2. Некоторые основные ПОНЯТИЯ
В качестве исходного материала для обсуждения целесообразно принять семантическую схему Морриса (1938). В соответствии с ней мы будем считать, что язык является набором знаков, а речь предполагает использование этих знаков, причем обычно — в связи друг с другом.
Правила комбинирования знаков (грамматика) формулируются в терминах классов знаков (грамматических классов). Языки обладают знаками двух типов: одни знаки являются десигнаторами (designators), а другие — форматорами (formators) 1 (ср. 2.2). Десигна- тор состоит из имеющего физическую природу означающего (sign-vehicle) и означаемого — десигната2; форматор состоит из такого же показателя и имплицитного указания на операцию, такую, как отрицание, обобщение и т. п. (см. ниже, 2.2). Десигнат может рассматриваться как некоторый набор условий; если какой-то знак употребляется по отношению к такой ситуации, которая удовлетворяет всем соответствующим условиям, то можно сказать, что данное употребление этого знака означает (denotes) [то есть имеет денотат] (Morris, 1938, стр. 24) 3. Знакоупотребления (sign-tokens) иногда используются в связи с определенным денотатом, а иногда— нет (ср. 2.2.1.1 и 3.1.4). Во всех языках существуют также дейктические средства — это знаки, имеющие референты, но не имеющие десигнатов (ср. 2.2.2). Далее, в языках обычно имеются десигнаторы и форматоры, употребляемые в высказываниях о языке (то есть♦ Автор считает своим приятным долгом выразить благодарность следующим лицам, прочитавшим первоначальный вариант настоящей статьи: Роберту Аустерлитцу, Ольге Сергеевне Ахмановой, Эдварду Бендиксу, Дуайту Л. Болинджеру, Джозефу Гринбергу, Бенджамину Грушовскому, Милке Ивич, Павле Ивичу, Гарольду Конклину, Лоренсу Крадеру, Джону Лотцу, Вите Равид, Майклу Рифатерре, Рулону Уэллсу, Фреду У. Хаусхолдеру (младшему), Чарлзу Ф.
Хоккет- ту, Карлу Циммеру и Роману Якобсону.метаязыковые знаки, существующие наряду со знаками языка-объекта).
Анализ семиотических средств, которыми язык располагает для дёсигнации, референции, сдвига уровней (shifting of levels) и т. п., составляет его семиотическое описание. Структура десигнатов знаков языка является объектом его семантического описания в узком смысле слова; мы можем также говорить о семантическом описании в широком смысле слова и считать, что оно включает в себя семиотическое описание. Отношение семиотического типа и десигната знака к форме означающего в основном произвольно; однако в ряде случаев обнаруживается семантико-фонологический параллелизм, представляющий собой интересный объект исследования. (Важная проблема звукового символизма выходит за рамки настоящей статьи; ср., однако, примечание 65.) Отношение семиотического типа и десигната знака к синтаксическому классу этого знака, напротив, часто оказывается внутренне обусловленным; семантико-грамматический параллелизм заслуживает еще большего внимания, чем семантико-фонологический, — как применительно к конкретным языкам, так и применительно к языку вообще.
Что касается вопроса исключения семантических соображений из грамматического описания, то решительная позиция Хомского (1955; 1957, гл. 9) по этому вопросу представляется мне совершенно правильной. Данная работа исходит из предположения, что грамматическое описание не только автономно по отношению к семантическому, но и предваряет его. Поэтому мы будем подвергать семантическому анализу лишь грамматически правильные высказывания, и притом татсие, для которых указана их грамматическая структура. Таким образом, мы признаем разумным пытаться ответить, почему семантически неприемлемо такое выражение, как enter out, но не такое, как into out, которое отвергается как неправильное уже грамматически4. Аналогично при различении разных значений слова fair
(а) ‘справедливый, беспристрастный’, б) ‘прекрасный’ и т.
д.) целесообразно прежде всего отметить, что fair(б) в отличие от fair (а) принадлежит к особому подклассу прилагательных (см. 3.2.1) 5.
Итак, мы помещаем грамматическое описание перед семантическим. Это приводит к проблеме соответствия между единицами описаний того и другого типа. При грамматическом анализе приходится оперировать как значащими элементами (сегментными и супрасегмент- ными морфемами, а также факультативными трансформациями), так и незначащими, обязательными. Блумфилд (1933, стр. 162, 166) удовлетворялся тем, что для каждой грамматической единицы постулировал единицу значения («семемы» — для морфем, «эписемемы» — для тагмем^факультативным трансформациям). Однако позже против отождествления грамматических и семантических единиц был выдвинут целый ряд возражений (например, Hjelmslev, 1953, стр. 28 и сл. и, в особенности, Bazell, 1954). Наиболее серьезные из них следующие: а) некоторые морфы не имеют значения («пустые морфы», например to при инфинитиве в английском или -о- в drunk-o-meter ‘пьяномер’); б) нельзя допускать означающие без «сегментной» субстанции, например значащий порядок слов; в) существуют значащие сегменты, меньшие, чем морфа («фоноэстемы», например //-ow ‘течь’, //-it ‘порхать’, //-у ‘летать’, //-oat ‘плыть’ и т. п.); г) «идиомы» грамматически состоят из многих морфем, а семантически должны рассматриваться как целое. И все-таки ни одно из этих возражений не представляется достаточно убедительным: а) «пустые» морфы— это искусственный прием дистрибутивной грамматики (Item-and-Arrangement grammar); с точки зрения «преобразовательной» грамматики (Item-and-Process grammar) такие морфы вовсе не являются «пустыми» — они представляют собой сегментные показатели тех или иных трансформационных процессов; б) допуская в качестве означающего процесс, мы нисколько не противоречим семиотической теории (ср., например, использование в качестве сигнала троекратного поднятия руки); в, г) такие явления, как «фоноэстемы» и «идиомы», действительно предполагают много-однозначное соответствие между грамматическими и семантическими единицами.
Но, поскольку тождество обоих планов оказывается неполным, именно их сопоставление дает удобную исходную точку для описания их неизоморфизма. (См. также прим. 65; ср. С h о m s к у, 1957, стр. 102 и сл.)В своей книге «Язык» (1921, стр. 13) Э. Сепир сравнил язык с динамомашиной, по мощности способной обслуживать лифт, но обычно приводящей в действие всего лишь дверной звонок. Языком чаще всего пользуются так, что его семантические возможности эксплуатируются далеко не полностью. В его «фатической» функции, когда речь служит только для того, чтобы сигнализировать о наличии сочувствующего собеседника, язык «де- семантизируется» в очень большой степени. В различных церемониальных функциях («noncasual» language— ср. French, 1958) язык также может быть сильно де- семантизирован, хотя здесь это объясняется другими механизмами. Вообще, как только высказывания становятся автоматическими симптомами состояния говорящего, как только они сцепляются друг с другом, образуя последовательности с высокой условной вероятностью, короче говоря, как только они выходят из-под контроля воли говорящего, они перестают быть представителями языка как полноценного семантического инструмента. Разумеется, подобные «утечки», которые на практике часто снижают потенцию языка как орудия общения, являются вполне законной проблемой для психологии, в решение которой лингвисты могут внести определенный вклад. Однако более насущной задачей для лингвистики, как мне кажется, является объяснение лифта, а не дверного звонка. Избегая примеров особо небрежной или особо церемониальной речи, мы должны рассматривать язык в условиях его полноценного использования, то есть в условиях, при которых потребности общения удовлетворяются именно языком, а не другими видами поведения.
Использование языка может также отклоняться от нормы и в обратную сторону, так что язык как бы ги- персемантизируется. Такое использование языка характерно для многих литературных произведений, хотя оно встречается и в повседневной жизни.
Можно указать по крайней мере два признака гиперсемантизации: 1) Звуковая сторона знака приобретает независимую символическую значимость («импрессионистическую» — звукоподражательную — или «экспрессионистическую», то есть синэстетическую); особое семантическое отношениеприписывается знакам, имеющим сходное означающее (рифмы и т. п.); короче говоря, зачаточные соотношения между содержанием и выражением активно эксплуатируются, тогда как в «семантически нормальных» использованиях языка эти соотношения произвольны. 2) В рамках некоторого данного текста (стихотворения и т. д.) некоторым знакам приписываются значения, более богатые, чем значения тех же самых знаков вне данного текста, или как-либо иначе отличающиеся от этих последних. Если при «стандартном» использовании языка получатель сообщения должен лишь декодировать его, но не дешифровать (то есть ему не приходится разгадывать код), то в «гиперсемантизированном» языке общий код может изменяться ad hoc, и получатель сообщения должен сначала догадаться об изменениях кода, чтобы правильно декодировать сообщение. Вряд ли стоит заниматься семантической теорией, которая окажется слишком слабой, чтобы учесть эти явления (ср. 3.1.2); однако равным образом нецелесообразно сосредоточивать свое внимание на этих, весьма специальных вопросах (как это делали многие исследователи значения), не описав сначала, как функционируют семантические механизмы языка при его стандартном использовании.