Мероприятия правительства по решению богемского вопроса: указы Штремайера и реформирование Пражского университета

Чешский и немецкий меморандумы стали пробой сил и предвестниками очередного витка противостояния чехов и немцев, на сей раз происходившего в новых обстоятельствах и с использованием новых методов и подходов.

Штремайера». Они увидели свет 19 апреля 1880 г. и были подписаны премьером Тааффе и министром внутренних дел и юстиции Штремайером. Распоряжение для Богемии^[256] предписывало «политическим учреждениям, судам и органам прокуратуры» давать устный или письменный ответ на обращения граждан на том же языке, на котором они производились. То же правило касалось протоколов - они должны были вестись на том языке, на котором было подано заявление. Направляя документацию той или иной стороне тяжбы, также следовало составлять ее на языке этой стороны. Все официальные заявления следовало публиковать и на немецком, и на чешском языках. В случае, если такой документ адресовался конкретному округу или приходу, его можно было составить на том из двух языков, который был в употреблении в данном округе.

Камнем преткновения в содержании этих актов было предписание равноценного употребления чешского и немецкого языков в судопроизводстве. Теперь в любом судебном округе Богемии или Моравии истец, подав на чешском языке заявление, должен был получить ответ на этом же языке. В существовавшей до тех пор практике суды немецких округов были вправе отказываться от рассмотрения поданных на чешском языке заявлений, опираясь при этом на своеобразное толкование судебного порядка. Последний предписывал использовать «принятый в данном регионе язык» (landesubliche Sprache), что толковалось как «используемый судами данного региона язык». Таким образом, в немецких областях Богемии судебная практика на немецком языке как бы оправдывалась законодательно.

257

инстанциях^[257].

Распоряжения Штремайера спровоцировали волну

антиправительственных выступлений на разных уровнях. Конституционная партия направила в адрес кабинета протест против языковых указов. В Верхней палате парламента конституционалисты также высказали свои возражения. От имени немецких депутатов Нижней палаты (за исключением клерикалов) 28 апреля 1880 г. была составлена специальная интерпелляция, в которой правомочность указов Штремайера ставилась под сомнение в свете Основного закона страны. Ее авторы настаивали на том, что использование термина «земские языки» (Landessprachen) авторами нового указа противоречит XIX-й статье, в которой в данном контексте говорились о «языках, находящихся в употреблении в данном регионе» (landesubliche Sprachen)^[258].

Кроме того, среди немецколиберальных депутатов языковые распоряжения зародили идею законодательного закрепления статуса немецкого как государственного языка Цислейтании. Первой попыткой вынести эту идею на обсуждение стал т.н. «закон Вурмбрандта». Автор документа, граф Гундакар Вурмбранд, член Конституционной партии, а впоследствии - один из сторонников программы «Немецкой Австрии» Фридъюнга и идеи создания Немецкой народной партии, представил проект закона о государственном языке 10 мая 1880 г^[259]. Он подразумевал, что в статусе государственного языка немецкий станет основным языком для школ, административных и общественных учреждений. Тем самым были бы ликвидированы разночтения в том, что такое «земский язык». В тот момент, однако, эта идея не получила одобрения премьер-министра как не соответствующая статье XIX-й Основного закона, и ее обсуждение сошло на нет на фоне готовящейся реформы Пражского университета^[260].

Протестное движение набрало размах и в немецких областях Богемии, приняв форму петиций в сейм, заявлений со стороны органов городского самоуправления и судов немецких областей. Языковые указы 1880 г. стали для богемских немцев катализатором процесса осознания населенных ими территорий как моноэтничных областей, которые требуют собственных законодательных и управленческих нюансов^[261]. С этого момента начинается выработка концепции выделения замкнутых национальных округов в рамках Богемии - концепции, которая будет содержанием немецкобогемской политики на протяжении ближайших десятилетий.

Вскоре после указов Штремайера последовал новый шаг министерства навстречу притязаниям чехов. На сей раз речь шла о равноправии языков в Карло-Фердинандовом университете. Первым откликом на чешский меморандум о равноправии в рамках Пражского университета стало заявление министерства образования, акцентировавшее немецкий характер университета и необходимость прежде всего обеспечивать интересы немецкоязычного населения в этой сфере. У чехов, тем временем, не было достаточного количества ученых и преподавателей, чтобы ставить вопрос о собственном университете. Однако он продолжал подниматься в рамках Чешского клуба. Плодом деятельности последнего был новый меморандум, поданный графу Тааффе в декабре 1880 г. и предлагавший две альтернативы: сохранить единство факультетов при ежегодных выборах ректора и деканов поочередно той или иной национальности, либо учредить параллельно чешские и немецкие факультеты^[262].

В феврале 1881 г. министр образования барон Конрад заявил о начале работы над соответствующей реформой. Среди ее потенциальных сценариев (увеличение количества чешских профессоров, дробление факультетов на чешское и немецкое отделения при сохранении административного единства всего университета) был выбран наиболее радикальный: создание самостоятельной чешской высшей школы на базе уже существовавших в рамках Пражского университета чешских учебных курсов и профессорского состава.

Императорский эдикт о функционировании чешского и немецкого университетов под общим именем Carolo-Ferdinandea увидел свет 11 апреля 1881 г. Основные принципы работы двух высших школ были таковы: преподавание исключительно на немецком или чешском языках в рамках соответствующего университета, запрет одновременно обучаться и в той, и в другой высшей школе, но возможность посещать отдельные лекции в «чужом» университете^[263].

Реакция немецкой стороны на эти нововведения была довольно сдержанной. Создание чешской высшей школы, будучи нежелательной уступкой консервативной коалиции, по сути мало затрагивало интересы немецкой общественности. Немецкоязычная молодежь сохраняла возможность получить образование на родном языке. Не снижалось и качество этого образования. Более того, немецкие политики сами сформулировали подобный сценарий в тексте своего меморандума. Это, конечно же, не помешало либеральной прессе нелестно отозваться о новой чешской высшей школе и раскритиковать недальновидное желание чехов отгородиться от немецкоязычного мира, уровень культуры которого якобы был на порядок выше ^[264]. Существовали опасения и относительно того, насколько пригодными для государственной службы будут выпускники чешского университета. Получая высшее образование на чешском языке, в изучении немецкого они оставались на уровне гимназии^[265].

Попытки правительства представить новый законопроект как очередной шаг к национальному примирению, и без того критически воспринимаемые парламентским меньшинством, были сведены на нет событиями конца июня 1881 г. Группа немецких студентов из Праги, отправившаяся на загородную прогулку в местечко Кюхельбад неподалеку от богемской столицы, оказалась вовлечена в потасовку с чешской молодежью, спровоцировавшей конфликт оскорбительными комментариями в адрес немцев. Со стороны численно уступавших немецких студентов обошлось без жертв лишь благодаря прибытию полиции. В течение следующих дней произошло еще несколько подобных эксцессов, когда немецкоязычные пражане подверглись побоям^[266].

Этот эпизод, а также последовавшее за ним назначение наместником Богемии лояльного правительству генерала Альфреда Крауса, сменившего на этом посту либерала барона Вебера^[267] , вызвал крайне бурную реакцию немецкой общественности Австрии. В Богемии прошел ряд съездов депутатов ландтага под лозунгами сплочения сторонников немецкой политики. Либеральная пресса разразилась многочисленными статьями, в которых говорилось о смехотворности правительственного курса на «примирение», когда в стране происходят подобного рода происшествия^[268]. Высказывалось убеждение, что именно «эра примирения», как оказалось, подготовила почву для спланированных и осознанных акций против богемских немцев^[269]. События в Праге назывались «кровавой иронией над иллюзиями, которые сейчас царят в Цислейтании»^[270].