Микросоциум культуры

Одно из узловых понятий диалогики культуры. Оно имеет двоякое определение. Во-первых, это реальное учреждение, институт (не обязательно зримый) некой цивилизации, задающий, определяющий и устрояющий каждый раз особую форму общения людей в горизонте личностного самосознания и бытийной истины, иначе говоря, — в сфере культуры.

Во-вторых, микросоциум культуры это внутренняя социальность (полифоничность), присущая самим регулятивным идеям личности и разума как двум полюсам, создающим напряжение культурного поля индивида. Горизонт личностного самосознания определен диалогическим отношением Я - Ты, где “Ты” это интимно внутренняя, но изначально иная — и потому предельно насущная — возможность личностного (духовного) бытия (alter ego). Горизонт разума определен онто-логической границей (логическим — изначальным — диалогом) с разумом иной логической архитектоники.

Микро социум культуры организован и устроен так, чтобы сосредоточить мир в событие личности, но и это событие сделать вещественным событием мира — произведением. Устройство микросоциума культуры возводит внешнее (социальное) общение людей во внутреннее, личностное, духовное Я - Ты общение — и — развертывает внутреннюю речь мыслящей и самосознающей души в артикулированное событие, зримое, слышимое, охватывающее все умное и чувственное существо человека и все это существо адресующее всему существу другого.

622

Форма и строение микросоциума культуры в каждой культуре (форма культуры как произведения произведений) определяются строением доминантного произведения этой культуры. Оно заключает в себе основные черты, определяющие поэтику произведений в любой сфере этой культуры, а потому и позволяет понять множество разных произведений не просто как совокупность памятников, а как полифоническое целое. Поэтому доминантное произведение и представляет собой архитектонику микросоциума культуры. Можно сказать, что микросоциум культуры это общение людей, вовлеченных в восприятие доминантного произведения.

Для античности форма микросоциума культуры явлена в архитектонике трагического театра, в поэтике трагедии. Трагический театр — одно из средоточий мистериальных всеэллинских торжеств — собирает “всех” людей, чтобы сообщить их друг другу в том, что "общезначимо и возможно" (Аристотель), в образе человеческого удела, в некоем "Се человек!". Микросоциум античной культуры это общение в виду, в идее (как в глубинном смысле, так и в театральном зрелище) трагедии. Он прямо встроен в реалии трагического театра. Здесь важна и мистериальная настроенность публики, и отстраненность ее от “действа” в качестве зрителей, и вовлечение во внутреннее пространство трагедии с ее основными персонажами и “складом событий” и, наконец, катартическое возвращение в себя. Все вовлекаются в театрально зримый “космос”, в общение Героя-Хора-Зрителей, в перипетийное напряжение и узнавание (себя), в поэтически артикулированный “логос” трагического события, в общую “амеханию”, в личный катарсис. Греческий трагический театр выводит на сцену и вводит в средоточие общей жизни расположение личностного этоса.

Поэтика трагедии — всеобщая поэтика античной культуры. Она работает также и в построении других произведений, например, философских. Соответствия трагическому “герою”, роли “хора” и позиции “зрителя”, ситуации “узнавания”, “перипетии”, “катарсиса” можно различить довольно ясно (разумеется, не на поверхности) в платоновских диалогах, но той же поэтикой определена вся логическая культура и то, что можно назвать апоретикой начал греческого (эйдетического) ума. Таким образом, поэтика трагедии лежит в основе одного большого произведения (произведений) — «Античная культура».

Для Средневековья такой микросоциум культуры это — “бытие-в-(о)круге-храма”, двуединство человека-в-храме и храма-в-человеке. Возведение собора (мира миром), собрание (собор) мира (общины) и мира

623

(тварного и временного) в храме, на литургическом предстояние пред ликом будущего конца, на пороге вечности, пограничье фрески или иконы между этим миром и тем миром (“протертое окно”), катарсис исповеди, в которой человек, предвосхищая, предосмысливая свою будущую смерть и исходя из этого последнего момента своей жизни, представляет всю свою жизнь, отстраняется от нее в целом. Во внутренней архитектуре храма (в его стенописи, фресках или иконостасах, в его колоннах и сводах) предстоящее — в чаянии, в страхе, in spe — будущее, присутствует здесь, в настоящем (и жестко отстранено от этого вот “меня”, стоящего перед…) — в плотном, материальном, непрозрачном, но насыщенном бликами, отсветами, сияниями, ритмическими жестами стен и линий. Строение собора на деле строит средневекового человека, собирает его в горизонте личности, в микросоциум средневековой культуры. Это произведение произведений, делает своим произведением самого человека, преображает бытие в храме во внутреннее архитектурное устроение души человека в мире как округе храма, где храм присутствует как незримый (но слышимый) свод колокола.

Архитектурность “бытия-в(о)круге-храма”, толкуемая в смысле архитектоники средневекового микросоциума культуры, понимаются не в однозначно религиозном ключе, а как всеобщая поэтика собирания человека средневековой культуры в горизонте личности и как логика причащающего ума во всех сферах средневековой культуры. В контексте поэтики речь идет о взаимоотражении в сознании (Я — Ты) архитектурного, формально-ритмического обpaза бытия человека (предстоящего перед пред-стоящей вечностью) и его душевно-духовного образа, “внутреннего человека”, сосредоточенного в слухе.

Микросоциум культуры, отвечающий культуре Нового времени и определяющий ее всеобщую поэтику, выявить труднее. Своеобразная социальность бытия в сфере культуры и соответствующее доминантное произведение (например, Театр Античности и Собор Средневековья) размывается в эту эпоху и теряется в расколе на внекультурную мегасоциальность (историческую, формационную, государственную) претендующую на полную детерминацию индивидуальной жизни, и бытие в смысловом поле культуры как принадлежность исключительно индивидуального самосознания. Микросоциум культуры глубоко интериоризируется и вступает в резкое (“романтическое”) противоборство

624

с “законами” внешней социальности (истории, класса, нации, государства, семьи). Есть, однако, форма произведения, в которое именно эти особенности новоевропейской цивилизации проецируются и где они преображаются так, что обнаруживают особый склад микросоциума культуры, ведущий, правда, странное по сравнению с описанными феноменами существование. В Новое время доминантным произведением и вместе с тем формой микросоциума культуры является роман (понимаемый прежде всего в толковании М.М. Бахтина).

Речь опять-таки идет не о строении отдельных романов, а о тех отношениях, которые необходимы для романного общения человека и окружающий среды, человека и других людей. Это поэтика романа как романная поэтика личностного самосознания человека, или поэтика микросоциума культуры864. В романе (1) за простой совместностью разнородного социального бытия, управляемого безличными законами, за взаимодействием социальных ролей открывается их драматическая сообщенность, экзистенциально значимое общение людей, в “реальном” мире, быть может, вовсе не встречающихся друг с другом, но сводимых в решающие встречи “хронотопом” романа; (2) внешнее противостояние мегасоциума (и вообще — “не зависящего от меня” мира объективного знания) и отброшенного в свою единичную субъектность индивида развертывается как внутреннее событие, как условие бытия в горизонте личности; средоточия микросоциума культуры образуют различные индивидуальные решения, воплощенные в таких универсальных образах, как Гамлет, Дон Кихот, Фауст; (3) наиболее характерными формами романа как своеобразного микросоциума культуры является история семьи и биография; в таком фокусировании каждая точка, из которых складываются непрерывные цепочки причинно-следственных связей, оказывается точкой возможного начинания, изначально-авторского решения (“быть или не быть?”). Романное слово в Новое время вырастает из таких жанров, как, например, “республики ученых” (эпистолярный микросоциум научной культуры XVII века), позволяющей идеализовать реальные отношение с сотрудниками в своеобразную форму научного произведения. Безличность научного трактата складывается как форма межличностного общения, в котором достигается интерсубъективное (сообщимое, воспроизводимое, опровержимое) знание.

864 «Вплоть до последних дней, — писал О. Мандельштам в статье “Конец романа” — роман был центральной насущной необходимостью и организованной формой европейского искусства <...> Происходило массовое самопознание современников, глядевшихся в зеркало романа, и массовое подражание, приспособление современников к типическим образам романа. Роман воспитывал целые поколения, он был эпидемией, общественной модой, школой и религией». Мандельштам О. Слово и культура. М. 1987. С. 72-73.

625

В современности таким доминантным произведением и вместе с тем социумом, формой общения людей в сфере культуры, является лирика, понимаемая в широком плане и углубленном смысле. Лирика как склад произведения не просто предполагает автора, но “производит” его, — автора своего чувства. своей мысли, своей жизни. Рождение автора во всей его неисчерпаемой единственности — ключевой момент (“начало”) лирической поэтики и парадоксальная форма современного микросоциума культуры. Самым захватывающим и для автора и для адресата произведения XX века является само рождение произведения, рождение автора, рождение читателя (зрителя, слушателя…). Превращение частного лица в автора — лирическое начало любого произведения XX в.: живописного (Пикассо), трагического (трагедия “Владимир Маяковский”), музыкального (замкнутость камерного ансамбль, исполняющее слушание), литературного (сочиняющее чтение)… Лирическая поэтика вовлекает человека в сферу бытийного авторства, в сочиняющее средоточие человеческого бытия. Лирический автор не сообщает адресату авторитетное или интерсубъективное сообщение, а обращает его в себя, в собственное лирическое авторство, т. е. в со-авторство. Причем это относится не только к произведению искусства, но и к научным произведениям XX века. Идеи соответствия и дополнительности “картин мира”, фундаментальная возможностность (виртуальность) мира в самих его началах и элементах, — все это сближает даже теоретическое понимание мира с соавторским (со-производящим) осмыслением произведения. Это понимание развертывается как общения разных форм бытия, действительной формой которого, т.е. формой современного микросоциума культуры, и может быть внутренний (элементарный, атомарный) диалог разных смыслов, замыслов, допущений культур бытия.

626