Выявление заимствований
В главе 4 было показано, что носители языка не всегда могут с уверенностью сказать, является ли то или иное слово норвежским или английским, даже если они и сознают, что в их речи присутствуют заимствования из английского языка.
Были приведены примеры норвежских слов типа potet «картошка», принимаемых некоторыми говорящими за английские заимствования, а также таких английских слов, как buttery «кладовая», принимаемых за норвежские. Ясно, что такое смешение представляет наиболее благоприятную почву для заимствования. Но каковы те критерии, которыми лингвисту следует руководствоваться при распутывании подобных клубков? Всегда ли и лингвист может с уверенностью говорить о заимствовании данного слова или какого-либо иного языкового элемента из другого языка?В предыдущей главе мы определили заимствование как попытку говорящего воспроизвести в одном языке навыки, усвоенные им в качестве носителя другого языка. Это определение носит ярко выраженный исторический характер, так как оно соотнесено с историческим процессом и требует, чтобы лингвист доказал относительно каждого заимствованного элемента, что первоначально он существовал в языке А и, лишь после того как А и В впервые вступили в контакт друг с другом, он появился в языке В, а также что этот элемент не мог возникнуть в языке В в ходе самостоятельного развития последнего.
Это значит, что исследование заимствований в американском норвежском предполагает установление, (а) того, что каждый из рассматриваемых элементов наличествовал в том английском языке, с которым столкнулись норвежские иммигранты, (б) что ранее он отсутствовал в их норвежском языке и (в) что они не могли выработать его самостоятельно. Поскольку мы лишены реальной возможности наблюдать появление заимствований, то нам придется довольствоваться допущениями и утверждениями, имеющими
некоторую, достаточно высокую степень вероятности.
Одно из таких допущений состоит в том, что язык иммигрантов, находясь под сильным давлением английского языка, вряд ли мог создавать новые единицы, совершенно аналогичные английским, иначе как путем имитации этих английских форм. Поэтому мы позволим себе считать, что всякий элемент, для которого выполнены первые два условия, удовлетворяет и третьему условию, т. е. что он не возник в ходе самостоятельного развития. Так, если в американском норвежском есть слово kornmjol в значении «cornmeal, молотая кукуруза», т. е. слово, которое в Норвегии обозначало только молотый ячмень, то мы будем считать, что новое значение получено от английского слова. Однако в таких случаях, как использование в американском норвежском слова kubberulle в значении «oxcart, бычья упряжка на деревянных колесах» при отсутствии в английском слова, близкого по структуре и значению, мы будем считать, что это продукт языкового творчества иммигрантов, если не удастся доказать, что это слово употреблялось в Норвегии и до эмиграции.Как и следует ожидать, основной задачей обычно является доказательство не того, что некоторая форма существовала в американском английском, а того, что она не существовала в норвежском языке эмигрантов. Американский английский был относительно единообразен, и тщательное изучение его разновидностей позволило дать ясный ответ относительно всех интересующих нас выражений. Что же касается норвежских диалектов, то, как мы видели, они отличались крайним разнообразием; и, несмотря на наличие в Норвегии старой диалектологической традиции, многое остается неясным в вопросе о языковых формах, представленных в сельских местностях. Мы не можем ограничиться рассмотрением языковой нормы, поскольку для нас отправной точкой является тот реальный язык, на котором говорили эмигранты в эпоху эмиграции. Слова, хорошо известные в норвежских городах, могли быть совершенно незнакомы сельским жителям; в то же время эти последние могли употреблять множество слов, абсолютно неизвестных горожанам.
Во всяком случае, гораздо труднее доказать отсутствие какой-либо формы, чем ее наличие. Рассмотрим некоторые типы спорных случаев.(1) Заимствования до эмиграции. Некоторые заимствования проникли в норвежский язык из английского еще
до эмиграции в ходе морских торговых контактов, а в девятнадцатом веке также и через посредство туристов. Норвежские матросы в течение долгого времени находились в тесном контакте с говорящими на английском языке и перенесли в свой норвежский язык значительное количество морских терминов 2. Некоторые из иммигрантов могли выучить первые из «онорвежившихся» английских слов на борту кораблей во время переезда в Америку, не грворя уже о том, что среди самих иммигрантов было много матросов. Англичане, построившие в 1855 г. в Норвегии первую железную дорогу, по-видимому, внесли в норвежский язык слово train «поезд». До сих пор во многих диалектах в Норвегии это слово сохраняется в той самой форме, в какой оно представлено в американском норвежском: et troen. В языке более культурных носителей норвежского языка это слово было вытеснено словом tog, построенным по образцу немецкого Zug 3. Еще одна трудность связана с тем, что часть иммигрантов вернулась в Норвегию, привезя с собой английские слова. Слова coat «пальто», courthouse «суд», river «река», surveyor «надсмотрщик», table «стол», knife «нож», ticket «билет», как показывают данные, собранные в уезде Тинн (Телемарк), были услышаны от вернувшихся «американцев» 4. Таким образом, для многих слов нельзя исключить возможность того, что если они и были заимствованы из английского, то это произошло не в Америке.
(2) Интернациональная лексика. Особая проблема связана со словами, представляющими общее достояние западноевропейских языков и потому не имеющими определенной национальной принадлежности. Такие слова, как cigar «сигара», district «район», section «отдел»,— английские, но к моменту иммиграции они были также и норвежскими.
Писались они в основном так же, хотя произносились иначе, и для всех было ясно, что это те же самые слова. Но относительно многих из них нельзя сказать, были ли они в период иммиграции известны сельским жителям. Часть этих слов, по-видимому, входила в их пассивный словарный запас, усваиваемый посредством чтения, а другие могли быть им и вовсе неизвестны. Поскольку в словари норвежских диалектов такие слова обычно не включались, узнать, были ли они известны, нет никакой возможности. Тот факт, что они часто произносятся на норвежский манер, вовсе не доказывает, что они были известны в Норвегии, так как они могли получить орфографическое произношение и здесь, в Америке, если первоначально они были усвоены в письменной форме. Слова alfalfa «альфальфа» и timothy «тимофеевка» были, очевидно, усвоены в Америке, так как до эмиграции эти растения не были широко известны в Норвегии. Однако они обычно произносятся по-норвежски. С другой стороны, для таких слов, как music «музыка», museum «музей» и university «университет», в норвежском имелись параллельные образования — musik, museum, universitet. Тем не менее носители американского норвежского обычно произносят эти слова с американскими звуками, как если бы они услышали их здесь впервые.(3) Межъязыковые совпадения. Некоторые слова обоих языков настолько сходны как по звучанию, так и по значению, что установить, имеем ли мы дело с заимствованием, не представляется возможным. Несколько лет назад писатель Ион Норстог (N о г s t о g), пишущий на американском норвежском, выступил со статьей в газете, где поставил под сомнение утверждение автора настоящей книги, что ам.-норв. kru происходит от английского слова crew «команда, бригада». Норстог указал, что слово kru с детства известно ему из его телемаркского диалекта, и настаивал, что оно имеет тот же смысл, что и в английском. На самом же деле в норвежском диалекте это слово обозначает скорее «толпа, куча», а не единый рабочий коллектив, как ам.-норв. kru и англ.
crew. Есть еще два аргумента в мою пользу: норвежское слово — среднего рода, а американско-норвежское — женского; норвежское слово отличается крайне ограниченным диалектным употреблением, тогда как американско-норвежское слово общеупотребительно и входит в состав таких сложных слов, как tro- skarkru «бригада молотильщиков», seksjonskru «персонал отдела», в которых его английское происхождение неоспоримо. Если, однако, подобное слово в грамматическом отношении совпадает с широко употребительным норвежским словом, представляется целесообразным рассматривать его как норвежское слово, приобретшее новое значение. Это относится к таким словам, как korn, англ. corn, которое усвоило значение ам.-англ. слова corn = maize «кукуруза», но звучит и оформляется обычно так, как это принято в соответствующем норвежском диалекте.Трудным случаем является слово travla «ходьба, прогулка», которое широко употреблялось в американском
Норвежском, противопоставляясь слову kjoyra «езда, поездка». Норвежское слово с этим значением не зафиксировано, хотя имеются слова trava = англ. trot «рысь, быстрая ходьба» и travla «борьба, труд, раб». Фонетически это слово очень похоже на норвежское, и его английское происхождение представляется сомнительным, поскольку как раз в этом значении оно в Висконсине не зафиксировано. Приписать его появление самостоятельному развитию трудно, но на это пришлось бы пойти, если бы английское слово travel в значении «прогулка» не было зафиксировано как широко употребительное в британских диалектах5. Поэтому вполне вероятным будет предположение, что из английских диалектов оно было занесено в Америку и употреблялось в Висконсине (хотя и не было зафиксировано диалектологами), где и было подхвачено норвежскими иммигрантами.
Другая проблема может быть проиллюстрирована на примере слова kulde, англ. cold. Оно широко употребляется как в значении «холод», так и в значении «простуда»; однако норвежское слово нигде не зафиксировано в этом втором значении, и поэтому представляется вероятным, что это значение было им усвоено под влиянием английского cold. Однако некоторые диалектные варианты, напр. kj0ld, зафиксированы в Норвегии как имеющие оба эти значения 6. Только крайняя ограниченность этого диалектного употребления дает нам основания полагать, что изменение в значении произошло в Америке и что оно было обязано влиянию английского слова.
В случаях, подобных рассмотренным, не всегда можно избежать произвольности в суждениях, и вполне возможно, что в дальнейшем будут получены данные, которые внесут коррективы в нашу классификацию. Однако в подавляющем большинстве случаев решение оказывается не особенно трудным.
2.