<<
>>

К теории вопроса: типы предпринимательской активности, стимулы и ограничения для «силового давления» на бизнес

В экономической литературе признается, что для получения прибыли предприниматель среди прочих может использовать стратегии, противоречащие интересам общества. Так, в работах А.

Крюгер и Дж. Бхагвати были выделены «поиск ренты» и «прямонепроизводительная деятельность» (directly-unproductive, rent-seeking activity — DUP), которые противопоставлялись производительному предпринимательству[119]. В дополнение к их аргументам У. Ба- умоль, наряду с производительной и непроизводительной (или перераспределительной) деловой активностью, выделил категорию «разрушительного предпринимательства» (destructive entrepreneurship)[120]. В его понимании этот тип предпринимательской активности, обеспечивая частные выгоды отдельным индивидам, приносит чистые потери для общества. В сегодняшнем мире это прежде всего организованная преступность, но исторически это также военные (или силовые) формы предпринимательства.

Как подчеркивает Баумоль, при всей значимости иных факторов в основе военных действий, как правило, лежат экономические мотивы. Войны ведутся за получение доходов с завоеванных территорий, доступ к ресурсам и рынкам сбыта. При этом на протяжении многих веков развитие технологий предопределялось потребностью в новых средствах защиты и нападения — от стальных лат и каменных укреплений до арбалетов и артиллерии. Однако эти инновации не использовались для производства потребительских благ и, как следствие, на протяжении столетий средние доходы на душу населения оставались практически на одном и том же уровне.

Баумоль констатирует, что доля людей с задатками к предпринимательской деятельности может различаться в разных обществах, но в каждом случае она относительно инертна — особенно в кратко- и среднесрочном периоде[121]. Поэтому благосостояние и динамика развития разных обществ в гораздо большей степени зависят от того, в какой пропорции «предприимчивые» люди распределяются по разным типам активности.

Процветающими, скорее, оказываются те общества, в которых предприниматели в большей степени вовлечены в создание новых благ и инновации, связанные с этим процессом. Напротив, в категорию стагнирующих на длинных отрезках времени чаще попадают общества, где поиск ренты и прямое насилие обеспечивают большую отдачу на вложенные усилия в сравнении с производительной активностью. Политические меры в отдельной стране вряд ли могут существенно увеличить общее число людей со склонностью к предпринимательской деятельности. Однако изменение «правил игры», приводящее к смещению пропорций распределения «предпринимательских талантов» в пользу производительной деятельности и инноваций, в состоянии обеспечить существенные позитивные эффекты для экономического развития.

В истории не было линейного движения от деструктивного предпринимательства к производительному. Периоды экономического прогресса и развития сменялись затяжными и разрушительными войнами (достаточно вспомнить «Столетнюю войну» в Европе в XIV—XV веках и первую половину XX века с двумя мировыми войнами). При этом Баумоль не дает ответа на вопрос, кто и почему принимает решения, меняющие пропорции в распределении «предпринимательских талантов».

Ответ на этот вопрос, на наш взгляд, позволяют сформулировать последние работы Д. Норта, Д. Уоллиса, С. Уэбба и Б. Вейнга- ста, посвященные эволюции социальных порядков и роли насилия в экономическом развитии[122]. Исходная точка рассуждений Норта и его коллег примерно та же, что у У. Баумоля — в общем случае у любого индивида есть выбор: он может пытаться сам заработать себе на пропитание какой-либо продуктивной деятельностью либо попытаться отнять то, что заработал его сосед. Вторая опция (с выбором в пользу насилия) имеет разрушительные последствия, поскольку чистый выигрыш победителя в вооруженном конфликте всегда меньше совокупных потерь проигравшей стороны. Кроме этого насилие ограничивает возможности для развития, так как угроза принудительного изъятия заработанных доходов снижает стимулы к производительной деятельности.

Таким образом, с точки зрения благосостояния общества оптимальным является ограничение возможностей для насилия. В рамках концепции Норта и его соавторов решение этой проблемы связывается с возникновением организаций, которые защищают своих членов от насилия извне и одновременно налагают санкции на тех своих членов, которые нарушают установленные правила внутреннего взаимодействия. Тем самым речь идет об организациях, обладающих собственным потенциалом насилия и сочетающих экономические, политические и военные функции.

Исторически первой такой организацией является клан (род, племя), возглавляемый военным вождем. Клан в значительной степени остается неформальной организацией, так как он опирается на личные отношения между членами, а основные правила взаимодействия между ними остаются неписаными. Появление клановых или родоплеменных структур, однако, не решает проблему насилия, а лишь переводит ее на другой уровень — когда столкновения и конфликты происходят уже не между отдельными людьми, а между кланами. При этом последствия вооруженных столкновений становятся более серьезными. И в понимании NWWW это делает необходимым появление государства как механизма, ограничивающего насилие.

Возникающее на этой стадии общественное устройство NWWW определяют как «естественное государство» (natural state) или «порядок ограниченного доступа» (limited access order, далее по тексту — ПОД). На начальных этапах естественное государство представляет собой систему личных договоренностей между «специалистами по насилию», возглавляющими отдельные кланы и формирующими элиту нового общества. Для вождя отдельного клана отказ от насилия по отношению к представителям других кланов оправдан, если вождь и его окружение на регулярной основе получают достаточную компенсацию или ренту. Именно поэтому ограничение в доступе к экономической и политической деятельности, создающее ренту, является необходимым условием существования естественного государства. Одновременно логика ПОД заставляет искать «политическое покровительство» те социальные группы, которые не обладают собственным потенциалом насилия, но при этом способны откупиться от потенциальных захватчиков[123].

Однако подобный социальный порядок оказывается «хрупким», поскольку он держится на личных привилегиях для «специалистов по насилию», и любое изменение баланса сил между ними становится поводом к пересмотру ранее достигнутых договоренностей о «ненападении». Именно поэтому широко распространенный тезис о том, что «государство должно обеспечить законность и порядок», в абсолютном большинстве современных обществ (включая Россию) не отражает реальность, поскольку государство здесь не является чем-то единым. Скорее оно представляет собой совокупность противоборствующих кланов, каждый из которых опирается на подконтрольные ему экономические, политические и военизированные организации (включая те из них, которые по своему формальному статусу являются государственными)[124].

В логике NWWW прогресс в развитии общества связан с переходом от личных привилегий к системе безличностных прав, гарантированных сначала представителям элиты, а потом и более широким группам граждан. Такой переход возможен, если представители элиты оказываются способны договориться между собой о выработке и соблюдении законов и правил, единых для всех членов элиты. (В этом контексте NWWW говорят о появлении принципа верховенства права, который изначально распространяется не на всех граждан, а лишь на элиту.)

Стабильность «порядка ограниченного доступа», который возникает из взаимодействия между различными кланами (или группами в элите), предопределяется способностью ПОД к поддержанию динамического баланса их интересов. Такая способность связана с реализацией трех функций:

  • осуществление контроля за исполнением договоренностей в части получения своей доли ренты каждой группой в элите;
  • демонстрация убедительной угрозы применения силы в случае нарушения договоренностей одной из групп;
  • возможность разрешения конфликтов путем переговоров без прямого применения силы.

Здесь, по нашему мнению, очень важную роль играет появление специализированных экономических и политических организаций, которые действуют автономно от государства, понимаемого как «правящая коалиция элит».

Исторически такие организации возникают по инициативе конкретных лиц и на начальной стадии неизбежно отражают именно их интересы. С течением времени некоторым из этих организаций удается дистанцироваться от своих учредителей[125]. Именно такие организации становятся выразителями интересов определенных групп в элите, включая те группы, которые не представлены в «правящей коалиции». Выступая от имени этих групп, подобные организации могут вести переговоры о поддержании единых «правил игры» и о разрешении конфликтов без применения насилия. Для Англии, Франции и США на границе XVIII—XIX веков в качестве таких организаций NWWW рассматривают прежде всего политические партии и корпорации. При этом NWWW говорят о взаимодействиях и переговорах только внутри элиты.

Возможности участия в подобных переговорах для массовых социальных групп (таких как граждане или обычные предприниматели) предопределяются наличием организаций, публично выражающих и отстаивающих их коллективные интересы. В средние века в Европе эти функции выполняли гильдии купцов и ремесленников. Позднее примерами таких организаций являлись профсоюзы, бизнес-ассоциации, гражданские некоммерческие организации. Появление массовых организаций такого рода позволяет неэлитным слоям оказывать давление на «правящую коалицию» элит, способствует формированию более устойчивых единых правил (и системы права как их документального отражения) и обеспечивает возможности для политического разрешения конфликтов между разными социальными группами.

На этой основе становится возможным формирование механизмов коллективного политического контроля за применением насилия. Возникновение убедительной системы санкций за нарушение сложившихся договоренностей о «коллективной безопасности» приводит к тому, что потенциальная отдача от применения насилия становится меньше связанных с этим издержек и стимулы к «деструктивному предпринимательству» ограничиваются. В свою очередь это ведет к перераспределению «предпринимательских талантов» в пользу более производительных видов деятельности.

<< | >>
Источник: Е.В. Новикова, А.Г. Федотов, А.В. Розенцвайг, М.А. Субботин. Верховенство права как фактор экономики / международная коллективная монография ; под редакцией Е.В. Новиковой, А.Г. Федотова, А.В. Розенцвайга, М.А. Субботина. — Москва : Мысль,2013. — 673 с.. 2013

Еще по теме К теории вопроса: типы предпринимательской активности, стимулы и ограничения для «силового давления» на бизнес:

- Авторское право России - Аграрное право России - Адвокатура - Административное право России - Административный процесс России - Арбитражный процесс России - Банковское право России - Вещное право России - Гражданский процесс России - Гражданское право России - Договорное право России - Европейское право - Жилищное право России - Земельное право России - Избирательное право России - Инвестиционное право России - Информационное право России - Исполнительное производство России - История государства и права России - Конкурсное право России - Конституционное право России - Корпоративное право России - Медицинское право России - Международное право - Муниципальное право России - Нотариат РФ - Парламентское право России - Право собственности России - Право социального обеспечения России - Правоведение, основы права - Правоохранительные органы - Предпринимательское право - Прокурорский надзор России - Семейное право России - Социальное право России - Страховое право России - Судебная экспертиза - Таможенное право России - Трудовое право России - Уголовно-исполнительное право России - Уголовное право России - Уголовный процесс России - Финансовое право России - Экологическое право России - Ювенальное право России -