427. Влечет ли уступка требования какие-либо процессуальные последствия? Какие?

Президиумом ВАС РФ неоднократно разъяснялось, что установление в процессе разбирательства того факта, что истцом осуществлена уступка требования третьему лицу, является основанием для замены арбитражным судом субъекта, предъявившего ненадлежащего истца лицом, приобретшим соответствующее право.

Трудно возразить что-либо против предложенного подхода. Процессуальные отношения суть та юридическая форма, в которую облекается взаимодействие суда с конфликтующими сторонами спорного материального правоотношения. Перемена кредитора – суть перемена одной из таких сторон. Игнорировать ее, продолжая процесс с участием цедента, – значит заведомо обрекать его требования на неуспех, как требования неосновательные (требования лица, не имеющего соответствующего права), либо (если речь идет о стадии исполнительного производства) создавать предпосылки к неосновательному обогащению цедента за счет цессионария либо должника. Устранить то и другое последствие возможно только при помощи института процессуального правопреемства (ст.44 ГПК, ст.48 АПК, ст.32 Закона об исполнительном производстве). Его главные отличительные черты заключаются, во-первых, во вторичном (производном, дополнительном) характере по отношению к институту правопреемства в материальных правоотношениях и, во-вторых, в осуществлении на основании постановления государственно-властного органа – определения суда или арбитражного суда – либо постановления судебного пристава-исполнителя.

428. Каково юридическое значение передачи цедентом цессионарию документов, удостоверяющих уступленное право требования?

ФАС ЗСО (постановления от 22.06.2004 NФ04/3477-353/А81-2004, от 09.03.2006 NФ04-777/2006(20252-А75-30)) разъяснил, что «...документы, удостоверяющие право требования нового кредитора, являются доказательством права нового кредитора, но не являются предметом сделки»[296]. Ранее (постановление от 19.02.2003 NФ04/678-101/А27-2003) тот же ФАС говорил о «...доказательствах, подтверждающих уступленное право». Не принадлежность права новому кредитору, а само право – его содержание и возникновение.

1. Из этого разъяснения следует, во-первых, что передача цедентом цессионарию документов, удостоверяющих уступленное требование, означает исполнение дополнительной (акцессорной) юридической обязанности, возложенной на цедента законом, а не договором цессии.

Согласно п.2 ст.385 ГК документы, удостоверяющие уступленное требование, следуют судьбе уступленного требования, т.е. рассматриваются в качестве его принадлежности, подобно документам о товаре и иным принадлежностям к товару (см. п.2 ст.456 ГК). «По смыслу названной нормы обязанность одной стороны (передать документы) корреспондируется праву другой стороны на получение документов, удостоверяющих право требования» (см. постановление ФАС СЗО от 10.11.2004 NА56-6646/04).

2. Во-вторых, здесь налицо смешение п.1 с п.2 ст.385 ГК: документов, доказывающих переход требования, с документами, доказывающими само требование. Первый пункт говорит о доказательствах перехода требования к новому кредитору и о том, какое они оказывают влияние на отношения этого последнего с должником (отношения в рамках уступленного требования). Вполне понятно, что субъекта, позиционирующего себя в качестве нового кредитора, должник может видеть впервые в жизни и, имея в виду лежащее на нем бремя проверки надлежащей личности субъекта, требующего исполнения обязательства (ст.312 ГК), должен предпринять все зависящие от него в этих целях меры, рискуя быть принужденным к повторному исполнению обязательства надлежащему лицу (см.

3. Таким образом, арбитражная практика, сформировавшаяся в данной сфере, нуждается в существенном уточнении. Доказательством перехода требования (п.1 ст.385) может быть (в общем случае) только договор уступки этого требования – он и предъявляется лицом, позиционирующим себя в качестве цессионария, должнику для подтверждения своего статуса (см. об этом дело NА08-1023/02-5, разрешенное ФАС ЦО от 14.10.2002); значение же документов, удостоверяющих требование (п.2 ст.385), может быть разнообразным (конститутивное (правоустанавливающее), легитимационное, доказательственное), определяемым сущностью обязательства и содержанием этих документов, но к статусу цессионария они не имеют и не могут иметь никакого отношения.

4. Наконец, п.1 ст.385 ГК говорит именно о доказательствах перехода права к новому кредитору. Эту норму надо отличать от п.3 ст.382 ГК, в котором ведется речь о простом уведомлении должника о состоявшейся уступке, возможно, что и бездоказательном. Подобное уведомление, будучи произведенным цедентом, создает ситуацию очевидной неопределенности в вопросе о личности кредитора (подп. 3 п.1 ст.327 ГК); произведенное любым иным лицом, такое «уведомление», очевидно, лишено всякого значения. В этой связи вызывает категорическое возражение практика ФАС МО, отождествившего в двух делах знание должника о состоявшейся уступке с наличием у него доказательств ее действительного осуществления (постановления от 17.03.2005 NКГ-А40/1350-05 и NКГ-А40/1347-05).

5. Совершенно неверен и нелогичен вывод ФАС ПО (постановление от 30.03.2004 NА55-3433/03-7) о том, что предоставление новым кредитором должнику доказательств приобретения субъективного права (исполнение обязанности, предусмотренной п.1 ст.385 ГК) играет роль факта, служащего основанием перехода права (возникновения обязанности должника перед новым кредитором)[298]. Суд упустил из виду тот момент, что доказательства и доказывание имеют своим предметом реально существующий факт или право, но сами по себе не являются основаниями его возникновения, перехода или прекращения. Не право переходит потому, что имеются доказательства такого перехода, а наоборот: доказательства перехода права появляются оттого, что переход права реально состоялся. Правильный вывод по этому вопросу – см. постановление ФАС СЗО от 10.02.2004 NА42-1975/01-9.

6. Не соответствует закону и вывод ФАС ПО (постановление от 14.04.2005 NА55-10473/04-45) о том, что положения п.1 ст.385 ГК «...защищают интересы должника от риска исполнения обязательства ненадлежащему кредитору»[299]. Как уже указывалось, п.1 ст.385 является логическим продолжением общего правила, закрепленного в ст.312 ГК, – принципа возложения бремени проверки личности получателя исполнения (и, следовательно, риска исполнения обязательства ненадлежащему лицу) на должника[300]. Ни о какой «защите» от подобного риска в норме нет ни слова: напротив, в ней еще раз настойчиво подчеркивается, что риск исполнения обязательства ненадлежащему лицу лежит на должнике всегда, в том числе и тогда, когда почвой для практической реализации такого риска стала уступка требования.