Последствия заимствования
Неоднократно обсуждался следующий интересный вопрос: каково влияние заимствований на язык? Из вышеизложенного с очевидностью следует, что основным следствием заимствования является заметное обогащение словарного запаса языка.
Но сильное и продолжительное влияние одного языка на другой может привести к такому большому наплыву иностранной лексики, что и весь облик заимствующего языка претерпит значительные изменения. Таким было влияние, оказанное на английский язык скандинавскими викингами и в еще более поразительной степени — французским языком нормандских завоевателей. Язык может усвоить столь большое количество иностранных слов, принадлежащих к определенным структурным типам, что и сами эти структурные типы окажутся вошедшими в заимствующий язык. Мы видели выше подобную тенденцию в американском норвежском, в особенности ясно проступающую при сравнении языкового поведения первого и второго поколений его носителей. Чем дальше, тем все меньше усилий носители языка затрачивают на приспособление заимствованных слов к строю своего родного языка. Но даже при этом не произошло достаточно широкого стирания граней внутри норвежского языка. Каждый диалект по-прежнему сохраняет свои отличительные черты, хотя в некоторых отношениях изменился в сторону приближения к некоторому общему типу.Во всех тех случаях, когда в языке имеются категории, между которыми при заимствовании нового слова необходимо сделать выбор, есть вероятность, что эти категории постепенно окажутся упраздненными. Одному из членов противопоставления внутри данной категории обычно отдается предпочтение перед другими, как мы это видели на примере существительных мужского рода и слабых глаголов. Уже было показано, что заимствованные слова проявляют большее постоянство, чем слова родного языка, в отношении принадлежности к тому или иному грамматическому классу 39.
Причиной тому частое отсутствие у них показателей, которые позволили бы говорящему быстро отнести их к тому или иному согласовательному классу. В конце концов такое положение должно привести к тому, что возобладают более простые категории и произойдет выравнивание остальных слов по аналогии. Опасность разрушения морфологической системы исландского языка выдвигалась в качестве одного из аргументов против перенесения в него заимствованных слов. Была применена морфологическая подстановка, с помощью которой из исландского материала и было образовано огромное количество заимствований-сдвигов, которые так характерны для этого языка.С точки зрения фонологии большинство заимствованных слов приводит лишь к заполнению пробелов в звуковой системе языка. Так, когда американский норвежский заимствовал английское слово street «улица» в форме str it, в фонологическую структуру не было внесено ничего нового. В американском норвежском уже имелись такие слова, как stri «упрямый» и krit «мел», содержащие именно эти сочетания звуков. Однако если процесс перенесения заимствований будет продолжаться долго, то и в этом отношении рано или поздно могут произойти определенные изменения. Американский финский заимствовал слово stove «печка» в форме touvi: в тот момент в языке еще не допускалось стечение согласных в начале слова. Но в дальнейшем в этот язык проникло слово skeptikko «скептик», где s- стоит в ранее не допускавшейся позиции 40. Это изменение в фонологической дистрибуции делает необходимым включение последовательности sk- в описание фонологической структуры американского финского. Следующим шагом является перенесение совершенно новых звуков. Единственной фонемой, которой английский язык, по-видимому, обязан иностранному влиянию, является последний звук в слове rouge «румяна»— [z]. Он встречается исключительно во французских заимствованиях, но его перенесению, по-видимому, способствовал тог факт, что этот звук уже был представлен в английском в сложной фонеме /3/ — ср.
edge «край», George «Джордж» и т. п. Такие звуки, как французские носовые или немецкое ch, почти не употребляются носителями английского языка, если не считать тех, кто хотя бы в некоторой степени владеет этими языками. В языке алеутских эскимосов до контакта с русскими не было звуков [р, b, fl; в первых заимствованиях вместо р подставлялось к, а вместо b — ш. Когда же алеуты овладели звуком р, то они в течение некоторого времени подставляли его вместо f, пока не усвоили и его; рус. фуражка давало pura:sxix у старшего поколения алеутов, но fura:skix — у более молодых носителей 41. Но даже и здесь новые звуки образуются сочетанием уже знакомых движений органов речи: р сочетает некоторые признаки m и t, a f — признаки m и s. Более поразительно, что в тот же период был перенесен также звук [г], с призвуком, напоминающим палатализованное z.Верно, что, в общем, все подобные новые фонемы сохраняют периферийное положение в системе языка. Многие из них употребляются только двуязычными носителями, а остальные встречаются лишь в отдельных словах и выражениях. Поэтому многие лингвисты имеют обыкновение исключать из рассмотрения эти «инородные» элементы языка, прежде чем приступить к описанию структуры языка, чтобы как-то облегчить себе задачу построения более или менее стройной системы. Но такие произвольные упрощения не должны создавать у нас ошибочного представления, будто эти элементы языковой структуры выделяются из нее и самими говорящими. Предпринимавшиеся до сих пор попытки определить заимствованные слова на чисто синхронической, дескриптивной основе пока что не увенчались успехом42. Большинство заимствований не отличается от слов родного языка никакими признаками, характеризующими состояние языка в тот или иной момент его развития. Некоторые заимствованные слова сохраняют определенные черты своих иностранных образцов, но даже и эти черты могут быть присущи хотя бы некоторым словам родного языка.
Заимствованные слова, вместе с которыми переносятся черты, ранее чуждые лексике данного языка, являются фактором, повышающим меру нерегулярности структурного языка, но не единственным фактором, действующим в этом направлении.
Языковые модели не столь категоричны и неизменны, как математические формулы; они имеют очень сложное, причудливое и часто неправильное строение. Некоторые элементы, входящие в эти модели, употребляются более часто и потому обладают большей устойчивостью, чем остальные, но между теми и другими вовсе нет непроходимой грани. Каково бы ни было их происхождение, модели, характеризующиеся более высокой частотой употребления, не могут казаться «странными» или «чуждыми», и рискованной была бы попытка точно указать, с какого момента может возникнуть такое ощущение. Никто сейчас не видит в словах priest «священник», due «должный, надлежащий», law «закон» или skirt «юбка» признаков их неанглийского происхождения; тот факт, что у других слов могло сохраниться больше черт, связанных с их иностранным происхождением, не дает нам права выделять их в особые системы внутри английского языка. Двуязычные носители склонны узнавать такие заимствования и даже видеть их там, где их нет, а налицо просто случайные совпадения или результаты параллельного развития родственных языков. Но одноязычные носители употребляют их без какого-либо иного ощущения непривычности, нежели то, которое связано с их малоупотребительностью или трудностью в произношении.