425. Переходит ли к цессионарию, приобретшему регулятивное требование, также и право на взыскание убытков, причиненных его нарушением, имевшим место до совершения уступки?

Нет, по общему правилу такое требование не переходит. Как указал Президиум ВАС РФ, такой вывод объясняется тем, что нарушение должником своих обязательств было допущено по отношению к цеденту, а значит – не повлекло для цессионария каких-либо отрицательных последствий, в частности причинения цессионарию убытков (см.

Этот вывод вполне соответствует представлению о самостоятельности регулятивных и охранительных субъективных прав: в отсутствие прямого указания об уступке каждого из них таковые остаются принадлежать первоначальному кредитору и автоматически не следуют судьбе друг друга. Уступка права регулятивного не предполагает автоматического перехода права охранительного и наоборот. Лучше всего сказанное иллюстрируется на примере, когда регулятивное право имеет абсолютную природу[290]. Предположим, некий гражданин продает квартиру или автомобиль; при этом на потолке и стенах квартиры имеются следы недавнего залива, а на автомобиле – повреждения, полученные в ДТП. Переходит ли вместе с правом собственности на квартиру еще и требование возмещения вреда, причиненного заливом к виновному в нем соседу, а вместе с автомобилем – требование возмещения вреда к виновнику ДТП? Различия в природе субъективного права собственности и требования возмещения вреда, причиненного собственнику, слишком очевидны и известны, чтобы понять, что ответ на этот вопрос может быть только отрицательным: недостатки залитой квартиры и поврежденного автомобиля, скорее всего, проявят себя в снижении покупной цены за эти вещи. Конечно, продавец может предложить покупателю приобрести, наряду с самими вещами, еще и требования по возмещению вреда, но подобное предложение, а тем более – его принятие никак не могут быть предметом предположения. Намерение уступить и приобрести охранительные требования вместе с регулятивными должно быть прямо и недвусмысленно выражено в договоре их цессии.

426. Переходит ли к цессионарию, приобретшему регулятивное требование из договора, также и требование о расторжении этого договора?

Нет, по общему правилу такое требование не переходит. Как указал ФАС МО (постановление от 12.11.2003 NКА-А40/8394-03), уступка отдельных требований не означает, что приобретший их новый кредитор становится стороной по договору в целом. Требование же о расторжении договора принадлежит именно стороне договора в целом, а не участнику одного или нескольких отдельно взятых, хотя бы и вытекающих из этого договора, обязательств. Такое требование не является акцессорным, не следует судьбе основного требования и, следовательно, для того, чтобы сменить своего носителя, должно стать предметом специальной сделки уступки[291].

1. В этом тезисе наиболее примечательной является сама постановка вопроса – о возможности уступки требования о расторжении договора[292]. Из норм ст.450 и 452 ГК недвусмысленно вытекает, что такое требование обращается заинтересованным лицом к суду, а не к контрагенту по договору[293], из чего само собой ясно, что требование это – совсем не то требование (обязательственное право), которое, согласно ГК, может быть предметом уступки, а также и то, что суд, уж конечно, не может иметь статуса должника по указанному требованию. Выходит, что сама постановка обсуждаемого вопроса является, мягко говоря, сомнительной.

2. В свете сказанного рождаются сомнения и в вопросе о праве на существование конструкции расторжения договора как самостоятельного правового института. Норма п.2 ст.453 ГК объясняет, что смысл ее состоит лишь в терминологическом обозначении группы юридических фактов, являющихся основаниями прекращения договорных обязательств. Расторжение договора (в отличие от его заключения) – не самостоятельный юридический факт, а собирательное название для группы разнородных юридических фактов[294]. В их число входят, во-первых, соглашение сторон (п.1 ст.450, п.1 ст.452 ГК), во-вторых – решение суда (п.2 ст.450, п.2 ст.451, п.2 ст.452 ГК) и, в-третьих, односторонние действия управомоченной на то стороны (отказ от исполнения договора[295]).

3. Некоторое сомнение может вызвать случай расторжения договора по соглашению сторон – не есть ли это настоящее расторжение договора в собственном (узком) смысле этого слова? Ни в коем случае, ибо, как только что было отмечено, юридический смысл понятия о расторжении договора заканчивается за пределами понятия о прекращении договорных обязательств. Сказать о том, что некто подписал соглашение о расторжении договора, – это все равно что сказать, что этот самый некто заключил договор о прекращении ранее установленных договорных обязательств. Не расторг ранее заключенный (действующий) договор, а заключил договор новый, который, как акт более поздний, отменил действие предыдущего как более раннего. Возможность заключения нового договора, направленного на прекращение обязательств, возникших из прежде заключенного договора, представляет собой элемент гражданской правоспособности субъекта – участника соответствующих обязательств, а вовсе не его субъективное право (тем более – не обязательственное субъективное право). Вопрос же об уступке элемента правоспособности если и может обсуждаться, то явно не по нормам § 1 гл.24 ГК.