ФОНЕТИЧЕСКИЙ звуко-буквенный разбор слов онлайн
 <<
>>

ПОСТСКРИПТУМ (МАЙ 1967 Г.)

С тех пор как настоящая статья была написана, мое мне­ние по некоторым поднятым в ней вопросам изменилось. Двух таких вопросов я хотел бы коснуться здесь,

1) 0 множественных референционных индексах и трансформации с respectively

Теперь я полагаю, что использование признака [± объе­динительная)] при ИГ с однородностью — это весьма ис­кусственный прием, который в рамках адекватного описа­ния рассмотренных здесь явлений необходимо заменить какими-либо иными, теоретически более удовлетворитель­ными средствами.

Одно из таких средств было затронуто в неявной форме при характеристике семантических пред­ставлений различных значений фразы (87). Символ у, вы­ступающий в этих представлениях, может рассматриваться (в соответствии с предложением П, Постала) как индекс при глаголе:

3 V/

Объединительно: у х.м [х goy to Cleveland]

V з

Разделительно: х.Му [х goyx to Cleveland]

Дж, Росс обратил мое внимание на то, что «объедини­тельное» и «разделительное» значения таких фраз, как (84) и (87), ведут себя по-разному при номинализации:

(130) John and Harry’s departure for Cleveland.

‘Отъезд Джона и Гарри в Кливленд’ (объедини­тельно).

(131) John’s and Harry’s departures for Cleveland. ‘Отъезды Джона и Гарри в Кливленд,1 (раздели­тельно).

(132) The departures of John and of Harry for Cleveland, (разделительно).

Различие индексов при глаголах в исходных выражениях объясняет различие в числе соответствующих отглагольных существительных: при «объединительном» значении глагол имеет индивидуальный индекс у, а при «разделительном» значении — множественный индекс {yi, г/а}, где yi соответ­ствует отъезду Джона, а у2— отъезду Гарри. Таким обра­зом, различие между индивидуальными и множественными индексами характерно не только для существительных, но и для глаголов.

Множественный индекс у глагола выступа­ет также при наличии адъюнктов twice ‘дважды’, many ti­mes ‘много раз’ и т. п. Ср. следующие примеры:

(133) John denied the accusation five times.

‘Джон пятикратно [= пять раз] отводил обвине­ние.’

(134) John’s five denials of the accusation.

‘Пять отведений обвинения Джоном,1

(135) *John’s denials of the accusation five times.

Семантически five times ‘пять раз’ эквивалентно слову five ‘пять’ в five horses ‘пять лошадей’: выражение five

times означает, что мощность некоторого множества равна пяти. Слово times — это, так сказать, пустая морфема, с помощью которой к личному глаголу присоединяется ко­личественное числительное [107]5.

Отглагольное существительное (‘отъезд’) в (131) стоит во множественном числе, аналогично существительному wives в (141):

(141) John and Harry love their wives.

‘Джон и Гарри любят своих жен.1

Единственное число wife ‘жену* было бы уместно здесь, только если бы речь шла о многомужестве. В (141) можно добавить слово respective без всякого изменения смысла:

(142) John and Harry love their respective wives. ‘Джон и Гарри любят своих жен — каждый свою соответственно.’

Добавление прилагательного respective возможно также для фраз (131) и (132):

(143) John’s and Harry’s respective departures for Cle­veland.

(144) The respective departures of John and Harry for Cleveland.

Поскольку respective и respectively тождественны no смыслу и находятся в дополнительном распределении (res­pective присоединяется к существительному, a respective­ly — к глагольной составляющей или к предложению), то приходится принять два следующих утверждения:

— фраза (142) получается с помощью той же самой транс­формации, что и фраза (145):

(145) John and Harry love Mary and Alice respectively. ‘Джон и Гарри любят Мэри и Элис соответствен­но.’;

— глубинные структуры фраз (142) и (145) различаются только тем, что в (142) мы имеем John’s wife и Harry’s wife, а в (145) — Магу и Alice.

Из приведенных соображений следует, что «раздели­тельное» значение фразы (84) выводится из

(146) John gpyt to Cleveland and Harry goy, to Cleveland.

посредством трансформации с respectively, которая и объясняет наличие множественного индекса у go в данном («разделительном») значении фразы (84).

Здесь, однако, встает следующая проблема: всем рас­смотренным фразам соответствуют аналогичные фразы с подлежащим во множественном числе (без однородности):

(87) These men went to Cleveland.

‘Эти люди уехали в Кливленд.’

(147) Those men’s respective departures for Cleveland. ‘Отъезды этих людей в Кливленд (каждого по отдельности).’

(148) The respective departures of those men for Cleve­land (то же).

(149) Those men love their respective wives.

‘Эти люди любят своих жен (каждый свою).’

Однако если respective вводится посредством трансфор­мации с respectively, которая, как это предполагалось до сих пор, применяется к конъюнктивно-сочиненным струк­турам, то каким же образом respective должно появляться в примерах (147) — (149), где нет сочиненных групп? Здесь возможны два решения: либо соответствующим образом

обобщить трансформацию с respectively, либо выводить все ИГ множественного числа из глубинных сочиненных групп. Второе решение, предлагаемое Посталом, представляется на первый взгляд привлекательным, в частности, потому, что в ряде случаев (см., например, (58)) именные группы множественного числа действительно приходится выводить из глубинных сочиненных групп. Имеется, однако, следую­щий существенный довод против этого решения. В самом деле, для обеспечения правильной семантической интер­претации количество сочиненных групп в глубинной струк­туре любой ИГ множественного числа должно равняться количеству объектов, о которых идет речь: так, в глубинной структуре выражения the 63, 428 persons in Yankee sta­dium ‘63 428 человек на стадионе «Янки»’ не удастся обой­тись всего двумя сочиненными группами. Однако ИГ во множественном числе далеко не всегда обозначает точно определенное количество объектов:

(150) Не has written approximately 50 books.

‘Он написал приблизительно 50 книг.’

(151) There were very few persons at the football game. ‘На футболе было очень мало людей.’

(152) There were an enormous number of persons at my party.

‘На моей вечеринке было ужасно много людей.’

(153) How many times have you failed your French exa­mination?

‘Сколько раз ты проваливался на экзамене по французскому языку?’

Названные ИГ множественного числа невозможно пред­ставить и как дизъюнкции всех конъюнкций, имеющих чи­сло членов в пределах, задаваемых выражениями типа approximately fifty ‘приблизительно пятьдесят’ и т. п., поскольку эти пределы могут очень сильно меняться в за­висимости от того, о чем идет речь: так, в (151) под ‘очень мало’ может пониматься 5000, а в (152) под ‘ужасно много’— 50. Кроме того, в некоторых случаях, когда употребить неопределенное обозначение количества невозможно, чис­лительное, которое называет точно определенное количе­ство, лежащее в тех же пределах, вполне употребимо*:

(154) Those five men are Polish, Irish, Armenian, Ita­lian, and Chinese, respectively.

‘Эти пять мужчин — поляк, ирландец, армянин, итальянец и китаец соответственно.’

(155) *Those several men are Polish, Irish, Armenian, Italian, and Chinese, respectively.

‘Эти несколько мужчин — поляк, ирландец, ар­мянин, итальянец и китаец соответственно.’

Таким образом, чтобы описать вывод фраз типа (141) —

(149) , нам придется изменить формулировку трансформации с respectively так, чтобы она была применима и к тем струк­турам, где нет конъюнкции, но есть ИГ во множественном числе, или, вернее, ИГ с множественным индексом. При этом pluralia tantum допускают respectively только в том случае, если они имеют множественный индекс; фраза

(156) The scissors are respectively sharp and blunt.

‘Эти ножницы соответственно остры и тупы.’

может означать только, что речь идет о д в у х парах ножниц. Тем самым точная формулировка трансформации с respectively должна предусматривать множественный ин­декс.

Это, разумеется, вполне естественно — ведь задача данной трансформации состоит в том, чтобы «распреде­лять» квантор общности по обозначениям отдельных объек­тов. В самом деле, все рассматриваемые фразы могут быть представлены как содержащие квантор общности; в резуль­тате применения трансформации с respectively получается трансформ, где вместо вхождений переменной, связанной этим квантором, выступает образ множества, являющего­ся областью определения подкванторной переменной. Например, семантическое представление фразы (149) имеет вид:

Хм l°ves *‘s wife].

где М — множество людей, о которых идет речь.

Фразе (142) можно приписать представление

Y , Гх loves x‘s wifel,

*€ {*i. x,} L j’

где Xi— John, a x2— Harry0. В самих этих фразах мы имеем those men или John and Harry на месте одного из вхождений связанной переменной х и притяжательное местоимение their на месте ее другого вхождения. При этом слово wife должно стоять во множественном числе, поскольку после применения трансформации с respectively та ИГ, в которую входит wife, имеет множественный индекс — индекс, от­вечающий множеству всех жен, о которых идет речь. (142) отличается от (145) тем, что имя функции, выступаю­щее в (142) в подкванторном выражении [/ (x)=x's wife], является единицей языка: знание слова wife относится к владению английским языком (то есть к competence говорящего), тогда как в (145) аналогичная функция вводится ad hoc для данной фразы [/ (х1)=Магу, f (х2)=Alice]2’.

Из сказанного можно сделать вывод, что те представле­ния фраз, к которым применима трансформация с respe­ctively, предполагают наличие не только множествен­ных индексов, но и кванторов; подобные представления следует называть скорее семантическими, нежели синтак­сическими.

Так мы подошли ко второму важному вопросу, по кото­рому мое мнение изменилось.

2) 0 статусе глубинной структуры как особого уровня представления высказываний

Полемизируя с многими частностями грамматической теории Н.

Хомского, выдвинутой в С h о ш s к у, 1965, я принимал основные положения этой теории в целом и, в частности, был согласен с гипотезой о том, что грамматика состоит из трех основных компонентов: базовый (= поро­ждающий) компонент, задающий множество правильно по­строенных глубинных структур; семантический компо­нент, устанавливающий соответствие между глубинными структурами и их семантическими представлениями, и трансформационный компонент, устанавливающий соответ­ствие между глубинными структурами и их поверхностно­синтаксическими представлениями. Тем самым предполага­ется существование трех уровней представления языковых высказываний. Два последних, а именно семантический и поверхностно-синтаксический уровни, не вызывают сом­нения; они оба, по крайней мере имплицитно, присутству­ют во всех известных лингвистических концепциях. Одна­ко введение промежуточного уровня глубинных структур нуждается в специальном обосновании. Действительно, a priori не ясно, почему грамматика не может быть устроена иначе и состоять, например, из следующих компонентов: порождающий семантический компонент (=правила обра­зования), который задавал бы множество правильно по­строенных семантических представлений, и трансформа­ционный компонент (= правила преобразования), который обеспечивал бы соответствие между семантическими и по­верхностно-синтаксическими представлениями — пример­но так же, как трансформационный компонент грамматики Хомского устанавливает соответствие между глубинными структурами и их поверхностными реализациями. При этом обязанность доказывать существование уровня глубинных структур лежит, разумеется, на тех исследователях, кото­рые его постулируют,— аналогично тому, как в фонологии доказывать существование «фонемного» уровня, промежуточ­ного между лексико-фонологическим (= системнофонемным, или морфофонемным) и фонетическим представлениями, должны именно те, кто на нем настаивает. Приверженцы трансформационной грамматики, как правило, пренебрегали необходимостью специально обосновывать введение уровня глубинных-структур, так же как фонологи-дескриптивисты пренебрегали необходимостью обосновывать введение фо­немного уровня. Причина в обоих случаях одна и та же: фонологи всегда трактовали фонемный уровень как свою область, а морфонологию — как terra quasi incognita, так что попытки дать общее описание морфонологии были редкими, да к тому же обычно носили скорее программный и даже анекдотический характер (см., например, Harris, 1951, глава 14). Совершенно так же представители тран­сформационной школы целиком ушли в синтаксис и не су­мели найти общий подход к описанию соответствий между семантическим и поверхностно-синтаксическим представле­ниями, хотя такой подход необходим для того, чтобы решить, разумно ли разбивать механизм, задающий это соответствие, на два компонента, один из которых был бы системой семан­тических (= проекционных) правил, а другой — системой синтаксических трансформаций.

Когда Халле, Лиз и другие приняли весьма общий под­ход к описанию соответствий между лексико-фонологиче­ским и фонетическим представлениями, они обнаружили не­кие единые явления, которые не удавалось описать как тако­вые в рамках грамматики, имеющей две отдельные системы правил — «морфонологические» и «фонетические» (= allo- phonic) правила, соотносящиеся через «фонологический» уровень. Так, например, ассимилятивное озвончение в русском языке оказывается фонетическим правилом в случае [cl, [£] и [х], номорфонологическим правилом в слу­чае всех прочих шумных, так что в грамматике, имеющей фонологический уровень, озвончение пришлось бы описы­вать посредством двух отдельных правил, принадлежащих к разным компонентам грамматики. Естественно, встает вопрос, не обнаружатся ли подобные явления, когда будет принят общий подход к соответствиям между синтаксисом и семантикой. Я утверждаю, что такой пример был только что продемонстрирован: это трансформация с respectively. С одной стороны, она описывает соответствие между пред­ставлением, включающим кванторы и связанные перемен­ные, и представлением, включающим обычные ИГ; таким образом, она делает то, что в С h о ш s к у, 1965 отводится на долю проекционных правил. С другой стороны, однако, как указал Пол Постал (устное сообщение 8 мая 1967 г.), она выполняет операцию, которую принято считать син­таксической трансформацией — сочинительным сокра­щением (conjunction reduction): ср. вывод фразы (84) из сложносочиненного предложения. Постал подчеркивает, что если снять ограничение, требующее, чтобы сочинитель­ное сокращение применялось к паре сочиненных структур, между которыми имеется только одно различие, то сочи­нительное сокращение окажется частным случаем транс­формации с respectively. Так различие между

(157) That man loves Mary and Alice.

‘Тот человек любит Мэри и Элис.’

(158) Those men love Mary and Alice respectively.

‘Те люди -любят Мэри и Элис соответственно.*

полностью сводится к тому, имеют ли в глубинных струк­турах данных фраз два разных вхождения ИГ that man одинаковые или разные индексы. И та и другая фраза вы­водятся из

(159) That man loves Mary and that man loves Alice. ‘Тот человек любит Мэри, и тот человек любит Элис.’

посредством трансформации с respectively, и в обоих слу­чаях получается сочиненное подлежащее that man and that man, которое должно быть сокращено по специальному пра­вилу; однако если оба вхождения группы that man имеют одинаковый индекс, то теоретико-множественное объедине­ние их индексов равно этому индексу (jci U*i=*i), и в ре­зультате применения ряда сокращающих трансформаций получается (157). Из всего этого я делаю вывод, что преобра­зование с respectively не может быть описано как единое явление в грамматике, выделяющей специальный уровень глубинных структур, и, следовательно, что такая концеп­ция грамматики должна быть отвергнута в пользу изло­женной выше альтернативы, выдвинутой Лакоффом и Рос­сом (см. Lakoff — Ross, 1967).

Если принять этот вывод, то синтаксический и семанти­ческий компоненты грамматики, предполагаемые теорией Хомского, должны быть заменены одним компонентом — одной системой правил, преобразующих семантическое представление через ряд промежуточных представлений в поверхностно-синтаксическое представление. Здесь, одна­ко, сразу же встает вопрос: не окажутся ли в данном ком­поненте — вместо единой системы однородных правил — правила двух принципиально разных типов, а именно правила, определенные на семантических представле­ниях, и правила, определенные на синтаксических пред­ставлениях?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо сначала выяс­нить, насколько те и другие представления различаются по своей формальной природе. На Техасской конференции по языковым универсалиям Джордж Лакофф показал, что между этими двумя типами представлений различия могут оказаться гораздо меньшими, чем это предполагалось до сих пор. Лакофф отметил, в частности, наличие почти точ­ного соответствия как между большинством базовых синтак­сических категорий и элементарными термами математиче­ской логики, так и между правилами, которые Росс и Ла­кофф предложили в качестве универсальных правил базо­вого компонента, и общеизвестными правилами образова­ния в логике. Так, «правило релятивизации» NP=>NP S соответствует правилу логики, гласящему, что из терма х и предиката / можно построить терм \х : f (х)}, то есть ‘такие х, что f (х)’. Далее, в семантических представлениях также выделяются составляющие, группировка которых может быть показана с помощью скобок и, следовательно, представлена в виде дерева. Поскольку категории, высту-

Лающие в Правилах образования математической логйкй, соответствуют синтаксическим категориям, семантические представления (в основу которых должен, как я предпола­гаю, лечь язык математической логики) можно рассматри­вать как деревья, помеченные символами синтаксических категорий. Наконец, нет никаких априорных соображений против линейного порядка составляющих в семантических представлениях. В этой связи надо отметить, что существует ошибочное мнение (приводящее к ряду недоразумений), будто выражения, одинаковые по смыслу, обязательно должны иметь одинаковые семантические представления. Однако понятие «смысловое тождество» прекрасно можно определять как отношение эквивалентности меж­ду семантическими представлениями: два выражения на­зываются тождественными по смыслу, если их семантиче­ские представления эквивалентны (но не обязательно тож­дественны). Например, фразы

(160) I spent the evening drinking and singing songs.

‘Я провел вечер, выпивая и распевая песни.1

и

(161) I spent the evening singing songs and drinking.

‘Я провел вечер, распевая песни и выпивая/

могут иметь семантические представления, различающиеся порядком сочиненных предложений, но эквивалентные в си­лу правила рДч эквив qAp. Таким образом, ничто не ме­шает трактовать семантические представления как упоря­доченные деревья, узлы которых помечены символами син­таксических категорий; тогда единственное формальное различие между семантическими и синтаксическими пред­ставлениями заключается в типе составляющих, являющих­ся терминальными узлами дерева. Тем самым с формальной точки зрения правила преобразования семантических пред­ставлений в поверхностно-синтаксические — это правила, отображающие одно множество упорядоченных размеченных деревьев на другое множество упорядоченных размеченных деревьев. Среди этих правил должны быть не только присо­единения (adjunctions), элиминации (deletions) и переста­новки (permutations), известные из теории Хомского (Chomsky, 1965), но и правила лексического заполнения (lexical insertion transformations), подставляющие лекси­ческие единицы вместо определенных фрагментов разме­ченного дерева. Однако правила лексического заполнения необходимы в грамматике и с точки зрения теории Хом­ского, поскольку, например, прономинализация предпола­гает введение новых лексических единиц (местоимений) вместо поддеревьев, заполненных до этого другими лекси­ческими единицами. При этом некоторые правила лексиче­ского заполнения должны применяться в самом конце про­цесса вывода фразы, как показывают следующие два при­мера®: (1) Выбор выражений the former или the latter может производиться лишь после того, как выполнены все тран­сформации, перемещающие ИГ во фразе. (2) Если в ре­зультате прономинализации оказываются сочиненными два одинаковых местоимения, то их необходимо заме­нить новым местоимением (на этот факт мне указал Джон Росс):

(162) Не and she live in Boston and Toledo respectively. ‘Он и она живут в Бостоне и Толидо соответствен­но.’

(163) *Не and he live in Boston and Toledo respectively.

(164) They live in Boston and Toledo respectively.

‘Они живут в Бостоне и Толидо соответственно.’

Н. Хомский утверждает (Chomsky, 1965), что лек­сическое заполнение производится в процессе работы ба­зового компонента, если только оно не обусловливается другими трансформациями, как в примере (164). Против этой точки зрения высказывались возражения двух типов: с одной стороны, Дж. Грубер полагает (Gruber, 1965), что лексические единицы, образующие пары типа buy/sell ‘покупать/продавать’ и send/receive ‘посылать/получать’, вводятся в глубинную структуру в результате применения трансформаций, предшествующих лексическому запол­нению; с другой стороны, Лакофф и Росс (L а к о f f — Ross, 1967) считают, что многие идиомы должны вводиться в глубинную структуру после применения ряда трансфор­маций. Таким образом, в одном случае определенные тран­сформации должны работать в процессе порождения раньше, чем это предполагается теорией, развиваемой в Chom­sky, 1965, а в другом случае некоторые лексические за­полнения должны осуществляться позже, чем допускает теория Хомского.

Принятие той концепции грамматики, которую я здесь отстаиваю, ведет к следующему интересному выводу: лек­сические единицы могут вводиться в глубинную структуру

на место составляющих, возникших в результате примене­ния трансформаций. Многие из сравнительно недавно пред­ложенных трансформаций можно, следовательно, рассма­тривать как правила комбинирования семантических сос­тавляющих до лексического заполнения; такими трансфор­мациями являются, например, различные номинализации и образование производных каузативов и инхоативов (L а- k о f f, 1965). Тем самым различие между «трансформаци­онно выводимыми» и «лексическими» единицами, которое многие лингвисты (в особенности Н. Хомский — см. Chomsky, 1971) считают весьма важным, оказывается, по-видимому, иллюзорным.

ПРИМЕЧАНИЯ [108]

а (К с. 238). Из того, что sadi и sad2 — это разные лексические еди­ницы, вовсе не следует, что между ними нет ничего общего. Было бы точнее сказать, что sad2 означает ‘вызывающий состояние «sadx»’ [то есть грустный^ грустьі — это определенное состояние психики челове­ка, а грустный2='вызывающий грусть^; так я и поступил в своей ра­боте 1968 г. (см. М с С a w 1 е у, І968а).

ь (К с. 243—244). Не исключено, что этот пример доказывает лишь, что разные люди могут приписывать слову bachelor разные значения, то есть для одних оно означает ‘не состоящий в браке* [и применимо к людям любого пола], а для других — только ‘неженатый* [и применимо лишь к мужчине].

с (К с. 244—245). В то время, когда я писал это, я полагал, что подоб­ное правило должно отличаться от трансформации, стирающей в выра­жении ‘каузирует того, кто носит ее [=одежду], чувствовать себя Х-ово* все, кроме символа «Х-ово». Однако теперь я не вижу, как можно было бы обосновать данное мнение. Далее, оказалось, что мое утверждение, будто всякое английское прилагательное, обозначающее температуру, может быть применено и к одежде с соответствующим изменением смыс­ла, разумеется, ошибочно; так, lukewarm ‘тепловатый’ обозначает тем­пературу, однако нельзя назвать какую-либо одежду lukewarm.Правиль­нее было бы говорить не об обозначении температуры, а об обозначении температурных ощущений: вода или пища могут быть lukewarm, однако человеку не может быть lukewarm [I am warm/cold ‘Мне тепл о/хол одно’, но не *1 am lukewarm ‘Мне тепловато’]. (Данным уточнением я обязан Алену С. Принсу.)

“ (К с. 245). Ален С. Принс обратил мое внимание на то, что данное явление не ограничивается сочетаниями прилагательных с названиями одежды. В самом деле, во фразах типа:

This blanket isn’t warm enough. ‘Это одеяло недостаточно теплое.’; The fire is warm. букв. ‘Огонь теплый.*; The breeze is cool. ‘Бриз про­хладен.* речь идет только о температурных ощущениях человека, а не о

реальной температуре называемых объектов (температура огня может быть выше 300°С, а про это вряд ли можно сказать warm; говорить же о собственной температуре бриза вообще бессмысленно). Принс отметил также, что подобная многозначность характерна для названий не только температурных, но и многих других телесных ощущений:

This sweater is itchy.‘Этот свитер вызывает зуд.’ при I feel itchy. ‘Я испытываю зуд’;

This bed is comfortable. ‘Эта кровать удобна.* при I feel comfortable. ‘Мне удобно.* и т. п.

е (К с. 250). Те факты, которые, по-видимому, противоречат по­следнему утверждению, приводятся в Y и с к, 1969, и К а у е, 1971. Что же касается трактовки грамматического числа, предлагаемой в на­стоящей статье, то против нее в Р е г 1 m u 11 е г, 1972 выдвинут ряд серьезных возражений.

7 (К с. 252). Строго говоря, это в действительности неверно. Вло­женные вежливые формы возможны, например, в преувеличенно (до подобострастия) предупредительной речи, скажем в стандартных обра­щениях проводников на железной дороге:

O-wasuremono gozaimasen yoo-ni go-tyuui kudasai ‘Ваши-драгоцен- ные-вещи не-соблаговолите-ли-Вы не оставить, пожалуйста*.

8 (К с. 253). Местоимение one (или его антецедент) само вполне может быть антецедентом для возвратного местоимения, и поэтому оно также должно иметь референционный индекс:

A tall Armenian kicked himself, and then a short one slapped him­self. ‘Один высокий армянин лягнул себя, и тогда другой, маленький, армянин шлепнул себя*.

Н. Хомский, возражая против содержания сноски 6 (к с. 253), утверждает, что в соответствии с его концепцией референционных ин­дексов, объектная NP в John has a blue hat. ‘У Джона есть синяя шляпа.’ вовсе не обязана иметь индекс (Chomsky, 1970, р. 220). Однако только что приведенный пример показывает, что подход Хомского тре­бует, чтобы подобные составляющие снабжались индексами: в против­ном случае возвратные местоимения во фразах John kicked himself. ‘Джон лягнул себя.’ и A tall Armenian kicked himself. ‘Один высокий ар­мянин лягнул себя.* должны вводиться по-разному, что явно нелепо.

h (К с. 258). Я позволил себе абстрагироваться от несогласованно­сти времен во фразе (48).

1 (К с. 260). Трактовка согласования, предложенная здесь, весьма убедительно критикуется в К и г о d а, 1969.

/ (К с. 260). Обсуждая вопрос о грамматическом числе, я оставил в стороне «вещественные» существительные — обозначения аморфных масс, в частности веществ (=mass nouns). Вещественные выражения обычно остаются вне поля зрения логиков, интересующихся семантикой естественных языков; так, квантификация вещественных выражений до сих пор не описана сколько-нибудь удовлетворительным образом. Хотя в Parsons, 1970 есть много интересного, мне представляется, что его подход — рассматривать все возможные разбиения массы на дискретные части, а затем применять к множествам этих дискретных частей обычную квантификацию — в целом принят быть не может. Я предпочел бы описание, основанное на таком понятии ‘быть частью*, которое было бы равно применимо и к массам, и к множествам, причем .обычная квантификация оказывалась бы частным случаем.

к (К с. 265). И не утверждаю, что фраза (62) в действительности четы­рехзначна, то есть что она имеет значения фраз (63)—(66), Мои примеры показывают только, что независимо от того, указано Ли грамматическое число у именных групп в исходной структуре и каково оно, предлагае­мая здесь трактовка индексов обязательно требует, чтобы результирую­щая ИГ была во множественном числе. Как мне кажется, фраза (62) неоднозначна в отношении числа ровно в той же степени, в какой фраза My cousin and my neighbor hurt themselves неоднозначна в отношении рода ‘Мой кузен/моя кузина и мой сосед/моя соседка ушиблись*. А имен­но, я полагаю, что обе эти фразы не являются неоднозначными; однако мне неизвестен какой-либо формальный критерий, с помощью которого можно было бы решать вопрос об однозначности/неоднозначности фраз в подобных случаях.

1 (К с. 269). В Q u a n g, 1969, показано, что предложение Лакоф­фа и Питерса не может быть принято. т (К с. 270). Вместо

гем I* хорошо играет в теннис]

‘для всякого х, принадлежащего М, верно, что х хорошо играет в тен­нис’ я должен был бы писать

хем Iх Х°Р°Ш0 играет в теннис]

‘для всякого х, такого, что х принадлежит М, верно, что х хорошо иг­рает в теннис’.

Такая запись применима и в тех случаях, когда речь не идет о мно­жествах, принадлежности множеству и т. п.:

х -человек Iх смертен] ‘все люди смертны*.

п (К с. 272). Из сказанного не вполне ясно, в каком именно смысле употреблено здесь слово «эквивалентный». В более поздней работе — М с С a w 1 е у, 1970,— в явной форме отмечено, что логическая экви­валентность (два высказывания называются логически эквивалентными, если каждое из них может быть выведено из другого) — это более слабое свойство, чем тождество смыслов; там же даны примеры различных, но логически эквивалентных смыслов. Как указал Дж. Лакофф (на кон­ференции, где данная статья была зачитана в качестве доклада), выпи­санное здесь «правило эквивалентности» фактически не отличимо от трансформации сочинительного сокращения, хотя я полагал, что пра­вило эквивалентности позволит обойтись без указанной трансформации. Один из существенный недостатков моего подхода заключается в том, что я рассматривал только достаточно простые примеры — типа (70). Сформулированные мной предложения не позволяют увидеть, как долж­ны выводиться предложения типа

John burned a Confederate flag and then was arrested by officer Snopes. ‘Джон сжег знамя Конфедерации и был арестован офицером по имени Сноупс’.’

или Frank seems to know nothing and is easy to please.

‘Фрэнк, как кажется, ничего не знает и ему легко доставить удовольствие’.

Дело в том, что эти предложения содержат сочиненные группы, воз­никшие в результате применения трансформаций. Таким образом, транс­формация сочинительного сокращения оказывается необходимой.

0 (К с. 273). Когда я писал это, я еще не понимал, что слишком вольное использование «признаков» в синтаксисе только мешает пра­вильному пониманию реального положения дел. К счастью, у меня хва­тило здравого смысла, чтобы позже отвергнуть «признаковый подход» (см. «Постскриптум» к настоящей статье) и тем самым приблизиться к истине.

Р (К с. 275). Подобная запись имеет тот недостаток, что она создает ошибочное представление, будто формула имеет структуру типа X (X (. . .)) — наподобие формул с квантором V» см. выше. Более удачной была бы запись с одним квантором X, связывающим сразу любое число переменных.

8 (К с. 277). Катц и Постал в свое время видели возможность перфор­мативного анализа: «Поскольку, с одной стороны, невозможны импера­тивные высказывания типа *Want to gol ‘Хоти идти!* или *Норе to be famous! ‘Надейся быть знаменитым!*, а с другой — фразы типа *1 request that you want to go. ‘Я требую, чтобы ты хотел идти.* и *1 re­quest that you hope to be famous. ‘Я требую, чтобы ты надеялся быть знаменитым.*, можно было бы считать, что все императивные конструк­ции выводятся из предложений вида:

IVERB gq iest you that you will MAIN-VERB ‘Я ЕЛкТОЛтребовать, чтоГы ты ГЛ. і О Л’ (Katz — Postal, 1964, p. 149). Хотя Катц и Постал указали ряд существенных преимуществ перформативного анализа по сравнению с использованием признака императива, они все же не приняли этот анализ, отметив только, что «он заслуживает даль­нейшего исследования». Расхождение между аргументами в пользу перформативного анализа, выдвинутыми в Katz — Postal, 1964, и окончательно принятой Катцем и Посталом трактовкой императива заставляет думать о том, что между самими авторами существовали разногласия.

г (К с. 277). См. теперь S a d о с к, 1969; Ross, 1970; Rut­herford, 1970.

5 (К с. 284). Позже я обнаружил и другие, вполне приличные идиомы этого типа, например: Keep your shirt cnf ‘He кипятись Г

* (К с. 289). Теперь мне кажется, что этот факт абсолютно несу­ществен.

и (К с. 290). По-видимому, внимательный читатель уже понял, что сказанное здесь означает отказ от сформулированного выше допущения, будто фразы типа (142) выводятся из конъюнктивно сочиненных струк­тур. Мне следовало бы прямо сказать, что я отвергаю старый анализ в пользу нового.

v (К с. 291). Предложенная здесь трактовка имеет по крайней мере три серьезных недостатка:

(i) Неясно, как поступать в случаях, когда сочиняются не именные группы, а какие-либо иные составляющие, например: Mutt and Jeff are tall and short respectively. Букв. ‘Матт и Джефф—высокий и низкий соответственно*.

(ii) Неясно также, как быть с такими сочиненными группами, ко­торые выводятся посредством трансформаций (см. примеры в примеча­нии ", с. 272).

(iii) Неясно, как обеспечить правильный порядок однородных чле­нов, то есть как, например, добиться того, чтобы в (145) получалась со­ставляющая Магу and Alice, а не Alice and Магу. (Удивительно, что эту трудность заметил, по-видимому, один Постал. Позор всем прочим лингвистам!)

Что же касается того факта, что respective и respectively — это одна и та же единица, то это гораздо легче доказать, чем может показать­ся на первый взгляд. Для этого достаточно рассмотреть примеры фраз, в которых имеется более чем две сочиненные составляющие (или состав­ляющие во множественном числе) и respective встречается наряду с res­pectively; см. мои статьи «The annotated respective» и «А program for logic» в сборнике М с С a w 1 е у, 1973, р. 121—132 и 285—319. Однако, как это показано во второй из названных статей, действитель­но адекватное описание лексемы respective(ly) требует гораздо бо­лее глубокого понимания сочинения, чем то, которого я достиг к моменту написания данной статьи, и даже чем то, которое есть у меня сейчас.

w (К с. 296). Эти два примера в действительности ничего не до­казывают. Описанные здесь явления можно учесть с помощью соот­ветствующих поверхностных ограничений, применяемых независимо от того, где именно производится интересующее нас лексическое заполнение.

I. БАЗИСНАЯ ТЕОРИЯ

Мне хотелось бы рассмотреть ряд вопросов, связанных с теорией грамматики. Я считаю, что грамматика языка — это система правил, которые устанавливают соответствие между звуками и смыслами, при этом и фонетическое и се­мантическое представления заданы некоторым способом, не зависящим от описываемого языка. Я считаю, что поня­тие «возможная поверхностная синтаксическая структура» для произвольного естественного языка определяется как дерево (или НС-структура), вершиной которого является

символ S, а узлы помечены символами из конечного набора: S, NP, V, . . . Понятие «дерева», или «НС-структуры», мо­жет быть определено одним из обычных способов с исполь­зованием таких терминов, как «предшествовать», «подчи­нять» или «быть помеченным». Тем самым грамматика определяет бесконечное множество поверхностных струк­тур. Кроме того, я считаю, что грамматика включает систему грамматических трансформаций, отображающих НС-структуры друг в друга. Каждая трансформация определяет класс правильных пар упорядоченных НС-структур . Эти трансформации, или усло­вия правильности к двум смежным НС-структурам Р[ и Р1 + 1, определяют бесконечный класс К конечных последовательностей НС-структур, причем каждая из по­следовательностей Pi, . . ., Р„ удовлетворяет следующим условиям:

(і) Р„— поверхностная структура;

(и) Каждая пара Pl( PU1 удовлетворяет условиям правильности, заданным трансформациями;

(iii) Не существует Р0 такой, что Р0, Pi, , . Ря удовлетворяет условиям (І) И (ІІ).

Элементы класса К называются синтаксическими струк­турами, порожденными грамматикой. Я считаю, что грам­матика включает лексикон, то есть набор лексических еди­ниц, снабженных фонологической, семантической и син­таксической информациями. Таким образом, предполага­ется следующее:

Лексическая трансформация, ассоциируемая с не­которой лексической единицей I, отображает НС- структуру Р, содержащую некоторую подструкту­ру Q, которая не содержит лексических единиц в НС-структуре Р\ полученной посредством заме­ны Q на I.

Другими словами, лексическая трансформация — это ус­ловие правильности, накладываемое на пары НС-структур Рі и Рі+і> гДе Рі и Pi+i различаются только в одном отно­шении; там, где в структуре Pj находится подструктура Q, в структуре Р1+1 представлена соответствующая лексиче­ская единица. Описанная схема может варьироваться в за­висимости от того, в каком месте грамматики применяются лексические трансформации, применяются ли они в одном компоненте грамматики или в разных и т. п.

Можно считать, что трансформации, или условия пра­вильности, накладываемые на пары НС-структур, выполня­ют «функции фильтров», блокирующих возможность пре­образования НС-структуры Pj в НС-структуру Pi+1, если пара (Pi( Р1+1) не отвечает условиям правильности. Систе­ма трансформаций играет роль фильтра, который задает класс правильных последовательностей НС-структур, от­сеивая все пары НС-структур, которые в каких-то отно­шениях нарушают условия правильности, или, другими словами, ни одна из них не получается из другой посредст­вом трансформации. Поскольку трансформации определя­ют возможные преобразование только для упорядоченных пар НС-структур, я буду называть трансформации «ло­кальными условиями на преобразования». Локальное ус­ловие на преобразование можно определить следующим образом. Пусть P/Ci — это НС-структура Р1( отвечающая условиям Сі. Трансформация, или локальное условие пре­образования,— это пара вида (Р/Сх, Р1+12), где С і и С2 — условия, задающие классы входных и выходных НС- структур соответственно. Предполагается следующее:

сх=с; и с; с22 и с;

Сх = с2

СіфСГш

С(Ф означает отношение «иметь в качестве пресуппозиции». Тогда пресуппозицию можно изобразить следующим образом:

S.

Здесь S2 является пресуппозицией S,. Во многих случаях, анало­гичных рассмотренным выше, S2 не является пресуппозицией для So.

турно независимое от других компонентов смысла. Наш спо соб записи семантического представления отражает эту тра­диционную точку зрения; при этом наше дальнейшее из­ложение ни в коей мере не зависит от состоятельности этой точки зрения.

Я буду называть обрисованную выше теорию грамматики «базисной теорией», исходя исключительно из соображений удобства, отнюдь не имея в виду, что она действительно является базисной в каком бы то ни было аспекте — онто­логическом, психологическом или концептуальном. Эта те­ория лежит в основе большинства работ по порождающей семантике начиная с 1967 г. Следует отметить, что по срав­нению с предшествующими теориями порождающая се­мантика (в том виде, в каком она сформировалась к 1967 г.) допускает гораздо большую вариативность. Так, порождаю­щая семантика не выдвигает требования использования трансформаций лексического заполнения структуры лишь в специальном компоненте, в котором трансформации дру­гих типов (нелексические) запрещены. Порождающая се­мантика оставляет свободу выбора решения вопроса о том, допустимо ли пересечение лексических и нелексических трансформаций.

Из сказанного выше должно быть очевидно, что базисная теория не включает требования «направленности преобра­зований» — ни от фонетики к семантике, ни от семантики к фонетике

Тем не менее отдельные высказывания некоторых спе­циалистов по трансформационной грамматике могут создать у читателя ошибочное представление, что эти авторы при­нимают понятие направленности. Например, Хомский от­мечает (Chomsky, 1971): «Свойства поверхностной

структуры играют важную роль в семантической интер­претации». Однако, как неоднократно указывает сам Хом­ский в этой же работе, понятие направленности преобразо­ваний не имеет смысла; поэтому приведенное выше выска­зывание Хомского следует трактовать как эквивалентное следующему: «Семантические представления играют важ­ную роль при определении свойств поверхностной структу­ры». Оба эти высказывания можно заменить одним, более нейтральным: «Семантические представления и поверхност­ные структуры соотносимы друг с другом посредством сис­темы правил». В базисной теории предусмотрено понятие трансформационного цикла (в смысле Chomsky, 1975): циклические правила применяются к НС-дереву последова­тельно «снизу вверх» — от самого «нижнего» символа S, затем к следующему символу S более высокого уровня и т. д. Мы считаем, что применение циклических трансформаций начинается с некоторой НС-структуры Рк и заканчивается на некоторой НС-структуре Рь где к

<< | >>
Источник: В.А. Звегинцев. НОВОЕ В ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИНГВИСТИКЕ. ВЫПУСК X. ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ СЕМАНТИКА. МОСКВА «ПРОГРЕСС» - 1981. 1981

Еще по теме ПОСТСКРИПТУМ (МАЙ 1967 Г.):