§ 25. Позитивист на практике в качеств
естествоиспытателя, естествоиспытатель в рефлексии в качестве позитивиста
Г Т 15
Позитивист отвергает de facto сущностные познания лишь тогда, когда он «философски» рефлексирует, давая обмануть себя философам-эмпирикам с их софизмами, но не тогда, когда, как естествоиспытатель, он думает и обосновывает, следуя нормальной 20 естественно-научной установке.
Ибо тут он, очевидно, в очень большой мере позволяет направлять себя сущностным усмотрениям. Ведь, как известно, чисто математические дисциплины — материальные, как то геометрия или кинематика, формальные (чисто логи- 25^ ческие) как то арифметика, анализ и т. д. — это основополагающие средства естественно-научного теоре- ^ тизирования. И совершенно очевидно, что все эти ^л
ДИСЦИПЛИНЫ не следуют эмпирическому методу, не о обосновываются «посредством наблюдения и экспе- зо н риментов над постигаемыми в опыте фигурами, дви- х жениями и т. д.
Правда, эмпиризм не желает этого замечать. Од- х нако можно ли принимать всерьез аргумент эмпиризма — будто бы настолько нет никакого недостат- 35 о ка в фундирующем опыте, что, совсем напротив, в нашем распоряжении находятся целые бесконечности опытных постижений? Весь совокупный опыт g всех поколений людей и даже весь опыт всех предшествовавших таковым поколений зверей собрал ко- 40
лоссальные сокровища геометрических и арифметических впечатлений, интегрировав их в форме при-
х
-е- о
8 вычек восприятия и уразумения, так что из этого
с; х
-е-
gt;х
2 U (D т
О с;
фонда черпаем наши геометрические усмотрения и мы. Однако откуда же у нас все эти сведения о будто бы собранных сокровищах, если никто не наблюдал их научно и никто не задокументировал их со всей точностью? С каких это пор основания науки — да § притом еще науки точнейшей из точнейших — со- аз ю ставляет опыт не действительный и тщательнейшим о образом проверяемый в своей широте и в своей соб- g ственно функции, которая этот опыт доставляет, а опыт давно позабытый и вполне гипотетичный? Физик наблюдает и экспериментирует, с полным осно- о is ванием не довольствуясь донаучным опытом, а тем более уж инстинктивным разумением и гипотезами о
О
о
х
(D
-е-
gt;х
| якобы унаследованном опыте.
X
(D U U
зо множества.
Или же лучше говорить — как уже и действительно говорили с разных сторон — о том, что свои- о 20 ми геометрическими усмотрениями мы обязаны «опыту фантазии » и что мы осуществляем таковые в качестве индукций на основании экспериментов g фантазииі Однако почему же — вот наш контрво- прос — физик не прибегает к столь чудесному опыту 25 фантазии? Ведь, должно быть, потому, что эксперименты в воображении и были бы не чем иным, как воображаемыми экспериментами, равно как и фигу- ры, движения, множества в фантазии — это не действительные, а воображаемые фигуры, движения и
5 Корректнее всего поступить в отношении всех по-
^ добных толкований — указать на собственный смысл m математических утверждений, вместо того чтобы, аргументируя, становиться на почву этих толкований. 35 Чтобы знать, причем знать несомненно, что высказывает математическая аксиома, нам надо обратиться не к философу-эмпирику, а к сознанию, в каком мы, математизируя, и постигаем со всей полнотой усмотрения аксиоматические положения дел.
Если дер- 4о жаться исключительно такой интуиции, то никакому
сомнению не будет подлежать то, что в аксиомах выражаются чистые сущностные взаимосвязи — без малейшего сополагания опытных фактов. О геометрическом мышлении и созерцании надо не философствовать и не психологизировать извне, а надо 5 совершать их живое осуществление и на основе прямого анализа определять их имманентный смысл. Кто знает, может быть, мы и унаследовали некую познавательную предрасположенность от прошлых поколений с их познанием, — но для вопроса о смысле и ю ценности нашего познания все истории о таком наследовании столь же безразличны, как и безразлична для установления ценности нашего золота история его наследования.
15