Значимость понятий «благо императрицы» и «благо подданных» для П.И. Шувалова
Идеологические воззрения П.И. Шувалова представляют собой комплекс, в котором своеобразно переплелись идеи петровского времени с веяниями, проявившимися лишь в 1740-е гг.
Деятельность П.И. Шувалова была неразрывно связана с апелляцией к образу Петра Великого и царствующей императрицы. Он неустанно заботился о государственной выгоде и народном благосостоянии.
В своих сочинениях граф Шувалов постоянно обращался к образу Петра Первого. Император описывался им, прежде всего, как творец новой империи, человек, который ввел Россию в круг европейских держав. Этот «посланный небом отец и государь» добился того, что «в такое состояние государство приведено, а победоносным оружием так расширено, что империю составило»[149]. Император «изыскивал собственною своей персоной к отечеству полезные способы, наставляя тем всем верных сы-
272
нов России» . Труды самого монарха признаются Шуваловым беспримерными и достойными вечной славы. Именно за свою неусыпную заботу
273
о народном благе он именует Петра I Отцом Отечества .
Постоянное обращение к фигуре Петра Великого задавалось самими «правилами игры» 1740-х гг. Образ основателя империи являлся тем пропагандистским клише, прибегать к которому стремились все политические партии.
О стремлении следовать идеям, отраженным в законодательстве Петра Великого, говорилось и в манифесте 23 октября 1740 г., подготовленном после смерти Анны Иоанновны, и в манифесте 11 ноября того же года, появившемся после ареста Бирона[150].
Еще более важную роль образ Петра Великого стал играть после ноябрьского переворота 1741 г. Для новой государыни был очень важен факт ее родства с основателем империи, поскольку это был один из основных аргументов, подтверждавших обоснованность претензии Елизаве-
275
ты на власть . К примеру, в манифесте 28 ноября 1741 г., одном из ключевых документов, в котором излагались аргументы, доказывавшие права цесаревны на престол, указывалось, что Елизавета Петровна являлась «законной отеческому престолу наследницей»[151].
Претензии императрицы на роль законной наследницы Петра Великого, которая должна была восстановить «правильное» законодательство своего отца, закреплялись и в277
именном указе 12 декабря 1741 г. о восстановлении прав Сената .
Несмотря на то, что упоминание имени Петра Великого, таким образом, являлось практически обязательным, в оценке Шуваловым фигуры основателя империи была некоторая двойственность. Признавая заслуги Петра I и никогда критически не говоря о нем самом, граф достаточно осторожно оценивал обстановку в России в последние годы царствования первого императора. Так, в «Записке о высшем военном образовании» ситуация в армии в начале 1720-х гг. оценивалась следующим образом: «Вид великого монарха отца и государя не тот был, чтобы ему оставить победоносные свои войска при тех обычаях и порядках, каковы они при
278
кончине сего освященного монарха остались»[152].
П.И. Шувалов стремился также показать вынужденный характер многих мер Петра. Пресловутый Указ о медных пятикопеечниках 1723 г., увеличивавший масштабы чеканки легковесной медной монеты, объясняется тем, что Отец и Государь вынужден был «вести тягостную войну»[153].
Некоторые мероприятия Петра I граф расценивал как незавершенные: «И хотя во все время всего высокославного монарха предприятия его,
всему народу полезные, к концу и не достигли, однако надежда наша в
280
том не пресеклась» . Надежда эта связывалась Шуваловым с царствующей императрицей Елизаветой Петровной, продолжательницей дела Петра.
Одним из основных качеств, которые П.И. Шувалов приписывал идеальному образу императрицы, была ее способность постоянно вносить улучшения и изменения в жизнь подданных и империи. Как нам представляется, эта идея возникла в результате несомненного влияния образа Пет-
281
ра Великого - на это обращают внимание и другие исследователи . Образ императора-строителя был особенно значим для Елизаветы Петровны еще и потому, что подчеркивание духовного родства было одним из основных аргументов при обосновании легитимности занятия ею престола в декабре 1741 г.
В своих проектах П.И. Шувалов не раз указывал на физическое и духовное подобие отца и дочери. Описывалась ее мудрость и забота о подданных. Указывалось на невиданные мистические обстоятельства, при которых императрица взошла на престол «единственно промыслом и руководством Божиим»[154]. С другой стороны, необходимость постоянно доказывать свою состоятельность как правителя была одной из характерных идей для философии абсолютизма, ибо если существует понятие государственной выгоды, то первым ему должен служить сам монарх.
Идеальная модель отношений государыни и подданных состояла в том, что она являлась постоянным источником вдохновения для верных подданных. Вдохновение должно было осуществляться главным образом личным примером самой императрицы. В проекте 1758 г. об учреждении артиллерийского шляхетского корпуса Шувалов писал: «Ваше Императорское Величество побуждает верноподданных к ревности исполнять праведные намерения Вашего Величества, рождает в них чувство благодарности к великим своим благодеяниям и, наконец, ободряете их простирать свое усердие в изыскании полезностей обществу, сие чувствуют подданные, которые благополучным Вашего Императорского Величества Го-
283
сударствованием и свое благополучие увеличено видят» . В более раннем варианте того же проекта говорилось: «Такие попечения монархов наших и государей о благополучии отечества и нас вообще всеподданнейших рабов, видя, что осталось делать, как в званиях нас, всякому в порученных нам должностях стараться изобретать то, с таким основанием, дабы и малейшее сумнительство в произведении благополучия по совершенному милосердию и любви к отечеству от августейшей обладательни-
284
цы и государыни нашей ожидать имеем» .
Логически развивая мысль о стремлении государыни к достижению блага подданных, Шувалов приходил к выводу, что простого повиновения было совершенно недостаточно. Ведь если речь идет не о простом выполнении профессиональных обязанностей, а об ответной благодарности за благодеяния, требовалось еще и проявление максимально возможного энтузиазма.
«Ежели б и весь смысл свой единственно на то обратить, чтоб подобие достойной благодарности оказать, то и тогда бы оное было. не-285
достаточно» . Способ же изъявить благодарность и энтузиазм предлагается один: «Единодушное устремление как ко изобретению общего добра, так и к производству такового, нам необходимо беспрерывное и спеш- ное»[155].
Одной из важнейших целей государыни, по мнению Шувалова, было стремление к славе. Этот мотив был серьезным аргументом при обосновании необходимости осуществления проекта. Подобный подход граф использовал и при обосновании деятельности Петра I. И сам император именуется славным, и деятельность его должна вести к прославлению России перед лицом всего остального мира[156]. Такие же устремления, по аналогии, приписывались и Елизавете Петровне. Подобные мотивы должны были сочетаться с понятием «государственного интереса», которое представляло собой основной идейный каркас проектов первой четверти XVIII в. Причем сам интерес трактуется весьма конкретно. В «Проекте о провианте», созданном в середине 1720-х гг., потребность в строительстве продовольственных складов объясняется предельно просто: «.где против подряда едва не в полы истратится на дело и треть, конечно, за должным присмотром оставаться будет, отчего мы чаем быть великая перед подрядом прибыль, паче - народная польза»[157]. Таким образом, здесь присутствуют, казалось бы, и интересы народа, которые, однако, практически отождествляются с финансовыми интересами государства.
Шувалов также указывает на казенную пользу как основание для деятельности. В то же время в его проектах появляется новый мотив - сбережение народа, положенного в подушный оклад. Именно он объявляется главной силой государства[158]. Не стоит думать, что сама эта идея была сформулирована Шуваловым. Такая идеологическая конструкция была известна уже во времена Петра I. В библиотеке императора хранился перевод книги Генриха фон Бодена «Княжеских сил хитрость, или неисчерпаемый златый кладезь, через которых государь сильным себя учинит и подданных своих обогатить может».
Автор этого сочинения утверждал, что «благоведение государя и благоведение подданных его так тесно связаны, что единое без другого не может в приращение придти. без чего он290
никогда твердой и постоянной силы не достигнет»[159].
Другим возможным источником, из которого П.И. Шувалов мог заимствовать эту идею, были проекты обер-прокурора Сената в царствование
императрицы Анны Иоанновны А. Маслова. Сходство в формулировках очевидно. В проекте А. Маслова «О порядке взыскания доимок на купцах
291
и ратушах» связь между состоянием подданных и армией описывается следующим образом: «Войска же вашего императорского величества, сухопутные и морские, с купечеством и крестьянством так связаны, что за един корпус человеческий почитать надлежит, ибо как людьми, так жалованьем, провиантом, мундиром и амуницией и вся артиллерия содержится
292
ими» .
Достаточно сравнить этот пассаж с текстом проекта Шувалова об отмене ящичных сборов, чтобы увидеть явное сходство. По мнению Шува-
293
лова, «носящие ружье только выделенные из них составляют армию» . Кроме того, именно население строит крепости, с него же «собирают провиант и жалованье для войска». Однако граф не остановился на перечислении этих взаимосвязей и указал на то, что крестьяне заводят фабрики, обрабатывают земли, «всякого звания государственные члены и дворянст-
294
во с них получают пропитание»[160].
В то же время необходимо отметить, что идеи Шувалова серьезно отличаются от предложений его предшественника. В текстах Маслова все еще полностью главенствует упомянутая идея государственной выгоды. Описывая минусы строгого сбора недоимок с населения, Маслов указывает, что этот метод совершенно разорит население и впредь от них «не токмо какого купечества не будет, с которого по нескольку сот тысяч таможенных пошлин в год собирается, но и подушных за них платить будет
295
некому» . Иными словами, население предстает в виде объекта правительственной политики, лишенного собственных интересов.
Между тем Шувалов постоянно доказывал возможность существования у подданных собственных стремлений, которые могут гармонично со-
ТЛ W W
четаться с государственными. В предложении о чеканке мелкой медной монеты для удовлетворения в ней спроса Шувалов так описывает причины, заставившие его не согласиться с планами очередного уменьшения стоимости медных пятаков: «Казна одна от высокой цены пользовалась и многие годы, а народ нимало в том участия не имел, а равно и при сбавке трех раз убыток понес, четвертая показалась мне не только несносной на-
296
роду, но и разорительна была бы»[161]. Получалось, что прибыль для казны могла и не быть автоматически прибылью для народа.
Именно идея гармоничного сочетания интересов подданных и казны была важна для Шувалова. Однако при необходимости ограничить в чем- то подданных граф стремился доказать, что мера эта является безболезненной. К примеру, в предложении о развозе отчеканенной медной монеты по городам Шувалов указывает, что хотел, «чтоб серебряную монету в казне Ее Императорского Величества больше удержать, а медную в обращение народное. употребить, но тем и коммерцию не отяготить»[162].
Одновременно Шувалов пытался доказывать, что все идеи блага подданных и империи связаны между собой. В проекте об отмене ящичных сборов он писал: «Для совершенного благополучия всего общего добра искать обязаны. об интересе государственном и пользе народной до последнего издания силы трудиться должны, ибо интерес великого бога, августейшей государыни и государства так связаны, что одно из другого до-
298
вольно быть не может»[163]. При этом отметим, что понятие «интерес императрицы» все же уступало по важности понятию «государственная польза». В проекте об учреждении в России высшей военной школы Шувалов специально указывает, что императрица «не токмо собственной пользы, ниже славы не предпочитает благополучию отечества и народа своего»[164].
Разделение Шуваловым этих понятий имело и другое важное последствие. Понятие «интерес государыни» логично вело к осознанию того, что у государыни есть какое-то частное пространство, не полностью совпадающее с государственным. Это означало: государыня освобождала часть государственного поля деятельности[165], что придавало дополнительное обоснование деятельности графа. Ибо если государыня направляет и вдохновляет, но в то же время позволяет действовать в значительной степени самостоятельно, то активность подданных становится еще более обоснованной.
Если принять эту идею за исходную посылку в рассуждениях, то становится понятным, почему Шувалов в своих проектах настойчиво подчеркивал тот факт, что он действует по высочайшей доверенности государыни, «переуступавшей» ему поле деятельности. Так, в проекте об учреждении артиллерийского кадетского корпуса он рассматривает свое назначение генерал-фельдцейхмейстером как «новый опыт призрения к
301
артиллерийским и инженерным корпусам» .
Разделение понятий «благо императрицы» и «благо подданных» не было единоличной заслугой П.И. Шувалова. Скорее можно говорить о том, что он громогласно высказал ту идею, которая фактически носилась в воздухе, высказывалась в письмах и речах. К примеру, канцлер граф А.П. Бестужев-Рюмин, предлагая Елизавете Петровне придерживаться союзных отношений с Англией, утверждал, что Петр Великий бывал и недоволен политикой Лондона, однако не смешивал личные чувства и политику империи. По словам канцлера, Петр Великий «свои и своей империи интересы совершенно знал, о надобности и пользе постоянной с Англией дружбы толико удостоверен был, что когда несколько времени покойным королем Георгом Первым. не весьма доволен был, то он однакож не хотел, чтобы его неудовольствие наималейше на коннексию и дружбу с
709
Англией распространилось»[166].