Решение Адриатической проблемы и урегулирование венгероавстрийского конфликта в Бургенланде (июнь 1920 - декабрь 1921 гг.)
Формирование Малой Антанты является главным, но не единственным примером укрепления прямых связей между государствами-наследниками в течение 1920 - 1921 годов. Новые механизмы взаимодействия малых стран Дунайской Европы позволили им справиться с целым рядом опасных для стабильного развития подсистемы международных отношений ситуаций.
Великие державы не отказались полностью от участия в завершении процесса мирного урегулирования на территории бывшей Австро-Венгрии. Активизация механизмов прямого взаимодействия государств-наследников заставила Великобританию, Францию и Италию пересмотреть подходы к определению необходимости вмешательства в ту или иную проблему. В действиях великих держав появляется некоторая избирательность: они более не считают необходимым контролировать все аспекты взаимоотношений государств региона. В рамках двух последних параграфов диссертационного исследования мы постараемся выяснить критерии, применявшиеся великими державами при принятии решений о необходимости вмешательства в ситуацию. Сначала речь пойдет о проблемах, где участие великих держав было минимальным, и соответственно главную роль играли страны Дунайского бассейна.
Первым примером стабилизирующего влияния формировавшихся механизмов самостоятельного взаимодействия государств-наследников стало окончательное урегулирование Адриатической проблемы. В начале января 1920 года в итало-югославянских отношениях произошла «настоящая рево-
935
люция» . Премьер-министры Нитти и Давидович обменялись официальными посланиями, в которых говорилось о возможности компромиссного варианта решения проблемы на основе двустороннего соглашения Италии и Королевства сербов, хорватов и словенцев. Впервые с момента окончания войны в качестве выхода из тупиковой ситуации предлагались прямые переговоры двух стран без какого-либо посредничества великих держав[929] [930] [931] [932].
Главной причиной изменений во внешнеполитическом курсе Италии и югославянского государства стала крайне нестабильная внутриполитическая ситуация, связанная с общим социальным напряжением в Европе после мировой войны. Королевство СХС в первые месяцы своего существования столкнулось с937
достаточно мощным сепаратистским движением в Хорватии . Кроме того, с начала августа по середину октября 1919 года правительство нового государства находилось в состоянии перманентного кризиса, в ходе которого сменилось несколько кабинетов. В Италии в ноябре 1919 года состоялись парламентские выборы, в результате которых свои позиции серьезно упрочила социалистическая партия. Показательно, что наиболее популярными сюжетами предвыборной кампании являлись вопросы экономического и социального развития страны, в то время как внешнеполитические проблемы отошли на
- 938
второй план .
Одновременно с процессом усиления двусторонних итало- югославянских контактов в политике великих держав по проблеме урегулирования на Адриатическом побережье проявилась тенденция к постепенному отказу от попыток управлять процессом разрешения данного вопроса. После
официального закрытия Парижской конференции Адриатическая проблема становилась предметом дискуссии на встречах представителей Франции, Великобритании, США, Италии и Японии в Лондоне в феврале[933] и в Сан-Ремо в конце апреля 1920 года[934]. Первая из них проходила на фоне всплеска антиитальянских выступлений в ключевых городах Адриатического побережья: в Спалато (Сплит) во время массовой акции был сожжен итальянский флаг[935] [936] [937]. Никаких решений принято не было: лидеры Великобритании и Франции ограничились формальным заявлением о готовности выполнить Лондонский
942 г-р
договор . Тогда же последнюю попытку оказать влияние на урегулирование этой проблемы оказал Вашингтон. Меморандум президента В. Вильсона от 14 февраля содержал привычно проюгославянскую позицию и многочисленные ссылки на принцип этнической целостности государств.
Ллойд Джордж и Мильеран выработали совместный ответ на декларацию американского лидера, в которой указывалось на безосновательность опасений США относительно нарушений принципа национальностей на Адриатическом побере-943
жье
Безрезультатность февральской конференции великих держав в Лондоне контрастировала с активным стремлением итальянского правительства как можно скорее решить проблему установления границ на Адриатике. Премьер-министр Италии Ф. Нитти в феврале 1920 года решился на весьма рискованный с точки зрения реакции внутри страны шаг и в своей речи в парламенте прямо заявил о необходимости нормализации отношений с Королевством сербов, хорватов и словенцев[938]. По различным дипломатическим кана-
лам итальянское правительство постоянно давало Белграду понять, что Италия готова на компромиссное решение проблемы[939].
Военно-политический потенциал Италии значительно превосходил возможности Королевства сербов, хорватов и словенцев, поэтому именно от позиции Рима в наибольшей степени зависел успех двусторонних итало- югославянских переговоров. Первоначальные планы Италии на создание под своим контролем военно-политического блока из государств-наследников в течение первой половины 1920 года оказались несостоятельными. Активизация внешнеполитической деятельности Великобритании и Франции на этом направлении заставляла римский кабинет искать иные варианты для поддержания собственных позиций в регионе. В апреле 1920 года, казалось бы, проитальянские высказывания британского и французского премьер-министров на совещании союзников в Сан-Ремо были встречены в Риме весьма скептически: здесь не скрывали своего разочарования итогами встречи[940]. По- видимому, ни британское, ни французское правительства уже не собирались выполнять свои обязательства и давить на Белград, не желая терять возможность установления с Королевством СХС более тесных отношений.
В этом контексте совершенно логичным представляется итальянский внешнеполитический курс лета - осени 1920 года, важным элементом которого являлись прямые итало-югославские переговоры по Адриатической проблеме[941].
К достижению компромисса обе стороны подталкивала и напряженная ситуация непосредственно в зоне конфликта: в середине июля произошли серьезные столкновения итальянских войск и населения города Сплита[942]. Рано или поздно это могло вылиться в полномасштабную войну, в которой не были заинтересованы ни в Риме, ни в Белграде. Примечательно, что главным виновником этого инцидента югославское общественное мнение называло великие державы, не решившие в свое время Адриатический во-прос[943]. Недоверие к союзникам испытывали и в Риме: новый итальянский министр иностранных дел граф Сфорца в беседах с британскими дипломатами не скрывал своего желания достигнуть соглашения без посредничества других великих держав[944].
Отказ участников конфликта от агрессивного внешнеполитического курса, конечно же, создавал почву для компромисса. Однако для заключения соглашения потребовалось еще несколько месяцев переговоров, в течение которых и Италия, и КСХС вынуждены были корректировать свою деятельность на международной арене в соответствии с изменением обстановки во всем регионе Центральной и Юго-Восточной Европы. Важнейшим импульсом для урегулирования Адриатической проблемы стало заключение югосла- вянско-чехословацкого союзного договора 14 августа 1920 года, укрепившего международное положение Белграда.
В итоге в начале ноября 1920 года в Раппало прошли решающие итало- югославские консультации, которые меньше чем за две недели очень неожиданно для общественного мнения самих стран[945] [946] и дипломатов великих держав завершились подписанием договора, урегулировавшего все спорные во- 952 просы. По условиям соглашения , Королевство сербов, хорватов и словенцев получало Далмацию за исключением города Задар. Фиуме становилось независимым государством. К Италии отходила почти вся Истрия с городом Триест и наиболее важные со стратегической точки зрения острова у Далматинского побережья. Основные положения Раппальского договора совпадали с теми компромиссными вариантами, которые великие державы предлагали в течение 1 919 - 1920 годов. разрешения кризисной ситуации . В условиях общей нестабильности в центральной и восточной частях европейского континента урегулирование одной из наиболее сложных международных проблем рассматривалось британским и французским политическим руководством как важный шаг к преодолению негативных последствий мирового конфликта[947] [948]. Гораздо более осторожно перспективы развития ситуации в Центральной и Юго-Восточной Европе после заключения итало-югославянского соглашения оценивали в Праге. Э. Бенеш не скрывал своих опасений относительно возможной переориентации Королевства СХС на сотрудничество с Италией, что, по его мнению, неизбежно вызовет недовольство Франции. В таком случае Париж мог бы сделать окончательный выбор в пользу Венгрии, лишив своей поддержки и Югославию, и Чехословакию. Точка зрения чехословацкого министра иностранных дел прекрасно демонстрирует особенности восприятия политическими элитами государств-наследников участия великих держав как фактора складывания модели международных отношений на территории бывшей Австро-Венгрии. По мнению Бенеша, союзные отношения с одной из великих держав (даже с Францией) способны «нарушить нормальное развитие Малой Антанты». Лидеры малых стран Центральной Европы явно пытались найти определенный баланс в своем взаимодействии с ведущими государствами Европы, осознавая, что союзные отношения с одним из них неизбежно превращают весь регион в арену ожесточенной борьбы великих держав. Раппальский договор стал свидетельством устранения лидеров Антанты от прямого участия в процессе мирного урегулирования на Адриатике[949]. Главной причиной такого результата внешнеполитической деятельности великих держав на данном направлении являлась ограниченность в средствах контроля над ситуацией в регионе, которая в различной степени проявлялась на протяжении 1918 - 1920 годов. Именно устранение большой тройки от активного участия в решении Адриатической проблемы стало важнейшим фактором ее мирного урегулирования. Италия и Королевство СХС, освобожденные от необходимости соизмерять свои действия с позициями лидеров Антанты, в относительно короткие сроки нашли выход из затянувшего кризиса. Урегулирование одной из наиболее сложных проблем послевоенного периода было достигнуто на основе прямого взаимодействия государств-наследников. Данный статус стал для Италии в вопросе о территориальном разграничении на Адриатике доминирующим: Рим выступал как один из географических акторов подсистемы международных отношений в Дунайском бассейне, а Раппальское соглашение стало успешным выходом из длительной итало-югославянской конфронтации, так как было выработано в рамках локального международного порядка, сложившегося на территории бывшей Австро-Венгрии. Снижение степени участия великих держав в событиях в Дунайском бассейне не ограничивалось их фактическим отказом продолжать поиск выхода из сложных территориальных проблем. Наиболее мощные государства Антанты устранялись даже от контроля за реализацией ими же ранее приня- 219 тых решений[950]. Ярким примером данной тенденции внешнеполитических курсов великих держав стало развитие ситуации вокруг Бургенланда. Несмотря на подписание Трианонского договора, подтвердившего ключевые положения Сен-Жерменского мира с Австрией, Будапешт всеми силами старался замедлить процесс передачи западных комитатов под власть Вены. Венгерское политическое руководство пыталось сыграть на страхе великих держав перед присоединением Австрии к Г ермании, отмечая, что в таком случае аннексия Бургенланда приведет к появлению венгеро-германской границы недалеко от Будапешта[951] [952], а спорные комитаты станут форпостом Г ер- 958 мании на Дунайской равнине . В Австрии также отношение к потенциальному увеличению территории было далеко не однозначным, так как здесь осознавали, что это приведет к определенным негативным последствиям, связанным с необходимостью определения статуса земель в рамках федеративной Австрийской республики (либо отдельный субъект, либо слияние с одной из уже существующих провинций)[953]. В начале 1921 года великие державы в лице Конференции послов заявили о желательности урегулирования этого спорного вопроса на основе двустороннего соглашения Австрии и Венгрии[954]. Однако подобное заявление не означало отказа великих держав от принятых еще в рамках Парижской конференции решений. Всего через месяц последовало уточнение, что австровенгерские консультации не должны ставить по сомнение условия мирных договоров[955]. Державы-победительницы занимали двойственную позицию: настаивая на выполнении условий соглашений, хотели максимально устраниться от процесса их реализации. Неясность ситуации в Бургенланде сыграла роль фактора обострения внутриполитической ситуации в Венгрии, которое стало наиболее серьезной проверкой стабилизационного потенциала механизма непосредственного взаимодействия государств-наследников. В течение 1921 года главной опасностью для послевоенного порядка являлись ревизионистские монархические силы, которые из-за исторических традиций наибольшим влиянием обладали в Венгрии, формально продолжавшей оставаться по форме правления королевством с вакантным троном и регентом Миклошем Хорти. Последний император, а в Венгрии король, Карл IV Г абсбург, находясь в вынужденном изгнании, не скрывал своего желания вернуться в Будапешт[956]. Серьезные амбиции были и у других представителей свергнутой династии (особенно у эрцгерцога Иосифа)[957]. Для соседей Венгрии реставрация Габсбургов представлялась, по-видимому, даже большей опасностью, чем приход к власти левых радикалов[958]. Прага, Белград, Бухарест смотрели на перспективу возвращения Габсбургов как на первый шаг к возрождению Австро- Венгрии. В Вене в таком варианте развития политического процесса в Венгрии видели угрозу роста монархических настроений в самой Австрии[959]. Соответственно великие державы, опасавшиеся нового взрыва в регионе[960], отказывались рассматривать вопрос о королевской власти в Венгрии в качестве внутреннего дела этой страны[961]. 2 февраля 1920 года Конференция послов великих держав приняла официальное заявление о недопустимости восстановления власти Г абсбургов, которые «создали систему угнетения одних рас другими, полностью противоречившую принципам нового международного порядка»[962]. Вместе с тем в политико-дипломатических кругах великих держав верно оценивали степень традиционализма венгерской политической культуры и считали, что только монархия может обеспечить стабильность в этом важнейшем государстве Дунайского бассейна[963]. Видимо, именно эта двойственность внешнеполитических курсов великих держав в данном вопросе порождала слухи о готовности поддержать претензии Карла Габсбурга. Австрийская пресса в октябре 1920 года писала даже о наличии у бывшего императора неких письменных обязательств от французского правительства[964] [965]. Доказательств существования такого рода документов в Архиве французского МИДа нами обнаружено не было. Компромиссным вариантом решения проблемы королевской власти в Венгрии могло бы стать приглашение на трон представителя какой-нибудь 971 другой династии. Подобные планы существовали у итальянского , британского и румынского правительств. Однако любой выбор в данном случае только усилил бы конфронтацию между великими державами. Именно поэтому в главных европейских столицах весьма благожелательно встретили в марте 1920 года известие об избрании адмирала Миклоша Хорти регентом Венгерского Королевства. Жесткость и властный характер этого политического деятеля позволяли надеяться, что он не допустит опасной и для него лично реставрации Габсбургов. Тем не менее, в марте 1921 года Карл Габсбург попытался вернуться в Венгрию, что встретило резко негативную реакцию не только соседних стран, которые выступили с ультиматумом в адрес Будапешта[966]. Великие державы также оказали давление на М. Хорти с целью убедить его отказаться от поддержки авантюры экс-императора. В британских дипломатических кругах весьма распространенным было мнение о том, что за спиной Карла стояла Франция, будто бы и инициировавшая его возвращения на престол . По-видимому, использование британских дипломатических документов в качестве единственного источника по данной проблеме привело некоторых исследователей к весьма рискованным заявлениям, что Карл имел чуть ли не письменное согласие тогдашнего французского премьер-министра Аристида Бриана на свое возвращение на венгерский престол[967] [968] [969]. Такие оценки представляются нам не вполне корректными. Сторонниками Карла Г абсбурга в основном являлись представители аристократии, ли- 975 дером которых считался граф Дьюла Андраши . Французские дипломаты всегда рассматривали Д. Андраши и его соратников как убежденных германофилов[970] [971] [972]. Во французской политической элите весьма устойчивым было отождествление реакционных венгерских политиков и сторонников ориента- 977 ции на Берлин , поэтому еще в период Советской Венгрии французы настаивали на либерализации крайне правого курса противников коммунистов из числа членов альтернативного правительства, находившегося в городе Се- 978 гед . Только после неудачи попытки Карла Габсбурга во Франции, по- видимому, среди военных возникла (впрочем, так и не реализованная) идея сыграть на германском поле - поддержать карлистское движение, переориентировать Андраши и его сторонников на Францию и ослабить таким образом влияние Германии в Венгрии[973]. Вторая попытка Карла вернуться на престол Венгрии, произошедшая в октябре 1921 года, была тесно связана с проблемой территориального разграничения между Венгрией и Австрией. Еще в июле 1921 года возникли опасения, что Карл Габсбург может воспользоваться ситуацией, сложившейся в западных комитатах Венгрии накануне их передачи под австрийский су- веренитет[974] [975]. Великими державами было принято решение перевести в Бур- генланд для контроля за намеченным теперь уже на август 1921 года процессом передачи западных комитатов Австрии межсоюзническую Комиссию ге- 981 нералов, которая функционировала в Будапеште с августа 1919 года . Эта мера не привела к стабилизации ситуации в зоне венгеро-австрийского конфликта. Процесс смены венгерских властей австрийскими вызвал в сентябре - октябре 1921 года острейший кризис не только в австро-венгерских отношениях, но и во всем регионе Центральной и Юго-Восточной Европы. В Бур- генланде происходили столкновения между австрийскими войсками и так называемыми «бандами венгерских добровольцев», которые якобы не находились под контролем Будапешта[976] [977]. Однако попытки венгерского премьер- министра И. Бетлена шантажировать великие державы, указывая на опасность создания в Западной Венгрии убежища для экс-императора и добива- -983 ясь решения о прекращении процесса передачи спорных территорий , позволяют предположить, что эти вооруженные силы все-таки подчинялись приказам правительства. По некоторой информации, австрийская жандармерия, вошедшая в Бургенланд 29 августа 1921 года, встретилась с организованным сопротивлением регулярных венгерских войск[978] [979]. Впрочем, это не значит, что венгерское политическое руководство стремилось к возвращению Габсбургов на трон: напротив, в середине июня 1921 года в ходе визита в Прагу венгерского премьера было достигнуто соглашение о совместных дей- 985 ствиях против Карла . Скорее можно говорить о стремлении венгерского правительства не допустить очередной потери территории. По-видимому, надежды на благополучное для Венгрии разрешение спора за Бургенланд не в последнюю очередь возникали в Будапеште из-за статей в британской официозной печати, которая не скрывала своих симпатий к венгерским национальным устремлениям[980] [981] [982]. Вне зависимости от того, насколько кризисная ситуация в Бургенланде была инспирирована Будапештом, Карл Г абсбург действительно воспользовался благоприятными обстоятельствами и в конце октября 1921 года прибыл в Западную Венгрию в город Шопрон, откуда начал свое движение на Будапешт. Однако международная обстановка во всем регионе к этому моменту изменилась не в пользу экс-императора: после его мартовской авантюры Чехословакия, Румыния и КСХС окончательно оформили существование Малой Антанты, которая на этот раз при поддержке великих держав потребовала не только высылки Карла из Венгрии, но и принятия закона, лишающего QR7 Габсбургов права на корону Св. Стефана . 5 ноября 1921 года юридический акт о свержении Карла IV был одобрен парламентом, что полностью противоречило историческим традициям Венгрии, согласно которым король признавался сакральной фигурой, воплощающей венгерскую государственность, и единственным способом устранения которого могло быть его собственное решение об отречении. Важным фактором неудач попыток монархической реставрации в Венгрии стала резко отрицательная позиция государств Малой Антанты. В этой ситуации военно-политический блок выступил в роли стабилизирующего фактора международных отношений, что отмечали даже весьма скептически 988 его оценивавшие британские дипломаты . Великие державы также и в марте, и в октябре 1921 года присоединялись к протестам государств- наследников, но в то же время дипломатические представители в Белграде, Бухаресте и Праге получали инструкции проинформировать правительства членов Малой Антанты, что любая силовая акция против Венгрии вызовет разрыв с великими державами[983]. Однако политическое руководство великих держав само сомневалось в эффективности подобного давления, признавая, что влияние великих держав на ситуацию в Центральной Европе и действия Малой Антанты имеет только моральную основу[984] [985]. Итальянское правительство открыто заявило в сентябре 1921 года, что великие державы не в состоянии решить австро-венгерский спор самостоятельно, и Малая Антанта долж- на взять на себя эту задачу . Ключевой причиной отказа политического руководства Венгерского королевства во главе с регентом Хорти поддержать возвращение Карла Габсбурга стала реальная угроза вооруженной интервенции со стороны сосе- дей[986]. После первой авантюры бывшего императора Чехословакия инициировала переговоры с Венгрией по поводу возможного экономического сотрудничества двух стран[987], что должно было стать для Будапешта положительным стимулом отказа от конфронтации с соседними государствами. Чехословацкое правительство даже выразило согласие в случае повторения прогабсбургского выступления в течение трех дней не выражать официальный протест, предоставив венгерскому руководству возможность самому справиться с внутренними трудностями. Такая мера должна была помочь избежать всплеска националистических настроений в Венгрии, если бы Чехословакия и другие соседние государства сразу же избрали бы жесткую внешнеполитическую риторику в качестве инструмента давления на венгерское общество. В сентябре 1921 года чехословацкое правительство, по-видимому, руководствуясь именно этими договоренностями, последовательно выступало против вооруженного вмешательства третьих стран в австро-венгерский конфликт[988]. Между государствами-наследниками устанавливалось все больше политических связей, которыми они не были обязаны великим державам. Даже условный статус победителей и проигравших не становился препятствием для данного процесса: 16 декабря 1921 года был заключен договор о дружбе между Австрией и Чехословакией[989]. Конструирование модели международных отношений смещалось в течение 1921 года на уровень малых государств региона. Собственно территориальная проблема в Бургенланде, ставшая фоном для попытки монархического реванша в Венгрии и являвшаяся в течение 1918 - 1921 годов фактором постоянной напряженности в Центральной и Юго-Восточной Европе, была также урегулирована в течение осени 1921 года. Г лавную положительную роль в этом случае сыграла Италия, выступившая посредником между Австрией и Венгрией. Римское правительство удачно воспользовалось кризисной ситуацией, чтобы подкрепить свои амбиции лидера Центральной и Юго-Восточной Европы. Несмотря на опасения Франции и Великобритании, что роль третейского судьи в венгеро-австрийском конфликте может нарушить расстановку сил в пользу Италии[990], ни в Париже, ни в Лондоне не готовы были предложить иной путь разрешения этого территориального спора. Полномочия Италии как посредника были подтверждены Конференцией послов великих держав[991]. В итоге прошедших в Венеции австро-венгерских переговоров был принят компромиссный вариант урегулирования: большая часть Бургенланда переходила Австрии, а в городе Шопрон назначался референдум[992]. Другие великие державы все-таки приняли определенное участие в организации плебисцита: в начале декабря в Бургенланд для обеспечения порядка был переброшен батальон союзных войск[993]. Однако предложения межсоюзнического военного комитета, считавшего необходимым провести широкомасштабную союзную интервенцию для обеспечения процесса передачи комитатов Авст- рии , приняты не были. По результатам прошедшего 13 декабря 1921 года голосования 65 % высказались за сохранения города Шопрон в составе Венг- рии Фактически стратегия невмешательства была выбрана великим державами и по вопросам ущемления прав национальных меньшинств в государст- вах-наследниках. В Трансильвании нарастало напряжение между румынскими властями и венгерским и немецким меньшинством[994] [995] [996]. На основании договора о правах меньшинств от 9 декабря 1919 года венгры и немцы Тран- сильвании требовали предоставления им прав самоуправления и культурной автономии. Бухарест реагировал на эти требования крайне нервно, настаивая на том, что они нарушают положения указанного документа[997]. Румынские власти применяли рычаги экономического давления на венгров и немцев Трансильвании: был принят закон о конфискации собственности иностранных граждан. В условиях, когда венграм было позволено выбрать свою гражданскую принадлежность, закон фактически означал их вытеснение с новых румынских территорий. В течение лета 1921 года Конференция послов великих держав неоднократно обсуждала обращения венгерских властей с просьбой вмешаться в ситуацию в Трансильвании и прекратить нарушения договора о защите меньшинств[998]. Однако действенных мер великими державами предпринято не было, несмотря на то, что в октябре - ноябре 1921 года этот вопрос обсуждался на заседании Лиги Наций. Ведущие державы ограничились принятием декларации, которая подтверждала актуальность положений договора от 9 декабря 1919 года и помещала его под гарантию со стороны Лиги Наций[999]. Сходный алгоритм действий был выбран великими державами в вопросе о реализации положений Трианонского мира относительно спорной между Венгрией и Королевством СХС Бараньи[1000] (столицей этой области являлся город Печ). Югославяне не спешили выводить свои оккупационные войска из оставленной под венгерским суверенитетом части Бараньи. Великим державам вновь, как и в случае с Румынией, приходилось ограничиваться регулярными гневными заявлениями в адрес Белграда с требованием исполнять условия мира[1001]. Как и в 1919 году, великие державы не могли использовать в качестве инструмента своей политики на территории бывшей Австро- Венгрии силовое давление, что в значительной степени делало попытки их вмешательства неэффективными. Великие державы в течение второй половины 1920 - 1921 годах минимизировали свое участие в урегулировании территориальных споров и проблем стабильности внутриполитического развития государств-наследников. Хотя дипломатические ведомства Великобритании и Франции пытались оказывать давление на государства-наследники практически во всех рассмотренных в данном параграфе вопросах (Адриатика, Бургенланд, монархическая реставрации в Венгрии, договор о правах меньшинств, югославянская оккупация Бараньи), механизмы влияния оказывались совершенно неэффективными: декларации Конференции послов не становились для стран Дунайской Европы императивом к определенным действиям. Наиболее острые международные проблемы взаимоотношений государств-наследников были урегулированы в течение 1920 - 1921 годов усилиями малых стран региона при пассивном и крайне незначительном участии великих держав. Единственным исключением являлась Италия, которая занимала промежуточное положение, обладая статусом и великой державы, и государства-наследника, и могла принимать активное участие во взаимодействии малых стран региона, что в перспективе позволило бы ее выступить в роли регионального лидера. 3.3.