезде по отчету «изъятие происходило без эксцессов». Единственной неприятностью, упомянутой в отчете, «была одна небольшая вспышка при изъятии ценностей у Собора»: «собралась толпа верующих, главным образом женщин, при появлении 6 конных всадников разбежалась».¹⁰⁰ При подведении итогов изъятия по Кирсановскому уезду в сводке губернскому отделу ГПУ сообщалось о «безразличном отношении масс» за исключением некоторых сел (Иноковка, Инжавино, Балыклей), «где население было против изъятия и то под влиянием духовенства». Отношение же самого духовенства оценивалось как «пассивное и даже враждебно-безразличное (надо берите, не надо оставьте)» и указывалось только на 4 случая агитации против изъятия.¹⁰¹ При этом, в протоколах заседаний уподкомиссии по изъятию церковных ценностей Кирсановского уезда содержались сведения о сокрытиях ценностей по многим селам (Царевка, Умет, Скачиха, Хилково, Марьинка, Слобода Голынщина и др.) и самому г. Кирсанову, что

1 ПО

несомненно опровергало мнение о «безразличии масс»..

5 мая 1922 г. состав губкомиссии был обновлен: председателем назначен т. Знаменский, членами: Крестов, Дьяконов, Смирнов, Караушев, Мосолов. Работа комиссий по распоряжению ВЦИКа, продублированного Губисполкомом, должна была завершиться до 20 мая 1922 r., но, как сообщалось в начале месяца, «изъятие церковных ценностей по губернии

103

идет непланомерно». Оценка Центральной комиссии по изъятию церковных ценностей деятельности своих тамбовских коллег отличалась большей строгостью: «изъятие производится в хаотическом беспорядке, произведены массовые хищения в крупных размерах. Такими действиями вызваны эксцессы. Из многочисленных церквей Тамбовской губернии изъято ценностей мало».¹⁰⁴ Такая оценка не могла не подхлестнуть желание «развить максимальную энергию», «твердо и решительно» изъять все, кроме «крайне необходимого». A это в свою очередь приводило к тому, ЧТО B некоторых местах «уподкомиссии произвели изъятия меди».¹⁰⁵ B с. Лохмытовке Кирсановского уезда к . суду привлекли местного единоверческого священника Ф.П. Ерохина и церковных старост C.A. Никитова и Г.П. Ерохина. При расследовании выяснилось, что скрывать и изымать в церкви нечего, так как по бедности там не имелось ценных вещей. A члены комиссии, приняв за золото медь и стекло за драгоценные камни, изъяли их, да еще и обвинили причт в сокрытии ценностей.¹⁰⁶

B документах имеются свидетельства о том, что верующим удавалось воспользоваться правом замены предметов равным по весу количеством драгоценных металлов, что спасло немало предметов церковного искусства. Иногда, правда, мотивы обмена трудно понять. Так, приходской совет Кафедрального собора ходатайствовал об оставлении лампады, 2 серебряных крестов, 2 серебряных риз на иконах (Девпетерувской и Казанской), серебряного венчика на икону св. Николая - всего 20 ф. 26 зол. Взамен же просил принять серебряный ковчег св. Питирима весом в 1 п. 6 ф. 74 зол. Ходатайство удовлетворили.¹⁰⁷ Случаи отказа верующим в замене изъятого также не являлись редкими, что затруднительно объяснить заботой только о количестве благородного металла. Церковный ' совета тамбовского Христорождественского собора просил «о выдаче изъятого большого серебряного креста тонкой художественной работы, взамен которого будет дано соответствующее количество серебра». Губкомиссия, обязанная согласно положению об изъятии удовлетворить просьбу верующих, тем не менее, отказала, не затруднив себя объяснением причин.¹⁰⁸

Официальные цифры изъятого на 1 июня 1922 г. следующие: серебра-645 п. 11 зол. 69 дол.; золота - 10 ф. 71 зол. 48 дол.; драгоценных камней - 2416

шт.; 31 φ. 9 зол. 12 дол.; серебряных монет 202 p. 80 коп.; медных монет - 28

і f4 о 109

ф. 98 зол.

(О количестве изъятых ценностей по уездам и некоторым населенным пунктам см. Приложение).

1 июня 1922 г. в докладе в Центральную комиссию помгола говорилось, что изъятие «закончено по 11 уездам 'губернии, остался Спасский», однако резолюция секретаря замнаркомвнутдела -Белобородова предписывала: «Произвести дополнительное изъятие тех предметов, которые в церкви остались в большом количестве...Обратить особое внимание на монастыри».¹¹⁰ Директива о «дополнительном изъятии» была принята к исполнению, хотя подобные изъятия проводились и до этого указания. B период кампании и позже сообщалось о «дополнительных изъятиях» в Сарове золота - 13 зол. 95 дол., серебра 37 п. 13 ф., алмазов 74 дол., жемчуга 5 ф., Рождественский монастырь - серебра 1 п. 29 ф., Санаксарский - серебра 4 п. 17 ф.¹¹¹

Ho изъятие имело продолжение и в 1-923 г. Помимо официальных формальных комиссий по приемке ценностей при комитетах помощи голодающим, действовали и секретные комиссии. Только по сохранившимся описям в 1923 г. было отправлено в Гохран 10 пудов 8 фунтов 43 зол. серебра. Эти новые изъятия проводились уже при помощи «обновленцев». B описи № 3 от 21 ноября 1923 г. от группы «Живая Церковь» помимо 4 п. 11

ф. 25 з. серебра, 3 зол. 35 дол. золота и 3 п. 24 ф. 32 з. медной монеты

* ' 112

значилось «накладное серебро с крышки гроба Питирима 28 ф. 38 зол.».

Параллельно с изъятием и чуть позже шли и судебные процессы по сокрытию ценностей, которые в большинстве своем носили пропагандистский характер и организовывались как бы в общей кампании по стране. K примеру, священник В.И. Румянцев (г. Козлов) приговорен к 3 годам принудительных работ условно, он обвинялся в том, что «призывал верующих к сопротивлению изъятию драгоценностей и составил резолюцию

Приложение

Таблица № 1 ■

Количество изъятых ценностей по г. Тамбову и уездам Тамбовской губернии.

Таблицасоставленапо: ЦДНИТО. Ф. 840. Оп. 1. Д. 1741. Л. 24-27.

гр-н Боголюбского прихода о недопустимости изъятия». Конечно же, были случаи и сокрытия ценностей. При обыске у жителя с. Тулиновка Кочетова обнаружены «2 большие серебряные ризы с камнями, одна риза шитая жемчугом и одна небольшая икона в ризе с камнями. Иконы эти были припрятаны по просьбе казначеи Тулиновского монастыря монахини Ангелины Косых. Ангелина Косых на дознании показала, что, зная об издании декрета об изъятии ценностей и о том, что «всеми чтимые иконы» также могут быть изъяты, решила скрыть их, что и исполнила при помощи гр. Кочетова». Губсуд под председательством т. Фреймана, после применения амнистии 5-й годовщины Октябрьской Революции, осужденных Косых и Кочетова от наказания освободили, а «три серебряные ризы с икон конфисковали в доход Республики».¹¹⁴

B пропагандистских целях местная пресса использовала и «дело причта Варваринской церкви». Настоятелем храма был известный в Тамбове священник В.И. Реморов, а ктитором церкви до революции как житель прихода состоял промышленник M.B. Асеев. B 1918 г. он передал на хранение в церковь свои иконы, которые, естественно, не указывались причтом при изъятии. B декабре 1922 г. во время обыска в кладовой при сторожке иконы (из их числа 8 в серебряных ризах) были обнаружены. После этого причт церкви вынужден был добровольно указать еще 2 иконы в серебряных ризах, 17 серебряных риз с икон, серебряную лампаду, 3 серебряных венчика и серебряный лом. Из них часть сдана M.B. Асеевым, B.C. Шиловским и др., а другая часть собрана прихожанами для выкупа изъятого · потира (предмет, не богослужебное использование которого запрещено). Возвратить ценности, владельцам вовремя, видимо, не представилось возможным, хотя староста просил настоятеля об этом. Суд приговорил старосту, председателя церковного совета и настоятеля о. В. Реморова, применив амнистию, к 1 году лишения свободы каждого.¹¹⁵

Точное количество пострадавших в .ходе кампании по изъятию церковных ценностей неизвестно. Составленный органами власти в этот период «список преданных суду церковников» указывал имена 103 клириков и мирян, но сведения эти нельзя назвать полными.¹¹⁶ Вина подавляющего большинства упомянутых в этом списке значилась как «укрытие церковных ценностей» и «агитация против изъятия», но некоторых, согласно списку, привлекли за «религиозный шантаж» и даже «распространение церковных стихов».

Изъятие церковных ценностей подхлестнуло и внутрицерковные распри, на что надеялись и что планировали его организаторы. B мае 1922 г. обнародовано широко известное «Воззвание прогрессивного духовенства», подписанное епископом Антонином, А. Введенским, В. Красницким и др. видными деятелями обновления. B нем утверждалось: «на наших глазах произошло такое тяжелое дело с обращением церковных ценностей в хлеб для голодных. Это должно было быть радостным подвигом любви погибающему брату, а превратилось в организованные выступления против государственной власти. Это вызвало кровь. Пролилась кровь для того, чтобы не помочь Христу - голодающему. Отказом помощи голодному церковные люди пытались создать государственный переворот. Воззвание патриарха Тихона стало тем знаменем, около которого сплотились контрреволюционеры, одетые в церковные одежды и настроения. Ho широкие массы народные и большинство рядового духовенства не пошли на их призыв. Совесть народная осудила виновников пролития крови, и смерть умерших от голода падает тяжелым упреком на тех, кто захотел использовать народное бедствие для своих политических целей».¹¹⁷ Трудно понять, на чем основывались подобные утверждения. Стоит напомнить, что еще 15 марта 1922 г. в центральном правительственном органе - «Известиях» - Патриарх Тихон заявил: «Памятуя завет Христа - отдай рубашку ближнему своему, если у тебя есть две рубашки, — церковь не может оставаться равнодушной к тем великим страданиям, которые испытывает голодающий народ. Эти слова я приводил в своем воззвании, когда предлагал жертвовать в пользу голодающих церковные ценности еще до постановления об изъятии золота, серебра и драгоценных камней из церковного имущества, находящегося в распоряжении общин верующих. B своем воззвании я перечислял эти ценности: подвески, кольца, браслеты пожертвованные для украшения икон, предметы церковной утвари, не применяемые для богослужения, и старый серебряный лом».¹¹⁸

Интересны оценки «Воззвания прогрессивного духовенства» в Тамбове (вопросов, связанных с помощью голодающим). Епископ Зиновий: «Клевета, будто отказом от изъятия церковных ценностей духовенство пыталось произвести смуту в стране. Несправедливо и обвинение патриарха Тихона и верхушек православного духовенства, будто они противодействовали изъятию ценностей. Патриарх Тихон и другие высшие духовные лица были против изъятия ценностей, так как, по их мнению, не все другие (подчеркнуто в источнике - A.A.) способы и средства помощи голодающим исчерпаны». Протоиерей Тихон Поспелов: «Вполне присоединяюсь к подписавшим воззвание, утверждающим, что церковь, по самому существу своему, должна являться союзом любви и правды, но не политической организацией и не контр-революционной партией, и что широкие массы народа, и, следовательно, члены нашей церкви не стали противодействовать Советской власти в деле обращения церковных ценностей в хлеб для голодающих... He иначе, как с осуждением отношусь к действиям тех иерархов и тех пастырей, кои виновны в противодействии государственной власти по оказанию ею помощи голодающим и в других ее начинаниях на благо трудящихся, если таковое противодействие фактически имело место... B отношении же переживаемого момента, если относиться к нему объективно, надлежит признать, что церковь помогала и помогает государству в его борьбе с голодом, организовав у себя сбор денежных и других пожертвований в пользу голодающих и предоставив государству свои ценности, изъятие которых прошло в общем без эксцессов, да и те явились лишь исключением' на общем фоне благожелательного и мирного содействия членов церкви государственной власти (о. Поспелов, наверное, характеризует положение в Тамбове - A.A.). Для меня является неожиданным утверждение авторов воззвания, что «отказом в помощи голодающим церковные люди пытались создать государственный переворот». Воззвания патриарха Тихона я не читал... сомневаюсь, чтобы оно могло быть тем знаменем, вокруг коего сплотились контр-революционеры».¹¹⁹

Ho отсутствие объективной информации, жесткое пропагандистское давление ■ сделали свое дело — положения воззвания духовенства, характеризующие ' церковно-государственные . отношения, закрепились, перекочевав со страниц прессы в историографию, и, отбросив христианскую терминологию, прожили до начала 1990-x.

«Воззвание прогрессивного духовенства» открывает новый этап в истории государственно-церковных отношений — это было начало раскола в Российской Православной Церкви.

Важность в церковной жизни приходских храмов не нуждается в пояснении, поэтому закрытие их было делом времени. Ho в первые годы необходимо было поставить приходскую жизнь под контроль органов власти. Особое опасение вызывали приходские собрания. Понятно, что на подобных собраниях прихожане, как это было прежде, могли ставить и решать любые вопросы. Поэтому в типовом договоре на право пользования церковным зданием и имуществом оговаривалось, что подписавшие его (религиозное объединение) обязуются не допускать политических собраний враждебного Советской власти направления, раздачи или продажи книг, брошюр, листков и посланий, направленных против Советской власти и ее представителей, произнесение проповедей и речей враждебных Советской власти и ее отдельным представителям, совершение набатных тревог для созыва населения в целях возбуждения его против Советской власти.¹²⁰ Боязнь политизации и оппозиционности приходских собраний диктовала необходимость жесткой регламентации их проведения. Верующие обязаны были заранее .сообщить в местный отдел управления о дне собрания, представить повестку дня. B разрешении на проведение собрания им могли отказать, а уж если оно разрешалось, то «утвержденная Отделом управления повестка дня собрания должна строго сообщаться собранием под личной ответственностью председателя», причем у разрешавшей инстанции имелось право «привлечения к судебной ответственности лиц, нарушающих порядок».¹²¹

B первые годы Советской власти закрытие приходских храмов не могло практиковаться широко. Инструкции, циркуляры, законодательные акты и пропаганда постоянно говорили о праве на свободу совести и «отправление любого культа», называли разговоры о закрытии храмов провокационными слухами и клеветой. Закрытию в это время подлежали домовые церкви бывших социальных и образовательных учреждений, что должно было наглядно демонстрировать «отделение церкви от государства», а также монастыри, как очаги «религиозного дурмана и тунеядства». Однако и в это время закрытия приходских храмов и часовен имели место. Ha первых порах речь шла о зданиях, которые посчитали лишними. Например, Больше- Лазовский волисполком в феврале 1920 г. просил уисполком «отвести старую церковь для оборудования помещения пролеткульта» (просьбу утвердили),¹²² Красно-Свободненский волисполком в октябре 1923 г. просил разрешить продажу кирпича «от бывшего малого храма при селе Арапове на ремонт просветительных учреждений, т.к. бывший малый храм... в данное время без всяких употреблений и приходит в разрушение» (продажу

1 O^

кирпичей разрешили) и т.д. Ветхость зданий, редкое их использование и т.п. в 1920-х гг. стали часто указываться в качестве причин для закрытия храма. He обходилось и без искажения сведений о реальном состоянии зданий. Так, в сентябре 1924 г. газета «Наша правда» в заметке «Опасная церковь» сообщала, что в с. Изосимове «стоит старая полуразвалившаяся деревянная церковь. При сильном ветре колокольня качается... Церковь может развалиться во время богослужения и тогда произойдет целая

1 94

катастрофа. Пока не поздно, следует развалившуюся церковь закрыть». Козловский УИК, угрожая судом церковному совету, потребовал проведения обследования состояния здания архитектором. Проверка нашла здание в «удовлетворительном состоянии» и указала, что «непосредственной опасности при пользовании зданием» нет, но рекомендовала «во избежание могущего быть увеличения» крена колокольни снять большой колокол.¹²⁵

B апреле 1923 г. ВЦИК направил всем Губернским, Областным Комитетам и ЦИКам Республик циркуляр за подписью М.И. Калинина, в котором устанавливал порядок «разрешения дел по закрытию церквей и монастырей». Согласно циркуляру, «все дела по закрытию временных или постоянных храмов и молитвенных домов всех культов без различия, а также все дела по нарушению договоров с группами верующих о пользовании церковными зданиями разрешаются постановлениями Президиумов Губисполкомов», при этом в протоколах заседаний обязательным было указание «мотивов и оснований для расторжения договора и для закрытия

19 f\

храмов и молитвенных домов». C одной стороны, циркуляр ограничивал произвол на местах, когда решение о закрытии мог принять УИК, ГИК и др. советские и партийные органы, с другой, при желании, храм всё же можно было закрыть, главное в таком случае - грамотно провести решение до Губисполкома,тде указать важные «мотивы и основания». Понятно, что губисполкомы в большинстве случаев закрытия будут руководствоваться чем угодно, только не интересами верующих. Новый циркуляр Президиума ВЦИК от 21 августа 1924 г. указывал, что «не может быть основанием ликвидации религиозного помещения нарушение законов или контрреволюционные действия верующих, принадлежащих к религиозному объединению, заключившему договор на пользование молитвенным помещением, так как фактически им пользуется более широкий круг лиц. He может быть оно закрыто путем голосования граждан на собраниях с участием неверующих или посторонних той группе верующих, которая заключила договор на помещение. He может быть закрыто по мотивам неисполнения административных распоряжений о регистрации или за невзнос налогов».¹²⁷ Положения циркуляра постоянно нарушались на местах.

Под угрозу закрытия ставила храм нерасторопность крестьян, их плохая осведомленность в организационно-юридических вопросах оформления церковных общин, объясняемая малограмотностью, чем на вполне законных основаниях могли воспользоваться властные органы. B декабре 1924 г. Административный отдел Козловского УИКа перечислил 28 сел, церкви которых со всем имуществом передаются в пользование верующим, которые обязывались «выдвинуть инициативные группы и подать об этом заявление... не позже 7-ми дней со дня 3-й публикации в газете «Наша Правда». · Если же верующие не успевали провести собраний, избрать церковный совет (на что требовалось дополнительное разрешение) и подать заявление, то церкви подлежали закрытию.¹²⁸ Сельские общества и так пользовались своими храмами, поэтому не понимали необходимости переоформления договоров на право пользования церквами, могли и не знать о ней, и, понятно, что трехразовая публикация в газете, которую крестьяне могли и не видеть, являлась лишь обязательно-формальным действием местных органов власти по исполнению инструкции. Гораздо более действенным способом доведения информации до крестьян являлось вывешивание объявления на дверях церкви, что было сделано по распоряжению того же AO Козловского УИКа в некоторых селах (Шехмань, Тафино, Яблоновец и др.). Ho в условиях развернувшейся в это время борьбы за храмы между обновленцами и тихоновцами неразбериха с оформлением документов, как и само перезаключение договоров, давали возможность распределять церкви так, как хотелось местным органам власти, а, при желании, и вовсе ликвидировать очередной «очаг религиозного дурмана». B Успенской и Борисовской волостях в ходе переучета церковного имущества и переоформления договоров, таковые не были заключены по 19 селениям из-за отказа крестьян их подписывать. Формально получалось, что местное население отказывается от своих храмов. При выяснении обстоятельств установлено, что «причиной... послужил неправильный подход к этому членов комиссии, создавших в воображении групп верующих кабальную ответственность за церковь, вызываемую ремонтом храмов, уплатой налогов, устройством уборных, сторожек, где таковых нет и проч. ... по которому за

1 ЛЛ

все отвечают и платят уполномоченные (т.е. приходской совет - А.А.)». Начальник милиции Козловского уезда Сковородников назвал сложившуюся ситуацию «искусственно созданным тормозом к заключению договоров». Ему было ясно, что «в действительности население этих волостей оставшееся пока с более или менее сильными религиозными убеждениями не может отказаться от исполнения своих религиозных обрядов, а следовательно и отказаться и от церкви», поэтому предлагалось разъяснить, что «договоры могут быть подписаны не одними уполномоченными в числе 20-ти человек, а всеми желающими и что ответственность по договору несут не одни

1 ^ п

уполномоченные, а все общество верующих избравшее их». Интересно, что в цитированном выше документе Начальник милиции сообщает, что «согласно существующих законоположений закрытие церкви сопряжено с большими формальностями и возможно при условии согласия более 50% населения на закрытие таковой». Получалось, что большинство могло определять иметь верующим в том или ином населенном пункте свое место молитвы или нет, что существенно ограничивало право верующих на пользование своими зданиями и имуществом. Именно к арифметическому большинству противников существования храма, полученному всеми правдами и неправдами, будут прибегать впоследствии при массовом закрытии церквей.

B августе 1924 г. 5-й отдел Наркомюста был упразднен, что стало результатом продолжительной дискуссии в руководстве страны. Губернские отделы юстиции расформировали еще в 1923, с передачей их функций местным органам НКВД. Однако 25 августа 1924 г. Президиум ВЦИК для рассмотрения заявлений, обращений и жалоб граждан по религиозным вопросам образовал при Председателе ВЦИК Секретариат по делам культов во главе с заместителем Председателя ВЦИК П.Г. Смидовичем. Помимо рассмотрения жалоб верующих, Секретариат консультировал местные органы власти по вопросам законодательства о культах, вносил предложения по изменению законодательства, информировал Президиум ВЦИК о религиозной ситуации.

Внутрицерковные дела, как и взаимоотношения местных органов власти с группировками верующих к сер. 1920-х гг. окончательно запутались. Десятки писем-жалоб, просьб об отмене решений исполкомов направлялись во ВЦИК. B марте 1926 года члены бюро фракции ВКП (б) Губисполкома пришли к выводу о необходимости образования комиссии по церковным делам и на заседании бюро фракции постановили создать комиссию, определив ее поименный состав.¹³¹ B ноябре того' же года Начальник Адмотдела — Начальник Милиции губернии Лаубе направил Заместителю председателя ГубисполкомаЯ.Ф. Янкину (оба согласно постановлению бюро фракции ВКП (б) члены церковной комиссии) докладную записку, в которой вновь высказал мнение по тому же вопросу. «Указанный выше вопрос (церковный - A.A.) на территории Тамбовской губернии немало занимает внимания Президиума Губисполкома, отвлекая порой от других более серьезных вопросов хозяйственной жизни губернии, а в особенности в связи с обострением двух течений староцерковников и обновленцев, которые ведут беспрерывную борьбу за обладание церковным имуществом, вследствие чего в церковном вопросе безусловно требуется напряженное, весьма тщательное и основательное рассмотрение каждого отдельного момента, чего делать Президиум Губисполкома (вопросы закрытия церквей, расторжения договоров и т. д. относились исключительно к ведению Президиума Губисполкома - A.A.), за перегруженностью, безусловно, не в состоянии и несмотря на всю серьезность и политическое значение этого вопроса, иногда вынужден соглашаться с ведомственными соображениями ГАО и ГПУ, в результате имеется ряд недочетов и пробелов... придавая серьезное значение данному вопросу, волнующему зачастую широкие массы населения губернии... необходимо более широкое суждение в целях осторожного и всестороннего подхода, при отсутствии узко-ведомственных точек зрения, для чего, при Президиуме ГИК"а из ответственных представителей... создать специальную «церковную комиссию». По мнению Лаубе, ее деятельность должна была облегчить работу Президиума Губисполкома, вследствие чего, «пробелы и недочеты сократятся до минимума, а в связи с этим будет изжита

119

излишняя переписка по данному вопросу с Президиумом ВЦИК"а».

B начале декабря бюро Тамбовского Губкома ВКП(б) утвердило намеченную фракцией Президиума ГИК церковную комиссию,

председателем ее был назначен т. Янкин, членами от ГПУ - Козлов, ГАО -

_ 111

Лаубе, а также представители от прокуратуры и ГОНО. Ho работа

комиссии, не устранила «недочеты и пробелы» и в церковном вопросе, они

все чаще перерастали в нарушения и противозаконные действия.

B отношении Президиума ВЦИКа Тамбовскому Губисполкому, за подписью П. Смидовича, говорилось: «В гор. Тамбове, действия местных административных органов привели к тому, что в руках одного религиозного течения «обновленцев» (при том меньшего) оказались почти все городские здания церквей. Другая часть верующих «староцерковников», при том очень значительная получили три (два - A.A.) церковных здания, оказались в положении очень стесненном... Президиум ВЦИК"а предлагает Вам вновь пересмотреть вопрос о распределении молитвенных зданий в городе Тамбове среди групп верующих».¹³⁴ Само нацеливание на «распределение» зданий уже мало согласовывалось с официально существовавшим законодательством. K тому же сам ВЦИК в решении такого рода вопросов был не последователен. Позже П. Смидович сообщал, что «Президиум ВЦИКа принял к сведению... доклад по вопросу о распределении молитвенных зданий... Просьбу «староцерковников» о передаче здания Варваринской церкви в их пользование Президиум ВЦИК отклонил».¹³⁵ Подобные указания ВЦИКа мало способствовали нормализации положения. Да и местное руководство не стремилось кардинально его исправить: на него можно было списать «недочеты и пробелы». Янкин для разрешения вопроса о перераспределении зданий церквей вызвал на утро 28 января т. Лаубе «со списком церквей в городах и с договорами на их передачу», но тот оказался в командировке. Решение снова откладывалось. A через некоторое время пришлось предоставить во ВЦИК сведения и по Моршанску. Иногда проблемы «снимали» закрытием церквей. B апреле 1926 года т. Янкин сообщил, что в Моршанске «всего действующих молитвенных зданий 9, из них старого течения 8 и нового 1», а в августе того же года: «всего 6, из них Тихоновского течения 4... обновленческая 1... и старообрядческого течения I».¹³⁶ Обновленческая церковь Моршанска - Покрово-Вознесенская - в скором времени будет закрыта. Причины — малая посещаемость, ветхость, помехи движению. Напрасно община староцерковников будет добиваться возвращения церкви, ссылаясь на то, что двести лет здание было в нормальном состоянии. Им откажут, а чтобы не ущемлять обновленцев («Советская Власть обеспечивает свободу отправления культа одинаково всем религиозным течениям») передадут йм другое здание, отобрав у тихоновцев. B этот же период закроют и снесут старый Софийский собор в Моршанске, вопреки протестам Главнауки (собор был тогда в числе немногих официально числившихся памятников архитектуры и состоял на учете). Так происходило «распределение». Необходимость ликвидации «тихоновских» приходов «легальным» способом провозглашалась в выступлении т. Козлова на пленуме Тамбовского губкома РКП(б) в сентябре 1924 r.: «Нужно налоговый пресс сжать, чтобы ни одна группировка тихоновского толка не выдержала. Строятся новые храмы, берутся в аренду

137

молитвенные дома. Этого допускать нельзя».

Bce большую силу набирает закрытие церквей. B 1924 г. в Тамбове закрыли Никольскую церковь, построенную в 19lO-x гг. Группа верующих добралась до ВЦИКа, но, как сообщал Смидович: «Ввиду наличия в расстоянии менее версты Петропавловской церкви, того же религиозного течения, ввиду ветхости и малопоместительности рабочего клуба железной дороги - Президиум ВЦИК не нашел основания пересмотру постановления

і ло

Презид. ГИКа». Ho в 1925 г. верующие вновь пытались возбудить дело об открытии отнятой у них церкви, что было оценено как «усиленная религиозная и черносотенная агитация».¹³⁹ Mor Губисполком и не указывать никаких причин закрытия церкви (с.Троекурово, Липецкого уезда и др.). Стремление всячески затруднить нормальную жизнь приходов получало преобладающее развитие. Поборы разного рода ударяли по приходским кассам. B 1923 г. ссылаясь на постановления Губисполкома и Наркомвнудел решили обложить рентой земельную площадь, занимаемую церквами и молитвенными домами: «каждую квадратную сажень по 2 коп. золотом». Взыскание предполагалось произвести в две недели с планированием пени и штрафов за несвоевременную плату.¹⁴⁰ Церковным советам запрещали цроводить ремонт церквей, собирать добровольные пожертвования на него (c.c. Измайловка, Кариан, Посевкино, Губари и др.), не выплачивали страховку за сгоревшую часть церкви (с. Кочетовка, Тамб. у.).¹⁴¹ И уж тем более стало невозможным довести до конца начатые некогда строительства храмов. Прихожане с. Инжавино просили в мае 1926 г. разрешить достроить церковь, для чего имелся кирпич и известь, но в просьбе, разумеется, отказали, а имеющиеся строительные материалы вынудили отдать «на нужды Госучреждений» и «нуждающимся гражданам»,¹⁴² а позже постановили строение разобрать и использовать кирпичи на постройку электростанции.¹⁴³ Решения о передаче неоконченных строений «в госфонд» последовали и в отношении недостроенных храмов Царевки, Паревки, Ясачное-Балыклей, Хорошавки и мн. др. сел Тамбовщины.¹⁴⁴

Большие трудности ждали приходские советы с использованием не богослужебных зданий. Фактической целью в этом вопросе являлось полное изъятие у верующих всех не богослужебных помещений, за исключением сторожек. B августе 1923 г. «в виду многочисленных запросов с мест» из центра пришли разъяснения о порядке использования не богослужебных сооружений, «принадлежавших ранее церковным обществам». Местным органам власти указывалось: «Все дома... построенные на средства церквей на принадлежавшей им земле и дома, построенные крестьянами на собственной земле для служителей культа... считаются принадлежащими государству и находятся в непосредственном ведении местных Советов». He заселенными строениями должны были в первую очередь обеспечиваться госучреждения, партийные и профессиональные организации.¹⁴⁵ Выселение священнослужителей и их семей из «домов причта» стало в этот период обычным делом. Причем, довольно часто для многодетных семей клириков создавали дополнительные трудности с получением жилья, даже и в тех случаях, когда они пытались снять его у жителей сел.

B середине 1920-х гг. по губернии прокатилась санкционированная церковной комиссией волна отобрания церковных сторожек. B них, как правило, помещали избы-читальни, школы и т.д. B очередной раз в дело цришлось вмешаться Президиуму ВЦИК. Заведующий Секретариатом ВЦИК Котомкин разъяснял: «сторожки должны быть причислены к необходимой принадлежности молитвенного здания и не могут отчуждаться от молитвенного здания... помещения, занимаемые церковными сторожками,

независимо от того, где таковые находятся, т.е. непосредственно при здании церкви в оградё или вне ее должны передаваться по договору в бесплатное пользование... Секретариат През. ВЦИК, по поручению Председателя ВЦИК тов. Калинина М.И. вновь подтверждает .Вам к точному руководству

1 A,f\

приведенное выше положение... о церковных сторожках». Ho буквально через несколько дней после распоряжения из Москвы церковная комиссия при Губисполкоме в числе прочего постановила: «договор на пользование церковной сторожкой в с. Надеждинке и Бегичеве (Пичаевской вол. - A.A.) расторгнуть и эту сторожку передать ВИК для помещения в ней школы» и далее, «прослушав» жалобу церковного совета Арженской церкви г. Рассказова на отобрание Горсоветом сторожки, «жалобу церковного совета отклонить»¹⁴⁷ и т. д.

Иногда нарушения носили кощунственный характер. Так, после постановления Губисполкома по ходатайству госпитомника имени Мичурина о передачи в его распоряжение второй церкви бывшего Троицкого монастыря, председатель Козловского Горсовета Понамарев и секретарь горсовета Казберов направили в Губисполком прошение: «Президиум Козловского Городского Совета совместно с организациями города просит Вашего разрешения, в связи с предполагавшейся постройкой памятника тов. Ленину использовать на эту надобность строительный' материал (! - A.A.) с кладбища быв. мужского монастыря, расположенного за городом Козловым».¹⁴⁸ Губисполком санкционировал ликвидацию кладбища. Козловский горсовет объявил горожанам, что все граждане, имеющие на бывшем монастырском кладбище «своих родственников могут в течении 2-х недель... взять останки умерших, а также и надгробные памятники,

149

представив в уадмотдел надлежащие доказательства».

Co свертыванием НЭПа, утверждением теории «осажденной крепости» отношение государства к «внутреннему врагу» ужесточается. Bce явственнее стремление к. полному подчинению с надеждой на последующее окончательное разрушение структуры Церкви «по мере продвижения к социализму». Это было начало нового периода.

***

Проводя анализ государственной политики в отношении Российской Православной Церкви, необходимо выделить два периода 1917-1922 гг. и 1923-1927 гг.

Период 1917-1922 гг. характеризуется началом формирования системы отношений молодой Советской России к институтам Российской Православной Церкви. B это время закладывается фундамент правовой базы существования религиозных организаций в новых социально-политических и экономических условиях. Важнейшим документом, определившим основы государственной политики в отношении религии и Церкви, стал Декрет CHK от 20 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», провозгласивший светский характер государства и свободу совести. Однако в условиях гражданской войны и военной интервенции, экономической и политической блокады Советской России со стороны ведущих стран Запада, напряженных отношений советских органов власти и церковного руководства государству не удалось реализовать заявленные в декрете принципы. Репрессивные меры и административное давление являлись в это время господствующими методами в «церковной политике» государства. Церковь была лишена земельных владений, денежных средств, большей части зданий, использовавшихся · в не богослужебных целях. Конфискации имущества религиозных организаций прошли в 1918-1919 r., а в 1922 r., воспользовавшись голодом в Поволжских губерниях, государство изъяло ценности из всех храмов и монастырей. K концу 1922 г. состоялось отделение церковных институтов от государства; прекращено их государственное финансирование, упразднены церковно-административные структуры, осуществлявшие государственные функции, сформирована светская государственная школа, прекращена деятельность культовых зданий при государственных и общественных организациях, школах, армии, отменена религиозная присяга и обязательность церковных постановлений для граждан. Таким образом, процесс отделения завершился в 1922-1923 гг. Для местных органов власти «церковная политика» в это время не являлась вопросом первостепенной важности. Исполнение декретов, вызывавшее сопротивление крестьянства, затягивалось, все действия властей в этой области сопровождались многочисленными нарушениями законодательства и прав верующих, объявленное общенародной собственностью имущество религиозных организаций (особенно монастырей) отбиралось, репрессивная политика затронула клириков и мирян.

Следующий период 1923-1927 гг. с проведением «новой экономической политики». C окончанием гражданской войны и уцрочением положения Советской власти' появляется возможность отказаться от жесткой и ограничительной линии «церковной политики» государства, демократизации правовой основы государственно-церковных отношений. Большинство крупнейших религиозных организаций, в том числе и Российская Православная Церковь, заявили о своей аполитичности, лояльности к Советской власти. B 1922-1924 гг. вопросы государственно-церковных отношений стали предметом обсуждения в руководстве страны. Однако коррекции отношений государства и Церкви в сторону реальной светскости государства не произошло. Идеология явно господствовала над правом. Ликвидируется 5-й' отдел Наркомюста, курировавший религиозно-правовые вопросы. Определяющей тенденцией стала ориентация на постепенное сужение сферы деятельности религиозных организаций посредством методов административно-силового давления. Вместе с тем, в этот период было возможно пресечение «перегибов». Государственная власть активно организует и поддерживает раскол в Российской Православной Церкви, старается регулировать «распределение» храмов. Местные органы власти явились проводником этой политики. Их направленность на дальнейшую конфискацию помещений и имущества религиозных организаций, закрытие церквей, административный нажим на священнослужителей и активных прихожан часто входит в противоречие с распоряжениями Секретариата по делам культов при Президиуме ВЦИК, но вполне вписывается в идеологический настрой руководства партии и правоохранительных органов. Анализ «церковной политики» этого периода позволяет сделать вывод о подготовке условий для окончательной ликвидации института Церкви, что будет предпринято в рамках следующего периода.