135. Ю. Ф. Самарину Басманная. 15 ноября 1846.
Моя жизнь сложилась так причудливо, что, едва выйдя из детства, я оказался в противоречии с тем, что меня окружало; это, конечно, не могло не отразиться на моем организме, и в моем теперешнем возрасте мне ничего другого не остается, как принять это неизбежное следствие моего земного поприща. К счастию, жизнь пе кончается в день смерти, а возобновляется за ним. Как бы ни был этот день далек или близок, я надеюсь, что до него вы сохраните мне то расположение, которое вы мне теперь выказали.
Если мы и не всегда были одного мпе- иия о некоторых вещах, мы, может быть, со временем увидим, что разница в наших взглядах была не так глубока, как мы думали. Я любил мою страну по-своему, вот и все, и прослыть за ненавистника России было мне тяжелее, нежели я могу вам выразить! Довольно жертв. Теперь, когда моя задача выполнена, когда я сказал почти все, что имел сказать, ничто не мешает мне более отдаться тому врожденному чувству любви к родине, которое я слишком долго сдерживал в своей груди. Дело в том, что я, как и многие мои предшественники, большие меня, думал, что Россия, стоя лицом к лицу с громадной цивилизацией, не могла иметь другого дела, как стараться усвоить себе эту цивилизацию всеми возможными способами; что в том исключительном положении, в которое мы были поставлены, для нас было немыслимо продолжать шаг за шагом нашу прежнюю историю, так как мы были уже во власти этой новой, всемирной истории, которая мчит нас к любой развязке. Быть может, это была ошибка, по, согласитесь, ошибка очень естественная. Как бы то ни было, новые работы, новые изыскания познакомили нас со множеством вещей, остававшихся до сих пор неизвестными, и теперь ужо совершенно ясно, что мы слишком мало походим на остальной мир, чтобы с успехом подвигаться по одной с ним дороге. Поэтому, если мы действительно сбились со своего естественного пути, нам прежде всего предстоит найти его,— это несомненно. Но раз этот путь будет найден, что тогда делать? Это укажет нам время. А пока будем все без исключения работать единодушно и добросовестно в поисках его, каждый по своему разумению. Для этого никому из нас нет необходимости отрекаться от своих убеждений. Одобряем ли мы, или не одобряем тот путь, по которому мы недавно двигались, нам все равно придется вернуться в известной мере к нему, так как очевидно, что наше уклонение с него нам решительно пе удалось. Да и есть ли возможность неподвижно держаться своих мнений среди той ужасающей скачки с препятствиями, в которую вовлечены все идеи, все науки, и которая мчит нас в неведомый нам новый мир! Все народы подают теперь друг другу руку: пусть то же сделают и все мнения. Таков, по-моему, лучший способ удержаться в правде реальной и живой, всегда согласованной с данной минутой. Эпоха железных дорог не должна ли быть эпохой всевозможных сближений? Я говорю это серьезно, а не для игры слов.— Я позабыл вам сказать, что ваши друзья дуются на вас за то, что вы написали мне на презренном наречии запада; итак, пишите мне на туземном языке, если хотите доставить им удовольствие. Говорят, что вы продолжаете с успехом обращать 3; если это правда, надо будет признать в этом явление большой важности. До свидания, любезный друг. Отовсюду вам всяческий привет, не считая моего, очень искреннего и очень нежного.Петр Чаадаев.
- К. С. Аксакову
Вы обещались, любезнейший Константин Сергеевич, прочесть мне вашу комедию на конце сей недели. В субботу не буду я дома, но пятница и Воскресенье к вашим услугам. Жаль, что в понедельник бывают у меня люди; в этот день увидал я впервые божий свет, тому 65 лет назад2, и ваше чтение было бы кстати мне подарком.
Сердечно вам преданный Петр Чаадаев.
- К. С. Аксакову
Каковы вы, любезнейший Константин Сергеевич. Вы собирались ко мне; не были. Вероятно, нездоровы. Известите меня о состоянии вашем. Мне есть и дельцо до вас по части народности и также по части своего здоровья,— т. е. узнать от Овера,— может ли он быть ко мне.
Покорный вам и от души преданный Петр Чаадаев.
138. А. И. Герцену (1842-1846)
Не могли бы вы, дорогой Герцен, дать на время Уварову документ, который я вам передал[41]? Он обещает продержать его у себя всего песколько дней, и уверяю вас, что, отдавая его вам, я забыл, что уже обещал его ему. Извините, что причиняю вам это беспокойство, и прошу вас принять уверения в совершенной моей преданности.
Чаадаев.