Единицы и способы концептуализации в семантическом, синтаксическом и прагматическом аспектах
В предыдущем параграфе были рассмотрены единицы и способы концептуализации, позволяющие упорядочить лингвистический и экстралингвистический опыт. Выделение в процессе упорядочения опыта единиц концептуализации и способов осуществления этого процесса делает необходимым поиск ответов на ряд вопросов, касающихся соотношения концептуальных структур и языковых единиц, а именно: как соотносится слово с концептом и категорией; как взаимодействуют ментальные и языковые единицы в процессе концептуализации; входят ли все значения многозначного слова в одну категорию или каждое значение формирует новую категорию; все ли категории группируются вокруг концептов; каковы способы определения «представительности» категории и ее объема и многие другие.
Единицы и способы концептуализации функционально неоднородны, что обусловлено их структурами и взаимоотношениями. Поскольку упорядочение языкового опыта обусловлено семантическими, синтаксическими и прагматическими нормами отдельного языка, единицы и способы языковой концептуализации могут рассматриваться в семантическом, синтаксическом и прагматическом аспектах.
Одной из ключевых проблем языковой концептуализации становится соотношение объема и содержания концепта с объемом и содержанием единиц языка. Д.С. Лихачев подчеркивает, что «концепт существует не для самого слова, а для каждого словарного значения отдельно, его можно считать «алгебраическим» выражением значения, так как охватить во всей сложности значения человек не может и по-своему его интерпретирует» [53]. С нашей точки зрения, необходимо учитывать взаимовлияние значений и их взаимосвязь, проистекающие из накопления и уточнения опыта, вначале видоизменяющего концепт, а затем реализующегося в значении слова. По своему объему и содержанию концепт может соотноситься с семой, одним значением многозначного слова, несколькими значениями одного слова, а также с несколькими значениями, входящими в семантические структуры разных слов.
Например, в семантической структуре английского слова «delicate» прослеживается стержневой концепт, который объединяет такие значения, как «easily damaged, spoilt or disordered (a delicate vase)», «frail in health (a delicate child)», «needing careful handling (a delicate situation)», «showing tact, consideration (a delicate person)», «finely sensitive in feeling, understanding, responding (a delicate ear)», «slight and subtle (a delicate question)», в единую концептуальную схему, в основе которой лежит признак «needing careful handling». Но к этому же концепту относится и значение слова «fragile».
Взаимопроницаемость ментального и семантического уровней обусловлена тем, что концепт — это стержневая единица, способствующая взаимодействию всех семантических единиц и структур. Он проявляется на уровне семы одним своим признаком, на уровне значения лексико-семантического варианта (ЛСВ) — иерархической совокупностью признаков, на уровне значения лексемы — фрагментом концептуального поля, на уровне значения словосочетания — модифицированным, или уточненным, концептом, на уровне семантической структуры высказывания — формированием концептуальной основы фрейма.
На семантическом уровне стержневой единицей является значение ЛСВ, которое, испытывая воздействие системы языка, может изменяться и влиять на содержание исходного концепта и тем самым модифицировать структуру фрейма.
Следует оговорить, что под концептуальным полем понимается не понятийная структура, а структура, которая состоит из ряда концептов, соотносимых друг с другом и объединенных одним стержневым базисным концептом.
Концептуальное поле «human» включает такие концепты, как «human being», «person», «individual», «individuality», «personality», объединенные стержневым базисным концептом «качество». Каждый из концептов обладает рядом общих признаков (см. стр. 13), которые противопоставляют их концептам «животное» и «божество». В то же время в каждом концепте есть признак (качество), на котором делается акцент: например, «уникальный, единичный» (personality) или «член общества» (individual).
Это дает возможность в дискурсе «высветлить» те или иные признаки концепта «человек» в зависимости от коммуникативного намерения.Поле является примером категории, объединяющей ментальный и языковой уровни концептуализации. Следует отметить, что проблема соотношения категорий в концептуальной и языковой картинах мира остается предметом дискуссий. Наличие языковых категорий является фактически главным свидетельством процессов категоризации на концептуальном уровне, кроме того, «членение мира у взрослого человека всегда опосредовано языком» [54]. Можно противопоставлять научные категории естественным, классические — прототипическим, но такое противопоставление лишь свидетельствует о различиях в научной и обыденной картинах мира, не выявляя разницы в процессах вербализованной и невербализованной концептуализации.
Е.С. Кубрякова указывает на неразрывную связь языкового и неязыкового в отношении категорий. Автор считает, что категории бывают двух типов: первый тип категорий появляется в языке в силу необходимости объективировать знания о мире, второй — раскрывает знания о самом языке. И те и другие чрезвычайно важны, поскольку познание окружающего человека мира не может происходить без познания языка и соответственно, наоборот, без языка человек не может познать окружающий его мир. Существенным для данной трактовки является мысль о том, что языковые категории достаточно удалены от логических, абсолютно правильно построенных категорий классического типа. Они, скорее, близки к природным. Во всех выделяемых языковых категориях, например, морфологических (число, вид, время и др.), синтаксических (типы предложений, члены предложения и др.), лексических и других наблюдается близость к эмпирически наблюдаемым фактам [55].
Поле — это результат действия категоризации на всех уровнях языка. Ю.Н. Караулов в книге «Общая и русская идеография» [56] приводит подробный анализ определений поля, показывая, что оно рассматривается различными авторами, с одной стороны, как способ сегментации лексико-семантического континуума, а с другой стороны, как способ членения определенной сферы опыта [57].
Если мы ограничиваем изучение поля системой языка, то можно согласиться с определением И.М. Кобозевой, трактующей поле «как совокупность языковых единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений» [58].
Если же мы обращаемся к полю как проявлению упорядоченного опыта, что, с нашей точки зрения, правомерно, учитывая основные его характеристики, о которых речь пойдет ниже, то целесообразно предложить более широкое понимание этого явления.
Поле — распространенный термин, характеризующий пространственную систему, объединяющую вокруг основного стержня ряд соположенных и сопряженных друг с другом единиц более низкого уровня, обладающую единством принципов организации и служащую для упорядочения как лингвистического, так экстралингвистического опыта.
В этом смысле принято говорить о семантических, лексикосемантических, функционально-семантических, понятийных, ассоциативных, концептуальных и других полях.
Термины «лексико-семантическое поле» и «семантическое поле» часто используются как синонимы, и один термин определяется через другой, например:
«...семантические поля — лексико-семантические группировки (парадигмы), структуры конкретного языка с учетом его национального и культурного своеобразия; это — знание языка, слов и их значений» [59];
или:
«Семантическое или лексическое поле — это область значений, обозначенная именем, в которой лексемы взаимосвязаны и определяют друг друга особым образом» (перевод наш. - И.Ш.) [60].
Более точно, как нам кажется, лексико-семантическое поле можно определить как совокупность или конгломерат значений, каждое из которых получает в языке воплощение на уровне лексико-семантического варианта лексемы. Имена разделов лексикосемантического поля представляют эпистемы, понимаемые не только как «проблемные поля» (Фуко), но и как способы организации знания вокруг сложного понятия, раскрывающего опыт познания мира в научной, обыденной и историко-культурной парадигмах.
Не всегда разграничены в определениях понятийные и концептуальные поля. Например, А.А. Уфимцева считает, что это один и тот же вид поля, который представляет сферу понятийного содержания и определяется логикой предметного мира и мышления [61]. Мы придерживаемся иной точки зрения и считаем необходимым разграничить эти два вида поля, так как они отличаются принципами упорядочения опыта: если понятийные поля, как и семантические, имеют нежесткие границы, обеспечивая континуальность наших представлений об окружающей действительности, то концептуальные поля формируют единство конкретного фрагмента опыта, отражая результаты выделения и осмысления признаков отдельного предмета или явления.
Функционально-семантическое поле, объединяющее структурно разнородные, разноуровневые средства языка на основе общности семантических функций, позволяет, как указывает А.В. Бондарко, создавать группировки языковых единиц, служащих для обозначения универсальных функционально-семантических категорий (бытийность, модальность, персональность и т.д.) [62]. В нашей трактовке функционально-семантическое поле организовано вокруг базисных концептов (таких, как «время», «пространство», «отношение» и др.) и служит инструментом категоризации и в семантическом, и в синтаксическом аспектах [63].
Таким образом, каждый вид поля имеет свой стержень, организующий процесс упорядочения опыта: концепт в концептуальном поле, эпистему в семантическом и лексико-семантическом, базисный концепт в функционально-семантическом. Вместе с тем сама по себе возможность выделения разных типов и видов поля свидетельствует о его универсальности в качестве способа категоризации и концептуализации, так как поле независимо от его вида представляет собой одну из рубрик опыта и в этом смысле показывает, как опыт может быть упорядочен.
На это указывал Г.В. Колшанский, утверждая, что каждая единица языка независимо от уровня, на котором она находится, входит в определенное семантическое микрополе, создающее «условия для однозначного формирования той или иной информации в семантически законченном отрезке коммуникации» [64].
Б.Ю. Городецкий связывает эту особенность поля с тем, что на отдельных уровнях языка существуют свои семантические слои. В частности, он выделяет сигнификативный, денотативный, экспрессивный и синтаксический слои, на каждом из которых единицы объединяются в семантические поля [65].Универсальность поля в качестве инструмента категоризации непосредственно связана с его психологической реальностью.
Психологическая реальность поля доказывается целым рядом психолингвистических и когнитивных исследований. А.Р. Лу- рия не сомневался в необходимости изучения значения слова с учетом всех стоящих за этим словом связей: «Понятие «семантическое поле», которое вызывается каждым словом, является вполне реальным, и... поэтому как процесс называния, так и процесс восприятия слова... следует рассматривать как сложный процесс выбора нужного «ближайшего значения слова» из всего вызываемого им «семантического поля» [66].
А.А. Залевская описывает ряд психологических экспериментов, результаты которых показывают, что внутренний лексикон человека действительно представляет собой иерархическую систему, в основе организации которой лежит семантическая категоризация. Содержание концептов упорядочено, так как каждый из них является способом организации опыта, что позволяет сделать опыт доступным для осмысления [67]. Процесс познания заключается в развитии умения индивида ориентироваться в мире, что предполагает в свою очередь построение информации об объектах познания. Об этом же говорит Р. Павиленис, подчеркивая, что новый концепт строится, с одной стороны, на основе уже существующих концептов, которые выступают в качестве его интерпретаторов, а с другой стороны, появление нового концепта может вызывать изменения во всей концептуальной микросистеме [68].
И концептуальная, и языковая картины мира проявляются как системы объемных, многократно пересекающихся полей, в которых один и тот же концепт или одно и то же значение могут рассматриваться в разных перспективах. Кодирование и считывание информации происходит по принципу голограммы, причем слово в процессе функционирования выполняет роль лазерного луча, то есть «высвечивает» в индивидуальной картине мира нужный фрагмент [69].
Существуют и другие косвенные доказательства голографического характера полевой организации единиц в языке.
Процесс осмысления опыта носит непрерывный характер, что объясняет наличие взаимосвязей между полями с разными доминантами. Вследствие этого возникает непрерывность ментальных представлений в концептуальной картине мира и семантического пространства в языковой картине мира. С одной стороны, поле, в сущности, можно выстроить вокруг любого концепта, значения или слова. С другой стороны, отдельные участки данного поля будут входить и в другие поля, обеспечивая их пересечение и тем самым отображая взаимосвязи между объектами и явлениями окружающего мира, установленные в результате концептуализации.
Таким образом, упорядочение опыта в двух картинах мира имеет голографическую основу и одновременно создает многоаспектное и многомерное видение объектов, явлений и процессов, существующих как в действительности, так и в нашем воображении.
Соответственно функции поля в плане концептуализации заключаются в членении отображаемого мира и объединении результатов этого членения по определенным рубрикам, что делает поле важнейшим репрезентатором категоризации в обеих картинах мира.
Таким образом, в результате рассмотрения единиц концептуализации на семантическом уровне нам удалось установить соотношения между ментальными и семантическими структурами, обеспечивающими упорядочение лингвистического и экстралингвистического опыта.
Отдельного внимания заслуживает проблема соотношения семантического синтаксиса и пропозициональных цепочек как основы организации фрейма.
Как известно, семантические признаки в значении слова и значения отдельных слов соотносятся друг с другом согласно глубинным правилам, определяемым семантическим синтаксисом, который на концептуальном уровне соответствует пропозициональным цепочкам с той разницей, что пропозициональные цепочки представляют конфигурации элементов как участки фреймов, в то время как семантический синтаксис упорядочивает отражение наиболее существенных связей между объектами и явлениями окружающего мира.
Чтобы показать различия между пропозициональными цепочками и семантическим синтаксисом, проанализируем фразу «Товар прибыл».
На концептуальном уровне описание данного факта предполагает наличие связи между объектом и изменением его локализации в пространстве. На уровне семантического синтаксиса возникает возможность выявить глубинные семантические причинноследственные связи, восстанавливающие конфигурацию частей фрейма: некто отправил объект, за который были или будут заплачены деньги, в результате чего объект изменил локализацию в пространстве, а другое лицо получило данный объект. Семантический синтаксис, по правилам которого разворачивается фрейм, дает возможность наряду с эксплицитной информацией выявить на основе фоновых знаний имплицитную информацию и тем самым упорядочить коммуникативную ситуацию.
Пропозициональная цепочка лежит в основе фрейма, который разворачивается по правилам семантического синтаксиса, связывающего таким образом два уровня упорядочения опыта: семантический и концептуальный. Семантический синтаксис также является основой создания и функционирования поверхностного синтаксиса. Последний упорядочивается за счет категоризации как способа концептуализации, создающего систему грамматических категорий.
Рассматривая способы языковой концептуализации в синтаксическом аспекте, следует сделать акцент на базисных концептах, потому что они являются инструментами, с помощью которых устанавливается принадлежность к категории. Базисный концепт включает параметры существования других концептов (локализация в пространстве и времени, количество, уникальность и др.) и тем самым характеризует тот основной признак, который предопределяет структуру морфологической категории, а также структуру предикативной или атрибутивной связи. Формирование универсальных концептуальных сетей за счет базисных концептов позволяет установить когнитивную основу грамматической категории, которая рассматривает «противопоставление» не только как разъединение, но и как объединение [70]. Это наблюдается и на морфологическом уровне (определенность — неопределенность, временная параметризация «раньше - сейчас - после» и др.), и на уровне сверхфразового единства (тема - рема).
Таким образом, базисный концепт выполняет двойную функцию: являясь инструментом для одного из способов концептуализации, он одновременно служит основополагающим принципом категоризации в синтаксическом аспекте. Например, категория определенности — неопределенности может трактоваться с точки зрения двух базисных концептов — «конфликт» и «баланс», так как две составляющие оппозиции находятся в конфликте, но не существуют в отрыве друг от друга. В этом смысле артикль как грамматическое явление можно считать частным случаем реализации этой категории, упорядочивающим наше восприятие известного и неизвестного, уникального и обобщенного и т.д. Другим примером проявления тех же базисных концептов могут служить тема-рематические связи.
Говоря о формировании универсальных концептуальных сетей как о способе языковой концептуализации в синтаксическом аспекте, необходимо упомянуть исследование Л.А. Фурс, трактующей концептуализацию в синтаксисе в русле теории синтаксической репрезентации. То, что автор называет синтаксически репрезентируемыми концептами (акциональность, каузативность, процессуальность и др.), с нашей точки зрения, являются базисными концептами [71].
Упорядочивающая роль синтаксиса в организации информации в речемыслительных процессах заключается, прежде всего, в установлении связей между знаками, которые репрезентируют, как отмечает Л.А. Фурс, декларативное и оперативное знание, то есть знание фактов и знание процедур. Концептуализация в синтаксическом аспекте, в основе которой лежит конструирование, предполагает установление категориальных связей между единицами языка. Эти категориальные связи зависят, прежде всего, от функции единицы в высказывании, от типа связи (предикативной или атрибутивной) и от средств локализации во времени и пространстве [72].
Категоризация в синтаксисе включает не только выделение прототипа как «идеального» представителя категории, но и отбор единиц на основе наличия/отсутствия признака, относящего тот или иной знак к категории.
Итак, в синтаксическом аспекте упорядочение опыта происходит за счет функционирования двух способов: формирования универсальных концептуальных сетей и категоризации.
В целом категория — это предельно широкое понятие, в котором отображены наиболее существенные свойства, признаки, связи и отношения предметов, явлений объективного мира [73]. Определение, предложенное Н.А. Кобриной, может быть практически отнесено к любой из описанных выше единиц концептуализации. Это определение нам представляется уместным, так как показывает то общее, что заключено во всех единицах концептуализации.
На связь категоризации и концептуализации указывается и в работах Н.Н. Болдырева, образно трактующего категорию как «формат знания», под которым понимается «...определенная форма или способ представления знания на мыслительном или языковом уровнях» [74]. Само определение категории таким образом неразрывно увязывается с понятием «концепт»: «Категория — это концептуальное объединение объектов или объединение объектов на основе общего концепта. Другими словами, это знание и класса объектов, и того общего концепта, который служит основанием объединения этих объектов в одну категорию» [75].
Формирование категорий происходит на основе работы всех органов чувств, но не все полученные данные обрабатываются с помощью языка. Отмечается также, что, «...к какому бы типу ни принадлежала изучаемая категория (классическому, аристотелевскому или прототипическому, естественному и т.д.), основана она на общей идее, общем концепте, так или иначе объединяющем отдельные члены одной категории» [76], то есть концепт является когнитивным основанием для выделения категории любого типа.
Категоризация как способ концептуализации представляет собой «.не только акт причисления единицы к своему множеству, это гораздо более сложный процесс формирования и выделения самих категорий по обнаруженным в анализируемых явлениях сходных им аналогичных сущностных признаков или свойств. Механизмы таких процессов направлены на то, чтобы за внешним разнообразием атрибутов разных объектов и событий увидеть некое сходство или даже относительное тождество. Категоризация мира — это результат когнитивной деятельности человека, итог классификации (таксономии) окружающего его мира и вычленения отдельных единиц (таксонов) в произведенной классификации, когда конечным итогом указанной деятельности оказывается формирование особой категории, позволяющей увидеть мир в главных атрибутах его бытия и функционирования» [77].
Что же касается грамматической категории, то она трактуется как «.система противопоставленных друг другу рядов грамматических форм с однородными значениями» [78], для которой определяющим является категоризующий признак, например, обобщенное значение времени, лица, залога. Структура грамматической категории зависит от морфологического типа языка [79].
На зависимость структуры категории от типа языка указывает также А.В. Бондарко, предлагая, по собственному выражению, «как одно из возможных» следующее определение: «грамматическая категория — это система грамматических форм, объединенных на основе общности того родового значения, по отношению к которому значения отдельных членов категории являются видовыми; эти значения могут находиться в отношениях как оппозиции, так и различия; структура грамматических категорий может варьироваться в зависимости от строя языка» [80].
Как подчеркивает Е.С. Кубрякова, способности к категоризации и концептуализации входят в число когнитивных способностей человека для того, чтобы он мог «зафиксировать или объективировать некую структуру знания с помощью тех или иных языковых средств» [81].
Если проследить развитие учения о категориях от Аристотеля до наших дней, то становятся понятными истоки таксономического подхода к анализу языковых явлений, что способствовало накоплению фактов и систематизации знаний о языке.
Независимо от того, как использовался учеными термин «категория» (класс, множество, часть речи, лексико-грамматический разряд и т.д.), сущность была одной и той же: оно способствовало упорядочению языкового опыта. В этом смысле тот факт, что категории касаются также правил, вариабельности и комбинаторики [82], также свидетельствует об этом их предназначении. Так, например, термин «категория» употребляется в отношении морфологических признаков частей речи (число, падеж, время, вид), хотя вряд ли менее распространенной можно назвать практику его применения к синтаксическим единицам (словосочетанию, предложению) и даже функциям (подлежащему, сказуемому и пр.).
Полевой подход, упоминавшийся выше, привел к выделению функционально-семантических категорий, то есть совокупности взаимодействующих друг с другом разноуровневых языковых средств, образующих поля (например, категория темпоральности, включающая темпоральную лексику, морфологическое время, соответствующие синтаксические конструкции). В настоящее время проблемы выделения функционально-семантических категорий, их соотношения с грамматическими и понятийными категориями далеки от решения, о чем мы намереваемся говорить ниже.
Однако, в каком бы смысле ни использовался термин «категория», на первый план выходит наличие категоризующего признака, специфика которого и определяет тип категории. Данный признак лежит в основе противопоставления (оппозиции). Не существует категорий, имеющих только одну форму; минимальная оппозиция всегда бинарна, хотя возможны категории и другой структуры: тринарные (система времен, наклонений, степеней сравнения), множественные (падеж).
Классификации грамматических категорий можно прокомментировать под углом зрения упорядочения языкового опыта.
Классификация грамматических категорий по функциональному признаку, в соответствии с которой категории делятся на согласовательные, содержательные и классифицирующие, в значительной степени отражает различия в характере морфологического значения. Согласовательные категории служат выражению отношения «знак — знак», и к ним относятся, например, лицо и число у глагола, род и падеж у прилагательного. Содержательные категории, в которые приверженцы данной классификации включают время, наклонение и залог у глагола, падеж у существительного, степени сравнения у прилагательного и наречия, с одной стороны, выражают отношения знака к реальному миру, но с другой стороны, часть этих категорий в большей степени основана на отношении «знак — человек». Так, в категории наклонения заложена оценка говорящим события как реального или нереального, желаемого или нежелаемого и т. д. В категории степеней сравнения также заложена оценка качественной характеристики предмета или действия.
Те категории, которые считаются классифицирующими, с нашей точки зрения, нуждаются в отдельном рассмотрении. Наличие или отсутствие классифицирующей функции у категорий следует, на наш взгляд, рассматривать в контексте общей функции упорядочения лингвистического и экстралингвистического опыта. Классификация единиц языка с точки зрения грамматического значения обусловлена необходимостью упорядочения опыта взаимодействия человека с объектами и явлениями окружающего мира, в ходе которого проявляются их особенности, а также формируется наиболее обобщенное восприятие этих связей в сознании человека. Это первый уровень концептуализации, который создает основу для следующего уровня: установления основных принципов соединения знаков на основе классифицирующих признаков, таких как предметность или признаковость, переходность или непереходность и др.
Другие известные классификации грамматических категорий, например деление на морфологические и синтаксические, подвергаются в последнее время критическому анализу. Распределение категорий между двумя типами у разных авторов отличается; кроме того, не существует единого мнения по поводу выделения некоторых синтаксических категорий, например, лицо у глагола и падеж у существительного классифицируются часто и как морфологические, и как синтаксические, а синтагму не все ученые считают категорией. С точки зрения языковой концептуализации морфологические категории служат для более четкого разграничения единиц в рамках классов, а синтаксические категории способствуют установлению связей между единицами применительно к конкретной ситуации через распределение ролей, определение отношений между адресантом и адресатом, адресантом и сообщаемой информацией. Вместе с тем ряд категорий имеют смешанный характер, с одной стороны, являясь неотъемлемым свойством лексико-грамматического разряда, например, падеж у существительного, а с другой стороны, в высказывании они определяют соотношение ролей применительно к конкретной ситуации. Синтаксические категории могут отражать объективный характер отношений между членами предложения (предикация, атрибут), но могут и выражать отношение автора высказывания к сообщаемому (наклонение), авторскую точку зрения на представляемое событие (активный или пассивный залог), способствовать реализации коммуникативного намерения (целеустановка высказывания).
Часто грамматические категории соотносятся с категориями понятийными [83]. По мнению А.А. Худякова, «понятийные категории в генетическом плане как бы предваряют грамматические категории, предшествуют им» [84].
Кроме того, в ряде работ подчеркивается необходимость соотнесения значения и функций категории с параметрами коммуникативной ситуации. И.П. Сусов, например, отмечает, что морфологическое значение может иметь референциональный характер, то есть относить словоформу к внеязыковой действительности (число у существительного), соотносить словоформу с коммуникативной ситуацией (первое или второе лицо у глагола), указывать на структурно-синтаксические отношения в предложении (падежная форма у существительного) или служить основой для классификации слов (род у существительного) [85].
При рассмотрении категорий в коммуникативном ракурсе также указывается на связь с концептами, упорядочивающими знания человека о нормах и правилах общения. Так, Н.А. Кобрина выделяет категории, отражающие общие представления человека об общении и о его речи, признавая, что «...все категории в конечном счете являются коммуникативными, так как они служат процессу общения и понимания. Без них коммуникация была бы невозможной и тем более не была бы успешной» [86]. Однако для понимания функциональной сути категории важно разграничивать категории, необходимые для обеспечения внутреннего системного устройства языка (морфологические, синтаксические, фонологические), и категории, ориентированные исключительно на процесс коммуникации, которые и следует отнести к коммуникативным. Такими коммуникативными категориями Н.А. Кобрина считает категории текстового уровня, такие как актуальное членение, и сен- тенционального уровня, такие как модальность, оценочность, эмо- тивность и др. [87]. Таким образом, эти категории имеют более высокий ранг по сравнению с морфологическими и синтаксическими категориями, оформляющими вербальную канву высказывания, и служат исключительно коммуникативным задачам.
Таким образом, разнообразие подходов к выделению и описанию категорий является основой многоаспектного видения способов категоризации и языкового, и экстралингвистического опыта. Подводя итог рассмотрению разнообразных и разноаспектных трактовок понятия «категория», изложим основные принципы нашего понимания проблемы упорядочения языкового опыта с помощью категорий.
Категоризация в языковой картине мира осуществляется в нескольких разных измерениях: лексико-семантическое измерение (лексико-семантическое поле) — лексико-грамматическое измерение (части речи) — морфологические измерение (морфологические грамматические категории) — морфосинтаксическое измерение (смешанные морфосинтаксические категории) — синтаксическое измерение (синтаксические категории) и синтактико-прагматиче- ские категории.
Что касается морфологических категорий, то обобщенное значение, которое их объединяет, и частные проявления этого значения основаны на базисных концептах. Базисные концепты отражают связь знака с реальным миром (число у существительного), ограничивают набор пропозиций, в которых может использоваться данный класс единиц (одушевленность/неодушевленность), или определяют формы соотносимых с данной единицей других единиц, создавая определенную избыточность передаваемой информации (род и число у существительного и прилагательного). Морфосинтаксические категории также основаны на базисных концептах, но в то же время потенциально эти базисные концепты могут служить слотами будущего фрейма, выстраиваемого с помощью синтаксических отношений. Например, базисный концепт «время» становится «локализацией во времени», «пространство» — «локализацией в пространстве» и т.д. Синтаксические категории — это фреймы, слотами которых могут являться как базисные концепты, так и другие концепты, например, залог устанавливает отношения между субъектом, действием и объектом. Синтактико-прагматические категории являются промежуточным слоем между системой языка и дискурсом. Так, модальность высказывания, которая создается с помощью языковых средств (наклонение, модальные глаголы и пр.), непосредственно участвует в реализации коммуникативного намерения, например, просьба выражается через представление действия как нереального: «Не могли бы Вы...», «Could you please...». К этим категориям следует, на наш взгляд, отнести также дейксис, так как он непосредственно связан с коммуникативной ситуацией. Соотношения, устанавливаемые син- тактико-прагматическими категориями, содержат в потенции будущий фрейм: если мы считаем, что кто-то должен что-то сделать, мы оцениваем будущее событие как более вероятное. Таким образом, устанавливается причинно-следственная связь между «должествова- нием» и «вероятностью» в категории «модальность».
Более четкому разграничению грамматических категорий может служить рассмотрение грамматической категории в рамках функционально-семантического поля (ФСП). Стержнем, объединяющим единицы этого вида поля, служит базисный концепт. Основной единицей ФСП является, как известно, грамматическое значение, которое структурируется в соответствии с принципом дихотомии. Следует оговорить, что базисный концепт может быть способом упорядочения не только на уровне ментальных структур, но и на семантическом уровне языка.
Итак, мы выяснили, что категоризация может пониматься как способ концептуализации, но формирование грамматических категорий происходит в ходе взаимодействия двух способов: категоризации и формирования универсальных концептуальных сетей на основе базисных концептов.
Прагматический аспект языковой концептуализации в наибольшей степени связан с оценкой фрагментов опыта, и, хотя в процессе объективации информации семантика и прагматика высказывания формируются одновременно, прагматический аспект изучения языковой концептуализации может и должен быть выделен с целью изучения закономерностей выбора языковых средств и дискурсивных стратегий для реализации коммуникативного намерения.
С лингвистической точки зрения несомненным является то, что именно прагматика высказывания есть тот стержень, который организует и удерживает все его семантико-синтаксическое наполнение. Какой бы из объектов исследования прагматики мы ни взяли (цели высказывания, его тактика, правила его построения и т.д.), очевидно, что отбор и лексических, и грамматических средств будет в значительной степени опосредован тем самым ментальным опытом, фоновыми знаниями и языковой компетенцией говорящего (например, выбор стилистически маркированной или нейтральной лексики, тех или иных модальных средств, способов те- ма-рематического членения).
В прагматическом аспекте единицами анализа отношений «человек — знак» можно считать денотат и коннотат на лексическом и грамматическом уровнях, модальность в дискурсе, пресуппозиции и фоновые знания.
Денотат и коннотат с точки зрения прагматики проявляются в референции. Особую значимость приобретает референция в дискурсе. По мнению Дж. Юла, между референцией как способом идентификации сущностей реального мира и объектом высказывания в конкретном дискурсе существует прагматическая связь, которая формируется под влиянием контекста (лингвистического и экстралингвистического), а также общих фоновых знаний участников коммуникации и которая обусловливает интерпретацию [88].
В свою очередь интерпретация проявляется в инференциях и оценке компонентов коммуникативной ситуации.
Под инференциями мы понимаем вывод о неизвестном на основании уже известной информации, содержащейся в фоновых знаниях и поступающей в процессе восприятия сообщения. Не вся информация представляется автором в эксплицитной форме, поэтому воспринимающий субъект вынужден сопоставлять получаемую информацию с собственными фоновыми знаниями и постоянно интерпретировать ее. Раскрытие имплицируемых смыслов также предполагает проникновение в коммуникативные намерения автора высказывания и интерпретацию его коммуникативного поведения в целом.
В процессе осмысления информации наши фоновые знания и, в первую очередь, наивная картина мира предлагает определенную призму восприятия в виде стереотипов и условностей.
Координация процесса понимания осуществляется автором текста и реципиентом. Как нам представляется, последнее положение верно и при использовании письменного канала общения, хотя взаимодействие двух участников процесса коммуникации отсрочено во времени. Но при этом автор письменного текста строит его с учетом возможного реципиента, а читатель корректирует свое восприятие, если сделанный вывод кажется ему неверным.
Постоянно функционирующими в процессе понимания, таким образом, являются механизм выведения инференций и механизм выдвижения и верификации гипотез. Инференции выводятся об имплицируемых смыслах, а также о мотивах, целях и намерениях автора. Гипотезы выдвигаются на основе соотнесения новой информации с индивидуальной картиной мира реципиента, а также на основе пресуппозиции о том, что содержание сообщения соответствует некоторой модели мира и в рамках этой модели, по крайней мере, имеет смысл. Оба вышеописанных механизма позволяют реципиенту домысливать пропущенные фрагменты сообщения.
Исследование прагматических аспектов языковой концептуализации невозможно без соотнесения текста сообщения с экстралингвистическими факторами, такими как условия коммуникации, особенности личностей коммуникантов и др. Как указывает И.И. Халеева, адекватное осмысление, равнозначное пониманию, имеет место лишь в том случае, если адресат сумел поставить речевое сообщение в соответствии с некоторой референтной ситуацией [89].
Из вышеизложенного следует, что языковая концептуализация в прагматическом аспекте рассматривает, с одной стороны, роль отдельных единиц, причем некоторые из них как номинативные единицы могут соотноситься с концептами, а другие, например единицы дейксиса, соотносятся с базисными концептами, так как обозначают отношения между участниками коммуникации (я, ты), а также пространственные и временные отношения (там, здесь, тогда, сейчас). С другой стороны, непосредственное отношение к языковой концептуализации имеют экстралингвистические факторы, а также пресуппозиции и фоновые знания.
Фоновые знания и пресуппозиции способствуют эффективности языковой концептуализации, являясь факторами успешности. Поскольку и те, и другие есть элементы лингвистического и экстралингвистического знания, они позволяют реципиенту оценить получаемую информацию как истинную/ложную, реальную/нереальную, ло- гичную/нелогичную и т.д., а автору высказывания оценить релевантность знаний реципиента, предвосхитить вопросы воображаемого читателя/слушателя и произвести отбор языковых единиц для достижения коммуникативной цели [90].
Таким образом, анализ ряда работ в области прагматики приводит к выводу, что пресуппозиции и фоновые знания представляют собой те концептуальные структуры в картине мира, которые содержат фактуальную и эмоционально-оценочную информацию, влияющую на интерпретацию высказывания, что подразумевает понимание и оценку цели и мотива автора. То есть изучение пресуппозиций и фоновых знаний позволит выявить не только эксплицитные, но и имплицитные формы языковой концептуализации в дискурсе. Обе формы взаимодействуют, обеспечивая правильную интерпретацию высказывания и правильные умозаключения относительно подразумеваемых смыслов.
Основное отличие пресуппозиций от фоновых знаний, по нашему мнению, заключается в том, что пресуппозиции представляют собой процесс выдвижения и верификации гипотез в коммуникации, а фоновые знания служат той основой, на которой это происходит.
Итак, прагматика — это упорядочение опыта через призму определенной оценки.
Рассмотрение единиц и способов языковой концептуализации в семантическом, синтаксическом и прагматическом аспектах дает возможность выявить и теоретически обосновать соотношение единиц и способов языковой концептуализации на довербальном и вербальном уровнях, а также особенности языковой объективации ментальных структур в официально-деловом дискурсе. В дальнейшем это позволит выявить механизмы взаимодействия и взаимовлияния концептуальной и языковой картин мира в процессе языковой концептуализации.
1.3.