132. А. де Сиркуру Басманная, 26 апреля 1846
* іілія паписано перазборчиво.
Точпое знание нашей страны и благожелательный тон, отличающий вашу статью, являются редкостью у иностранных писателей, которые делают пам честь говорить о нас. Но не находите ли вы, что человек, потерю которого мы оплакиваем, значительно вырос с тех пор, как его уже нет па этом свете? При жизни он не был оценен по достоинству. Можно сказать, что одна часть его личности заслоняла от нас другую. С ним стали серьезно считаться только с тех пор, как судьба отняла его у нас. Только сейчас, когда пустота, которую оставил он среди нас, возвращает так часто к нему нашу мысль, мы начинаем отдавать ему запоздалую дань справедливости. За его любезными сплетнями, его шумной активностью мы совсем не замечали того серьезного содержания, которое скрывалось за всем этим. И однако жизнь, целиком посвященная тысяче великодушных симпатий, заслуживает более высокой оценки. Сейчас, конечно, преувеличивают его достоинства, как еще недавно преувеличивали его недостатки, ио как бы то ии было, сейчас носком ноги оп уже стоит в истории, а может быть и всей ступней.
То, что вы мне сообщаете о состоянии Франции, ничуть меня не удивляет. Я не сторонник вашего теперешнего режима 2. Ио признаюсь вам, я совершенно не был осведомлен об этом новом характере, который вы приписываете вашему обществу. Что это за ублюдочный империализм, о котором вы говорите? Является ли оп честолюбивым духом императорской эпохи или это дух подчинения — вот чего я пе могу разгадать.
Я, впрочем, как и вы, думал, что совершенное уничтожение аристократического элемента было для Франции сущим бедствием, и что страна, претендующая иа то, чтобы быть серьезной монархией, пе может обойтись без этого элемента.
Королевская власть, помещенная иа вершине общества, без промежуточного слоя между ней и нацией, имеет смысл только в деспотии; в страпах с конституционным режимом — это бессмыслица. Нужно, чтобы это верховное величие было умеряемо величием ранга низшего, ипаче оно только будет заставлять страдать взоры масс, задевать всех тщеславных, всех честолюбцев, не будучи в силах их удовлетворить; она разбудит все страсти, всяческое нетерпение пародов и отдельных личностей, не имея средств их успокоить. Мне кажется, что роль аристократии при конституционном режиме — это прежде всего отвлечь взоры низших классов от блеска монархической власти, всегда несколько яркого, всегда несколько ослепительного для них. Я нахожу, что есть нечто в высокой степени наглое и циничное в этой обнаженности королевской власти, лишенной аристократии. Вот, по- моему, чем объясняется многое из случившегося у нас, в том числе и покушения, возмущающие чувство гуманности,
Вы по-прежиему интересуетесь идейным движением у нас. Что мне вам сказать о нем? Национальная реакция (le reaction nationale) продолжается по-прежнему3. Если ей случается иногда слишком увлечься своими собственными созданиями, принять на себя повадку власти, возомнить себя важной барыней, то пе следует за это па нее слишком сердиться. Это черта всех реакций: влюбляться в самое себя, верить слишком слепо в свою правоту, впадать во всякого рода высокомерие, в особенности, когда эти реакции не встречают на своем пути серьезного противодействия, а вы знаете, что противодействие на этой почве в нашей стране почти немыслимо. Идея туземпая, т. е. идея исключительно таковая, торжествует, потому что в глубине этой идеи есть правда и добро, потому что она, естественно, должна восторжествовать вслед за тем продолжительным подчинением идеям иностранным, из которого мы выходим.
Настанет день, конечно, когда повое сочетание мировых идей с идеями местными положит конец ее торжеству, а до тех пор нужно терпеть ее успехи и даже злоупотребления, которые она при этом допускает.
Приезжайте к нам, хмилостивый государь, вы будете лучше судить о вещах, когда вы будете наблюдать их своими собственными глазами. В современном движении есть черты, которые ие сумею вам передать и которые его прекрасно характеризуют. Пе подумайте, пожалуйста, что я хочу говорить о политической тенденции: ничего подобного! Но вам не безызвестно, что иные слова, переходя из рук в руки, иногда меняют смысл. Ничего не может быть скромнее, например, чем желания, которые мы питаем в пользу возврата к воображаемому прошлому; но дело в том, что наряду с этим воображаемым прошлым, у пас имеется подлинное прошлое и, несомненно, что существует немало в этом прошлом таких вещей, которые, будучи воспроизведены на наших площадях, про- звучали бы престранно для многих ушей. Движение это чисто литературное, но нет ничего легче, как отыскать в нем то, что, как выражаются у нас, имеет социальный характер и даже характер еще более резко выраженный. В копце концов, все это не более, как ученические упражнения, но производимые среди общества и наполняющие часть его существования, в общем столь бесцветного. В другой раз, может быть, мы сможем об этом побеседовать более непринужденно. А пока благоволите верить, что я испытываю всегда живейшее удовольствие, удовлетворяя, как умею, то разумное любопытство, которое мы в вас вызываем.
Прошу вас принять уверение в моем совершенном уважении.
Петр Чаадаев.