<<
>>

«Разум и верное исчисление»: представления П.И. Шувалова о собственной деятельности

Одним из наиболее важных вопросов, который стоял перед нами при изучении деятельности Петра Ивановича Шувалова, был следующий: «Почему же все заявленные проекты отделывались автором столь тщательно?» В самом деле, как мы видим, граф обладал нешуточными возможностями в плане продвижения собственных идей.

Обладая возможностью докладывать практически все интересующие его вопросы напрямую императрице, Шувалов, тем не менее, продолжает адресовать массу своих идей и предложений Сенату или Конференции.

В этом случае, по нашему мнению, существенное влияние оказывает та литература, которую мог читать П.И. Шувалов. Изучению именно этого феномена будет посвящен данный параграф.

Одним из видных специалистов, который на российском материале изучал влияние литературы на бытовое поведение людей, был Ю.М. Лот- ман. По мнению исследователя, начиная с эпохи Петра Великого образованными русскими дворянами велось создание стилей поведения с активным использованием художественной литературы в качестве основного источника заимствований. Поскольку такое бытовое поведение конструи-

303

ровали взрослые люди, их деятельность является рациональной . При этом исследователь выделяет два стиля поведения, характерных для дворян последней трети XVIII в. Один из них - «гаер», то есть шутник, острослов, носитель комической маски. Второй - «богатырь», то есть человек, который сознательно стремится к представлению своих поступков как чрезвычайно масштабных, носящих эпический характер. Наиболее ярко этот стиль поведения, по мнению Ю.М. Лотмана, демонстрировал Г.А. Потемкин[167].

Данная концепция, при всей своей красоте и возможности объяснить многие особенности поведения видных представителей российского благородного сословия, обладает и рядом существенных недостатков. К ним современные исследователи относят ограничение сферы анализа только литературными произведениями.

С одной стороны, это ограничивает горизонт сопоставлений и сравнений. Возникает вопрос: ограничивался ли изучаемый деятель только образчиками поведения, взятыми из художественной литературы, или возможны другие источники заимствований?[168] Поскольку наиболее активно деятельность по переводу и изданию в России литературных произведений стала развиваться в последней трети XVIII в. , то именно этим периодом времени ограничивается поле исследования.

С другой стороны, отмечается, что Ю.М. Лотманом исследуется «не бытовое» поведение, то есть «исключительные случаи, деятельность не-

306

больших и неспецифических для общества изучаемого периода групп» . А. Рейтблат также критикует сфокусированность Ю.М. Лотмана на изучении связи поведения с каким-либо одним литературным текстом: «Лотман доказывает, что Чаадаев моделировал свое поведение по образцу шилле- ровского маркиза Позы.. Получается, что Чаадаев,. много читавший и много знавший, выбирает почему-то только один образец и довольно близко ему следует, совершенно не заботясь о достижении сколь либо полезного эффекта. Выходит, что Николай Первый, который объявил Чаа-

307

даева ненормальным, в общем, был недалек от истины»[169].

Мы постараемся развить подход, предложенный Ю.М. Лотманом, который применительно к нашему конкретному сюжету имеет право на использование. Деятельность П.И. Шувалова представляла собой уникальный случай, из ряда вон выходящую активность по продвижению своих идей и собственной персоны.

- С. 264.

В развитие концепции Ю.М. Лотмана нами предложены две идеи. Во- первых, в нашем исследовании мы будем использовать в качестве источника образов литературу, описывающую качества истинного придворного. Связано это с тем, что такая литература являлась весьма популярной в изучаемый нами период, именно на ней во многом строилось воспитание. С другой стороны, количество художественных произведений, которые можно рассматривать как активно читаемые в России, весьма не велико.

Во-вторых, мы будем использовать не одно произведение, которое могло бы послужить образцом поведения, а несколько сочинений, известных в столице Российской империи.

Одной из основных идей, которую Шувалов указывал в качестве основания своей деятельности, была необходимость развития всех сил государства. Представление о том, что максимальное использование всех ресурсов является практически религиозным долгом, успешно функционировало с 1720-х гг., поскольку еще в «Представлении об устройстве новых путей в Сибирь» В.Н. Татищева, датированном 1725 годом, говорится о неправильности ситуации, когда «оное от бога приуготовляемое в.в. и

308

всему вашему государству богатство остается тщетно»[170].

Фигура автора проекта как «заместителя» государя на каком-либо поприще деятельности являлась прямым развитием идеи «советника при государе», которая на тот момент уже была одной из классических для европейских монархий. Данное представление возникло в эпоху Ренессанса. Например, Н. Макиавелли указывал, что о качествах государя лучше всего

309

судить, взглянув на окружающих его советников[171].

В XVII в. подобные идеи получили дальнейшее развитие и употреблялись уже повсеместно[172]. В Российской империи такое бытование идеи относится уже как минимум к 1720-м гг., ибо в записке П. Ягужинского утверждается, что, несмотря на великие качества государя, без трудолюбивых помощников «не без великой тягости такую машину в порядочном хождении содержать»[173].

П.И. Ягужинский использовал классическое представление о «государе» и «советнике», но не стоит недооценивать и значение «придворного» фактора. Идея того, что задача придворного состоит в подаче советов государю, пронизывает литературу первой половины XVIII в. В переведенном В. Тредиаковским сочинении «Истинная политика знатных и благородных особ» развиваются две основные темы: как одолеть своих при-

312

дворных противников и как помогать советами государю . Такие же воззрения развивает и анонимный автор «Грациана»: «В том состоит благополучие великих, дабы иметь при себе умных людей, которые могут об-

313

легчить тягость неведения и растолковать трудность дел» .

Такой «умный человек» в воздаяние своих заслуг был вправе рассчитывать на особую милость государя, что и является одной из основных забот придворного. Автор «Светской школы» Бельгард указывал: «Понеже главное намерение придворного человека в том заключается, чтобы в милость монарха своего прямо или посредственно придти, то надобно ему

314

беспрестанно способов к счастью своему искать» .

Поскольку же придворная слава недолговечна, то ее было необходимо постоянно возобновлять. По мнению автора «Грациана», «всякая слава подвержена старению и честь купно с нею, понеже обыкновение уменьшает почтение. Средняя новость великую красоту, приходящую ко старости, всегда превосходит. Чего ради мудрый человек в счастии, храбро-

315

сти, разуме и во всяких вещах возобновляется» .

Одной из наиболее важных задач для придворного была реклама собственных действий. Это было связано с тем, что «ежели к изрядству хвалу присовокупить, то оное всех удивит»[174]. Такая реклама должна была иногда вестись на словах, а в некоторых случаях - посредством демонстрирования результатов: «Самохвальство иногда состоит в немом велеречии и

317

показании доброты действием» . Реклама предполагала опять же публичность обсуждения, невозможность требовать одобрения вещей, которые были приватно предложены монарху и утверждены. П.И. Шувалов всячески стремился исполнять это правило. В объяснение заслуг граф прямо указывает, что стремится исчислить свои заслуги, «дабы употребленные труды в прежнее забвение погребены не были, а где-то приобре-

318

тенного не лишить потомков»[175].

Автор «Грациана» особо подчеркивал, что желательно, чтобы предлагаемая новость действительно содержала бы какое-то изобретение. Автор немало места уделяет этому тезису и специально проводит разделение между «избиранием», то есть перелицовкой старого опыта и действительной инвенцией-изобретением: «Инвенция есть участие острых умов, а доброе избирание доля твердого разума.

Однакож изобретение гораздо лучше избирания, понеже доброе всяк избирать может, а лучшее редко кто выдумает. Новость сама по себе приятна, а ежели в себе полезна, то

319

вдвое» .

В то же время все предлагаемые идеи необходимо было именно подавать на монаршее рассуждение со смиренным прошением апробации.

В случае пренебрежения этим правилом возникала двоякого рода опасность для незадачливого советчика. С одной стороны, он мог навлечь на себя подозрения или немилость монарха, который по сути своей власти должен был негативно относиться к попыткам навязывания чужой воли. С другой стороны, могла возникнуть оппозиция в общественном мнении, которое могло на советчика возложить всю вину за те или иные неудачные действия.

Были и другие причины, по которым требовалась четкая и детальная проработка новых предложений. Скороспелые и недостаточно продуманные идеи могли понизить эффект от их повторного представления в доработанном виде: «Когда человек вспоминает, что видел работу несовер- шенну, то оная ему в то время не будет нравиться, как поспеет. Наилучшему мастеру надо храниться, дабы вчерне заготовленных дел и начатых

320

своих работ не оказывать»[176].

Дела, которые придворный представлял вниманию государя, должны быть важными и бесспорно необходимыми. Участие в составлении какого-либо недостойного плана все равно могло привести лишь к трате сил: «Кто о всяком сумнительном деле печалится, тот напрасно свое здоровье

321

тратит» . В силу этих обстоятельств граф стремился излагать свои цели как наиболее важные для государства: «Предмет попечения моего состоит в шести пунктах. 1. О беспредельном успехе моей Всемилостивейшей Самодержицы. 2. О доходе государственном. 3. О состоянии войска. 4. О законах гражданских. 5. О состоянии народа, положенного в подушный ок-

322

лад яко главной силы государственной. 6. Вообще о пользе Отечества»[177].

Таким образом, Шувалов попросту развивал уже сложившееся и успешно функционировавшее представление, дополняя его идеей личного осуществления предложенного плана.

Свою деятельность П.И. Шувалов видел как основанную на началах разума. В его проектах постоянно встречаются высказывания о соответст-

323

вии его идей законам «Божественному и естественному» . Само пред

ставление о наличии этих двух законов является несомненной отсылкой к

324

идеям естественного права у С. Пуфендорфа[178].

В то же время для графа сама концепция естественного права представляется лишь одним из необходимых аргументов при доказательстве своей правоты и подробно не развивается. Шувалову достаточно подтверждения того, что его идеи «.расположение свое имеют на изобретенных по разуму человеческому способах и по верному исчислению, где не утверждается неизвестное за известное, но быть могущее основательно

325

доказывается» . Здесь мы видим и перекличку с идеями осторожного и вдумчивого рассуждения, которое требовалось от придворного, «ибо нет лучшей пробы доброго разуму, как быть рассудительному, ибо самое со-

326

вершенство дел зависит от того искусства, которым они учинены»[179].

Несомненно, важной составной частью понятия разум было понятие «наука», позитивную роль которой П.И. Шувалов постоянно подчерки-

327

вал . Такая оценка роли науки была широко распространена и высказывалась не только им самим. К примеру, Я.П. Шаховской писал о том, что «.всем видимо, как ныне в свете ко всему науки и постижимости непрерывно, а наипаче к самым прибыткам с особливым проницательством по-

О Л о

спешно изобретаются»[180].

Ясность идей, необходимая для решения государственных дел, была одним из основных требований Шувалова, что отражалось и в заголовках принятых по его инициативе сенатских резолюций. Само заглавие сенатского дела об Уложенной комиссии содержит указание на составление

329

«полных и ясных законов»[181].

Иногда понятие «ясность» упоминается наряду с другими представлениями, как, например, в «Рассуждении о подлежащих при армии понтонах». В нем Шувалов предлагал учредить понтоны на «полезнейшем и яс-

330

ном основании» . Однако настойчивое упоминание этого понятия в различных проектах заставляет задуматься о его происхождении.

Источником данной идеи могла служить картезианская философия, которая в первой половине XVIII в. имела широчайшую известность и являлась одним из последних философских достижений. Во всяком случае, в этом были убеждены авторы переводных и оригинальных сочинений по философии середины века. Так, именно изложением основных положений картезианства заканчивал свой очерк по истории философии И.Г. Гейнек- ций; точно так же поступил и Г.Н. Теплов[182].

Кроме того, мы знаем, что идеи картезианства были известны в Российской империи, поскольку книги картезианцев, в первую очередь

332

Н. Мальбранша, выписывались читателями Библиотеки Академии наук .

В своем основном сочинении Н. Мальбранш подчеркивает, что всегда необходимо сохранять последовательность в рассуждениях, а «.вопрос, который предполагается решать, должен быть ясно поставлен и идеи его терминов должны быть отчетливы настолько, чтобы их можно было срав-

333

нивать и путем сравнения находить их отношения» . Если признать, что данную идею Шувалов заимствовал у картезианцев, то станут понятными его постоянные указания на «ясные основания» всего им сочиненного. Немало внимания проблеме ясности рассуждений и понятий уделял и Христиан Вольф. По его словам, совершенное понятие достигается тогда, «когда знаки вещи позволяют ее познавать и от всех прочих вещей отде-

334

лять» .

Результаты деятельности разума лучше всего поверяются практикой. Помимо прочего, практика - источник эмпирического опыта, который может дать дополнительную пищу для размышлений. Мотив практики как одного из источников идей нашел свое отражение и в финансовых проектах Шувалова. Настаивая на необходимости перечеканки монеты из расчета 16 рублей из пуда меди, он утверждал, что «к такому великому предприятию не приступил бы, когда бы руковидец в том не был вымене копе-

335

ек»[183].

Таким образом, судя по воззрениям Шувалова, одним из основных его требований была необходимость практической апробации собственных задумок. Только в этом случае он мог счесть свою задачу выполненной. (Например, с целью доказательства преимущества новой артиллерии (имеются в виду единороги) перед прежней Шуваловым была издана спе-

336

циальная книга с результатами практических испытаний.)

А если это так, то становится понятным, почему в своем «Объяснении о заслугах» он специально приводил перечень проектов, которые «поданы

337

были в пять лет последние в Сенат бесплодно»[184]. Известно, что в реестре предложений 1757 г. Шувалова пункт о том, какие меры были приняты по

338

его предложению, был обязательным .

Шувалов являлся страстным сторонником действия. Он полагал, что именно в ходе практической деятельности можно понять пользу проектов, ибо «.как полезности не осязательны, но оных быть не может потому только, что они прежде начала или, по крайней мере, вместе с оным не

339

следуют» .

С другой стороны, постоянное указание на необходимость действовать отвечала установке на труд, которая присутствует в самых разных политических и педагогических сочинениях эпохи. В проникнутой духом католического благочестия работе аббата Бельгарда «Истинный христианин» содержится требование «препровождать день в работе или в других честных делах. человек (по слову Иова) родился на труд и работу, так как птица на летание»[185]. Сочинение «Юности честное зерцало» рекомендует отроку сходную модель отношения к труду: «Всегда время пробав- ляй в делах благочестивых, а празден и без дела отнюдь не бывай, ибо оттого случается, что некоторые живут лениво, не бодро, а разум их затмит-

341

ся и иступится» .

Аналогичные по смыслу цитаты мы находим и в сочинениях о поведении истинного придворного: «Прямой придворный человек имеет быть смел, отважен, не робок, а с Государем каким говорит с великим почтением. И возможет о своем деле сам предъявлять и доносить, а на других не имеет надеяться. Ибо где можно такого найти, который бы мог кому так верен быть, как сам себе. Кто при дворе стыдлив бывает, оный с порож-

342

ними руками от двора отходит»[186].

Шувалов всячески стремился демонстрировать собственную неустанную работу. В послании императрице с изложением своих заслуг свою

343

деятельность он именует «неутомленной» .

Стиль его бытового поведения также должен был подтверждать одержимость делами. По свидетельству М.В. Данилова, после того как

Шувалов убедился в его способностях, «начал граф отменно меня принимать, так что, когда за столом при обеде случалось ему, графу, разговаривать и советовать об артиллерии, то, оставя всех с ним сидящих, требовать от меня своему разговору одобрения и изъяснения»[187]. Таким образом, на виду у всех присутствующих на обеде хозяин мог себе позволить полностью увлечься специальным сюжетом и пренебречь всеми остальными гостями.

Все перечисленные черты, несмотря на фрагментарность, представляют характеристики дворянина, находящегося при дворе. Неизбежными чертами такого образа должны были быть стремления отыскать пользу Отечеству, осторожность и сдержанность. Однако в сознании современников закрепился несколько иной образ графа.

Одной из основных категорий, в которых современники описывали фигуру Шувалова, было понятие «случая». Случай, то есть фавор, милость и приязнь со стороны вышестоящих была одной из неотъемлемых категорий XVIII века. Случай приводил к тому, что человек становился счастли-

345

вым . Согласно «Грациану», счастье и слава существуют параллельно. «Одно столько имеет постоянства, сколько другая твердости, и первое

346

служит в жизни, а вторая по смерти»[188].

Применительно к фигуре Шувалова это понятие нашло свое выражение в известных словах М.В. Данилова о том, что граф был «в тогдашние

347

времена весьма случайным и славным»[189]. Сам Петр Иванович Шувалов также использовал категорию «случая», стремясь подчеркнуть собственное ничтожество. Периодически граф представлял свою деятельность в качестве случайного обстоятельства, к примеру, утверждая, что «судьба неисповедимая в такую должность. ввела, от которой кроме худова

348

следствия заключать за незнанием не отважился»[190]. Именно такая злая судьба вынуждала его действовать. Далее граф заявлял, что он «бессчастнейший, ныне лишась сил, благодарность оказать августейшей благодетельнице, счастливо государствующей и долк Отечеству изобретением способов полезных империи едва в состоянии». В данной фразе обращает на себя внимание настойчивость упоминания понятия «случай». Автор указывает на собственное бессчастье и подкрепляет это указанием на одолевающую его болезнь, что также можно оценить как указание на могущество судьбы.

Искание случая как такового и способ, каким Шувалов стремился «достичь случая», также были вполне общепринятыми. Наставления о правильном поведении дворян пестрят советами такого рода. По мнению, высказанному в одном из таких сочинений, «сие тебе наибольшую славу принесет, ежели трудами своими то сделаешь, чего до тебя никем не сделано, а хотя и сделано, да не так хорошо, как тобою»[191].

В то же время восприятие современниками проектов графа, как сделанных ради поддержания своего статуса, накладывало серьезные ограничения на их восприятие П.И. Шувалова. М.В. Данилов выражал весьма

350

распространенное мнение о том, что все эти выгоды были «на бумаге» .

Недоверие вызывало также то, с какой скоростью и как часто Шувалов подавал свои предложения. Согласно книжным рекомендациям, нельзя сразу ответствовать при важных делах, и возможно такое только в слу-

ЛГ1

чае «долгого опыта и превеликой остроты» . По словам же М.М. Щербатова, в период нехватки денег Шувалов «всегда говорил, что их доволь-

352

но»[192].

Другим распространенным обвинением в адрес Шувалова было то, что апробация его идей на практике была с нарушениями. К примеру, об этом английский министр (т.е. полномочный посол державы в иностранном государстве) Ч. Уильямс сообщал великой княгине Екатерине Алексеевне. Посол с иронией писал о том, что и сам решил заняться артиллерийским делом, коль скоро им можно овладеть в короткий срок. (Намек на то, что Шувалов впервые обратился к артиллерии лишь в начале 1750-х годов, а уже в 1753 году последовало его первое предложение по улучшению артиллерийского дела.) Далее Уильямс сообщал свои впечатления от показательных стрельб, которые проводила на полигоне новоизобретенная шуваловская артиллерия. Стены дома, который обстреливали орудия, были, по его мнению, обмазаны зажигательным составом, а потому сразу за-

353

горелись .

Петр Иванович Шувалов никогда не мог похвастаться другим качеством, которым, по мнению общества, должны были отличаться персоны, обласканные вниманием государыни, - умеренностью страстей. Этот стиль особенно контрастировал с поведением двух главных фаворитов Елизаветы Петровны - А.Г. Разумовского и И.И. Шувалова. М.А. Муравьев с негодованием описывает попытку собственного примирения с Шуваловым, в ходе которой генерал-фельдцейхмейстер отказался идти на ми-

354

ровую, несмотря на покаянные слова просителя . Муравьев вспоминал, что, когда он явился в дом Шувалова, то секретарь графа «поставил меня яко оглашенного, проси де прощения... И как его сиятельство граф Шувалов выходил и шол мимо меня, то я, припав к нему, извинял себя... Но он не приняв и не выслушав ничего от меня. Скоро прошел, только что я мог услышать: «Собака де лежит на сене, сама не ест и никому не дает. Не с тем ты был послан, негодисся ты быть в тех местах [в Малороссии - С.А.]»[193].

Отсутствие сдержанности, «манира», признавалось существенным недостатком в сочинениях о придворной службе. «Недовольно одной ревности в министре. ежели добрый манир как важнейшая вещь всего не

356

украшает» . Постоянство и выдержанность манер должны были свидетельствовать о том, что человек обладает и внутренними добродетелями: «Ничто так не трудно, как быть великим человеком без притворства, ибо нет ничего труднее, как быть великим в самом деле, а потому чтоб быть таковым надлежит иметь и внутреннюю ту же добродетель, какую сказываем наружным видом, одним слово, должно быть завсегда одинако-

357

вым» .

Шувалова также часто обвиняли в том, что все его начинания не шли на пользу народа. Господствующая норма заключалась в том, что предприятия государственного человека должны быть направлены на «народ-

о со

ное благо» .

Уильямс в очередном письме великой княгине Екатерине Алексеевне отмечает, что купцы Нарвы подали императрице жалобу на П.И. Шувалова. Из-за инициированных графом ограничений на вывоз леса из Российской империи они пришли «в совершенное разорение»[194].

Будущая императрица Екатерина также активно собирала разнообразные слухи, порочащие П.И. Шувалова. В частности, она сообщала в своих письмах Уильямсу, что Шувалов «заведует всей публичной казной и захватил у старого Александра Ивановича Черкасова [секретарь Кабине-

360

та Елизаветы Петровны - С.А.] шкатулку императрицы» . В данном сообщении содержится очевидное преувеличение, характерное для любого слуха. Петр Иванович не был единоличным руководителем финансов империи, такой пост вовсе не существовал в то время. В то же время рациональное зерно в этом слухе состояло в том, что Петр Иванович действительно был главным специалистом по части быстрого добывания денег на государственные нужды.

Уже будучи императрицей, Екатерина включила в свои записки эпизод, произошедший на похоронах П.И. Шувалова в январе 1762 г. По ее утверждению, недовольный преобразованиями Шувалова простой люд

361

отпускал мрачные шутки на счет покойного . Это также должно было подчеркнуть, что преобразования предпринимались ради личной выгоды.

К утверждению такого обвинения в сознании читающей публики приложил руку и фельдмаршал Б.Х. Миних, писавший о том, что вследствие своего непостоянства императрица разрешала делать своим любимцам все, что им хочется. «Последствием этого было полное расстройство финансов, причиненное П.И. Шуваловым. отсюда произошли разорительные монополии, ужасный таможенный сбор. громадная цена, по которой

362

продаются водка, соль и табак»[195].

Еще одним обвинением, которое сопровождало Шувалова, было то, что его постоянно окружали «льстецы», или, по выражению Я.П. Шахов-

363

ского, «богомерзкие ласкатели» . Примечательно, что слова эти Шаховской сказал в лицо Шувалову во время очередного спора. Эта тема всегда была актуальной для аристократического общества.

Я.П. Шаховской, апеллируя к этой категории, тем самым выбрал определенный стиль своего дальнейшего выступления. Анонимный автор «Письма о дружестве» наставлял читателей, что почитает истинным другом того, «который меня отводит от случаев мерзостных и наставляет на

364

путь добродетельный»[196]. Согласно сочинению «Истинная политика знатных и благородных особ», надо «откровенно говорить принцам и великим людям всю правду, которую от них скрывают и которую им надобно знать, только с осторожностью и давать видеть, как ревностно стараешься

365

об их пользе» . Это сочетается с очень важной для XVIII века идеей советника при великом человеке. Благополучие великих состоит в том, чтобы «иметь при себе умных людей, которые могут облегчить тягость пове-

366

дения и растолковать трудность дел их» .

В качестве «истинного друга» Шаховской был вынужден высказать

367

Шувалову всю нелицеприятную правду, которую от него скрывали[197].

Сама возможность оспаривать действия временщика при всей опасности подобной деятельности таила в себе и несомненные выгоды. Такое противодействие в случае его успешности повышало статус человека, ибо он оказывался в центре внимания. Шаховской вспоминает, что в ходе первой свое стычки с Шуваловым в Сенате он увидел, что «такое наше в разговорах сражение, в котором один другому ни в чем не уступить тщился,

368

обратило всех присутствующих на нас глаза»[198].

При этом необходимо отметить, что путем перечисления всех негативных черт Шувалова его можно было ввести в галерею «случайных» людей, чья деятельность не принесла особой пользы России. Современникам Шувалова в первую очередь мог вспомниться образ канцлера Российской империи графа Андрея Ивановича Остермана, который после своего ареста в ноябре 1741 г. был представлен победителями как один из главных недоброжелателей Елизаветы Петровны и всего государства в целом. «Вины» А.И. Остермана излагались непосредственно в манифесте 28 ноября 1741 г. «О вступлении на престол государыни императрицы Елизаветы Петровны» и затем были еще более обстоятельно изложены в указе 22 января 1742 г. об отмене для деятелей свергнутого режима смертной казни. А.И. Остерман, между прочим, обвинялся в том, что «по должности своей о лучшей предосторожности к защищению государства, где надо не представлял, в важных делах с прочими поверенными персонами откровенных советов не держал, но от большей части поступал по своей собственной воле»[199]. Таким образом, слышавшиеся в адрес Шувалова обвинения в том, что он дела решал «самовластно», не были уникальными.

Еще более любопытен тот факт, что одного из помощников А.И. Ос- термана, действительного статского советника Андрея Яковлева, обвиняли в том, что он, «находясь с графом в крайней конфиденции», подавал ему «для угождения. разные тайно, не подписывая своей рукой не токмо негодные, но и ко отягощению государства о рекрутах, лошадях и о сборе

370

сверх оклада денег и провианта и о канцелярских сборах же прожекты»[200]. Таким образом, обвинения в том, что проекты, которые подает сановник или человек из его окружения, могут на самом деле быть вредными для государства, также складываются до начала деятельности П.И. Шувалова.

В итоге в сознании современников закрепился образ временщика, человека несдержанного и мстительного, изобретавшего проекты для собственного обогащения и поддержания своего придворного статуса. Этот образ оказался цельным, выстроенным известными мемуаристами эпохи, что обеспечило высокую степень его воспроизводимости в различных исторических сочинениях.

В целом на основании изученного нами материала нельзя утверждать, что все поведение П.И. Шувалова представляло собой сплошную стилизацию поведения, направленную на поддержание определенного рационально выбранного образа, сформированного на основе одного какого-то литературного произведения. В то же время Шувалов, вероятно, стремился к использованию некоторых стереотипных образов поведения истинного придворного. Вся линия его поведения, настойчивая апелляция к одним и тем же идеям, доказывают это.

<< | >>
Источник: Андриайнен С.В.. Империя проектов: государственная деятельность П.И. Шувалова / С.В. Андриайнен. - СПб. : Изд-во СПбГУЭФ,2011. - 239 с.. 2011

Еще по теме «Разум и верное исчисление»: представления П.И. Шувалова о собственной деятельности:

- Археология - Великая Отечественная Война (1941 - 1945 гг.) - Всемирная история - Вторая мировая война - Древняя Русь - Историография и источниковедение России - Историография и источниковедение стран Европы и Америки - Историография и источниковедение Украины - Историография, источниковедение - История Австралии и Океании - История аланов - История варварских народов - История Византии - История Грузии - История Древнего Востока - История Древнего Рима - История Древней Греции - История Казахстана - История Крыма - История мировых цивилизаций - История науки и техники - История Новейшего времени - История Нового времени - История первобытного общества - История Р. Беларусь - История России - История рыцарства - История средних веков - История стран Азии и Африки - История стран Европы и Америки - Історія України - Методы исторического исследования - Музееведение - Новейшая история России - ОГЭ - Первая мировая война - Ранний железный век - Ранняя история индоевропейцев - Советская Украина - Украина в XVI - XVIII вв - Украина в составе Российской и Австрийской империй - Україна в середні століття (VII-XV ст.) - Энеолит и бронзовый век - Этнография и этнология -