§ 1. Функции полиции в сфере обеспечения правопорядка в армии

19 июля (1 августа) 1914 г. Германия объявила Российской Империи войну. Полицейское ведомство к началу войны было в ожидании реформи­рования. С началом военных действий стало понятно, что идеям реформи­рования не суждено сбыться.

Сложившаяся ситуация определила милитаризацию экономики Рос­сии. Государственное регулирование экономики приобрело чрезвычайные формы: административные методы регулирования, нормирование цен, так­сировка, продовольственная разверстка, реквизиции и т.д. Важно подчерк­нуть, что на случай войны Советом Министров заблаговременно (14 апреля 1909 г.) было принято «Положение о вывозе за счёт казны, по военным об­стоятельствам, государственного имущества, правительственных учрежде­ний, служащих и их семейств»^[75]. Согласно Положению производился «вы­воз по военным обстоятельствам внутрь империи из крепостных укреплён­ных районов и местностей, коим угрожает нашествие неприятеля, государ­ственного имущества, правительственных учреждений и лиц, состоящих в этих районах или местностях на службе Правительства по определению, или же по вольному найму, а равно их семейств. Также, подлежит обяза­тельному вывозу народные святыни, предметы, наиболее ценные в государ­ственном отношении и вообще всё, могущее стать трофеем неприятеля. Предметы и порядок вывоза подробно определяются: а) мобилизационными планами и б) частными правилами, составленными каждым ведомством по соглашению с Министерством Военным, Внутренних дел, Финансов, Путей сообщения и Государственным контролем. В этих же правилах предусмат­ривается уничтожение имущества, не предназначаемого к вывозу, но остав­ление коего во власти противника представляется, однако недопустимым»^[76].

Все эти мероприятия требовали активного участия полиции.

Одним из первых актов такого характера стал императорский указ от 20 июля 1914 г., которым вводилось временное «Положение о военной цен- зуре»^[77]. В театре военных действий вводилась «полная» военная цензура, в тылу «частичная», ограниченная в основном зарубежной почтовой и теле­графной связью. Министру внутренних дел предоставлялось право запре­щать любые публичные выступления, касающиеся внешней безопасности. Ответственность за нарушение Положения нельзя назвать строгой. Так, ви­новный в публичном оглашении сведений, касающихся вооруженных сил и внешней безопасности страны, подвергался заключению на срок от двух до восьми месяцев. Следующим важнейшим актом чрезвычайного законода­тельства стал Указ 24 июля 1914 г. о принятии исключительных мер по охране во всей империи порядка и общественной безопасности, по сути рас­пространявший положение чрезвычайной охраны на всю страну. Указом от 28 июля вводились ограничения в правосубъектность подданных государств, воюющих против России.

Ряд важнейших актов, касался судебной системы. Прежде всего, изменения были внесены в Военно-судебный устав. 31 июля 1914 г. во­енный министр издал приказ № 464 «О суде в военное время», регламен­тировавших вопросы организации и деятельности полковых судов. 9 де­кабря император Николай II утвердил некоторые дополнения к правилам военно-полевого суда.

Немало актов было принято в отношении военнослужащих. Так, 14 ноября 1914 г. были внесены изменения в Воинский устав о наказаниях 1869 г. Согласно нововведениям ужесточалась ответственность за поставку недоброкачественного оружия, продовольствия, медикаментов и др. Усили­валась и уголовная ответственность за дезертирство. В соответствии с Ука­зом от 12 января 1916 г.

Изменение законодательства в этой сфере было вполне обосновано. Всеобщая мобилизация вооружила вчерашних рабочих и крестьян. Нельзя не согласиться с А.Д. Гронским, что огромное скопление вооруженных лю­дей в прифронтовых губерниях осложнило работу местных органов поли­ции и жандармерии^[78]. В целях быстрого распространения оперативной ин­формации, адресованной начальникам губернских жандармских управле­ний, в телеграфной связи был установлен особый адрес «НАЧЖАНД»^[79]. При этом, в жандармские управления поступали все приказы военных округов, на территории которых управления располагались^[80].

Временами проблемы с мобилизованными носили различный харак­тер от чисто бытовых до дезертирства. Случалось, что эшелоны с ново­бранцами задерживались на станциях из-за плотного железнодорожного движения, солдаты расходились по поселку и порой грабили лавки и сады. Действия правонарушителей пресекала общая полиция^[81].

Более серьезной проблемой в прифронтовых губерниях явились фак­ты дезертирства. Согласно Уставу воинской повинности (изд. 1915 г., Ст. 480) лица, заявившие желание отбыть воинскую повинность вольноопреде­ляющимися, но не явившимся своевременно, по достижении ими призывно­го возраста или по окончании предоставленной им отсрочки к исполнению повинности. В случае признания их по судебному приговору виновными в уклонении от сей повинности, лишались права на льготы по семейному по­ложению и, если подлежали приему на военную службу, отбывали воин­скую повинность на общем основании. В соответствии со статьей 508 Уста­ва внесенные в призывные списки и неявившиеся без уважительной причи­ны к освидетельствованию до 15 февраля следующего за призывом года, но затем явившиеся или обнаруженные до достижения ими тридцати четырех лет подвергались заключению в тюрьму на время от четырех до восьми ме- сяцев^[82].

Архивные документы свидетельствуют, что при остановках санитар­ных поездов на семафорах из вагонов убегали некоторые легкораненые солдаты. Они, совершая грабежи населения, дискредитировали российскую армию в глазах российских подданных, поэтому уже в декабре 1914 г. жан­дармское и полицейское руководство обязали своих подчинённых обратить серьезное внимание на пресечение этого. О побегах раненых жандармы должны были сообщать как своему начальству, так и губернаторам, кото­рые, в свою очередь, передавали эту информацию полиции^[83]. В Центральном государственном историческом архиве содержится немало документов, подтверждающих данную информацию. Так, например, в рапорте Петро­градскому Губернатору говорилось, что под руководством пристава города

Шлиссельбурга Губернского Секретаря Перчаткина, старшим городовым Шлиссельбургской Городской Полицейской команды Смирновым и млад­шим Зарубиным, Лавровым и Няппи, несколько раз проводились облавы в деревне Марьино около города Шлиссельбурга. В результате чего, в приле­гающем к ней лесу, был задержан скрывавшийся больше месяца солдат Первого Запасного батальона Семен Васильевич Васильев; старшим горо­довым упомянутой команды Якубовским в городе Шлиссельбург, в одной из чайных, был задержан в штатском молодой солдат Первого Запасного батальона Хафиз Яруллович Искаков. В виду этого и на основании предпи­сания № 13149, уездный исправник Шлиссельбургского МВД ходатайство­вал о награждении упомянутых городовых, отличившихся в деле поимки нижних чинов^[84].

В рапорте Новоладожского Уездного Исправника Петроградскому Губернатору говорилось, что на пароходной пристани в городе Новая Ладо­га были задержаны два неизвестных нижних чина, один и которых назвался младшим унтер-офицером 152 пехотного Владикавказского полка, Иваном Антоновичем Пудриным. Он объяснил, что ранен, прибыл из действующей армии и самовольно покинул Московский Городской Распределительный пункт. А второй назвался ефрейтором 176 пехотного запасного батальона Александром Михайловичем Фомичевым и объяснил, что он самовольно отлучился из своей части, которая расположена в Красном Селе.

Проблема борьбы с дезертирством оставалась насущной задачей по­лиции весь период активных военных действий. С течением времени поли­цейское ведомство совершенствовало методы поимки дезертиров. Так, судя по документам, содержащимся в Национальном архиве Республики Бела­русь, в декабре 1916 г. в приграничной Витебской губернии была проведена целая серия облав, в процессе которых полицейская стража оцепляла целые ₃

районы городов и поселков^[86].

Пытаясь достать пропитание и деньги, дезертиры и отставшие от сво­их частей солдаты порой совершали разбойные нападения на мирное насе­ление, которое практически не обращалось в полицию, ожидая от нее ак­тивных инициативных действий. Более всего проблема дезертирства волно­вала армейские чины. В телеграмме Петроградского градоначальника Начальникам Охранного отделения сыскной полиции и Приставам № 18058 от 9 октября 1915 года говорилось, что по сообщению Военного Министра, участились побеги нижних чинов из эшелонов, идущих на пополнение дей­ствующей армии. Предлагалось всем чинам полиции оказывать полное со­действие военным властям по охране эшелонов в пути их следования и

принимать решительные меры к недопущению побегов и задержанию бег­лецов для представления их воинскому начальнику^[87].

Борьба с преступностью в то время была крайне тяжела: штатный со­став полиции был недостаточен. Такое положение дел грозило опасными последствиями, поэтому необходимо было повышение наказаний для воин­ских чинов, совершавших преступления до высших размеров, вплоть до смертной казни за разбой, грабежи и обязательно передавать военному суду всех воинских чинов, совершивших преступления против собственности^[88]. 13 августа и 29 декабря 1916 года Главному начальнику Петроградского во­енного округа были представлены справки (№ 14138 и № 23004 соответ­ственно) о повышении наказаний для воинских чинов, совершивших пре­ступления в пределах Петроградского градоначальства на предание воен­ному суду обвиняемых в преступлениях против собственности^[89].

В телеграмме Военного министра Военно-судному управлению № 11616 от 20 октября 1916 года сообщалось, что вследствие письма от 14 октября, в отношении Петроградского военного округа и было издано, в 1914 году, распоряжение Главнокомандующего VI армией об отложении, на основании примечания к ст. 281 Воинского устава о наказаниях 1869 г., производства дел о преступлениях воинских чинов, по которым обвиняе­мым угрожали наказания, не влекущие за собой исключения из военной службы, однако данное распоряжение относилось для воинских чинов, ко­торые были отправлены в действующую армию и не могло распростра­няться на дела, по которым воинские чины обвинялись в разбое, грабежах и убийствах. Что касается последних дел, то каких-либо особых распоряже­ний о предании обвиняемых по этим делам военному суду и назначением им наказаний в высшем размере, до смерти включительно, требоваться не могло, так как эти обвиняемые подлежали суду по закону, а наказание ли­цам, признанным виновными в вышеупомянутых преступлениях, являлась именно смертная казнь.

Упомянутое распоряжение Главнокомандующего VI армией о произ­водстве дел о преступлениях, влекущих за собой наказания, не соединенные с исключением из военной службы не отменено, но фактически начальство правом отложения производства данных дел не пользовалось и обвиняемые по этим делам также передавались военному суду. В связи с этим, Главному начальнику Петроградского военного округа необходимо было принять все меры к законному преследованию и наказанию воинских чинов, которые оказывались виновными в преступлениях^[90].

Существенной проблемой в армии явилось воровство и попытки сбы­та военнослужащими казенного имущества. Широко распространилось

хранение и сбыт трофейного неприятельского оружия (немецкого и ав­стрийского). Так, в рапорте Петроградскому губернатору Лужского уезд­ного исправника говорилось, что на складах вверенного ему Полицейско­го управления хранится более 100 ружей и другое оружие, а также около трех пудов пороха. Хранение такого количества оружия и пороха пред­ставляется небезопасным и препятствует хранению вещественных дока­зательств. Он просил разрешения губернатора на продажу конфискован­ного оружия и уничтожение пороха. Однако уездным исправникам и по­лицмейстерам было дано предписание при получении таковых по описи сдавать его в Петроградский артиллерийский склад и об исполнении до­кладывать губернатору^[91].

Важной сферой деятельности полиции стал тщательный уличный контроль (прежде всего нижних чинов) и проверка документов особенно в столице. Так, в телеграмме № 6132 от 28 августа 1916 года Петроградскому градоначальнику начальник штаба Петроградского военного округа сооб­щал, что в целях поддержания спокойствия в столице Главный начальник округа приказал всех задерживаемых за преступления или проступки или не имеющих документов нижних чинов, а также называющих себя таковыми гражданских лиц, направлять не в Комендантское управление, а в места за­ключения гражданского ведомства, чтобы чины полиции производили о них дознания и затем, выяснив, является ли задержанное лицо нижним чи­ном, отправляли его в Комендантское Управление^[92].

В качестве примера, подобной деятельности следует отразить содер­жание некоторых документов. В частности, согласно требованиям приказа по Петроградскому градоначальству и столичной полиции от 2 июня 1916 г. № 118. Приставам предписывалось все протоколы по нарушениям, карае­мым в административном порядке, где обвиняемыми являются лица, состо­ящие на особом учёте (чернорабочие, рабочие заводов, фабрик и других учреждений) венного начальства, как призванные на военную службу, но не отправленные в ряды войск и оставленные здесь для работ на военные нуж­ды, - мне не представлять, а направлять дело военному начальству в том же порядке, который вообще установлен для воинских чинов, подлежащих от-

₃

ветственности за преступления и проступки^[93].

Позднее приказом от 7 июня 1916 года №147 было разъяснено, что согласно закону, запасные и ратники, работающие на фабриках и заводах, изготовлявших предметы государственной обороны, не призываются, а им даётся отсрочка и они находятся на особом учёте. При таких условиях названные лица ни коим образом не могут считаться призванными на воен­

ную службу и поэтому за нарушение обязательных постановлений привле­кать к ответственности в административном порядке^[94].

В телеграмме Санкт-Петербургского градоначальника, генерал- майора князя Оболенского приставам и полицмейстерам от 22 октября 1914 года говорилось о том, что в случае появления на улицах столицы нищен­ствующих раненых без документов об увольнении от военной службы, при задержании направлять их в распределительный пункт при Николаевском военном госпитале^[95]. В другой телеграмме начальнику Сыскной полиции и приставам №13974 от 22 октября 1914 г. говорилось о том, что в Петрогра­де раненые солдаты после выздоровления и выходе из лазарета просили на улицах милостыню. Таких солдат задерживали и отправляли в правление общества помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям^[96].

В другой телеграмме Петроградского Градоначальника № 30688 от 23 августа 1916 г. приставам, начальнику сыскной полиции и смотрящим по­лицейских домов сообщалось, что лица, именующиеся нижними чинами и задержанные полицией по обвинению в уголовных преступлениях, содер­жались в местах заключения гражданского ведомства до установления при­надлежности их к воинскому званию. Такой порядок задержания лиц про­изводился на основании ст. 18-4 Устава гарнизонной службы.

На основании этого приставам предлагалось принять следующий по­рядок направления задерживаемых лиц, именующихся нижними чинами:

1) задержанных в военной форме за беспорядки, пьянство и другие мелкие проступки направлять непосредственно во 2-ое Комендантское Управление с протоколами и отобранными документами;

2) задержанных за уголовные преступления как в форме, так и в штат­ском направлять в Сыскную полицию;

3) в случае невозможности доставить упомянутые в предыдущих пунктах лица в Сыскную полицию до двух часов дня, заключались под стражу в местные полицейские дома до утра следующего дня на основании ст. 18-4 Устава Гарнизонной службы;

4) отправлять арестованных одетых в военную форму необходимо было в сопровождении воинского конвоя из подлежащей воинской части, одетых в штатское - в сопровождении городовых;

Начальнику сыскной полиции предлагалось принимать срочные меры к установлению принадлежности к воинскому званию доставляемых, за­ключая их, в случае необходимости, в Полицейские дома.

Смотрителям Полицейских домов предлагалось содержать обвиняе­мых в уголовных преступлениях под строгим присмотром^[97].

Принимаемые меры имели веские основания. Так, в телеграмме № 14138 от 13 августа 1916 г., адресованной Начальнику Петроградского во­енного округа года говорилось, что большинство совершаемых в Петрогра­де преступлений (кражи, грабежи, разбои, грабежи) совершаются нижними чинами, состоящими на службе и в большинстве - дезертирами. Преступ­ления эти оставались большей части безнаказанными. Преступники, пой­манные на месте преступления, из которых многие уже ранее неоднократно судились и лишены права жительства в Петрограде, через несколько дней после поимки появлялись на улицах и часто грозили местной полиции.

Кроме того, жандармерия разыскивала военнослужащих, совершив­ших уголовные преступления на фронте. Разбирала случаи, когда призыв­ники, не желая идти на фронт, стремились попасть на службу в полицию^[98].

Жандармы следили и за людьми, потенциально способными оказать разлагающее влияние на армию. Важно подчеркнуть, что революционные настроения блуждали и в тылу, и в армии, что также доставляло стражам порядка определенные проблемы. Так, в приказе по Петроградскому градо­начальству и столичной полиции № 188 от 30 августа 1916 года сообща­лось, что приказом № 132 от18 июня 1916г., что в городе Петрограде при задержании нижних чинов военно-полицейскими командами наблюдалось, что посторонняя публика вмешивалась в действия названных команд и ста­ралась освободить задержанных. Поэтому необходимо было чинам полиции при вмешательстве частных лиц в действия военно-полицейских команд, задерживать их и направлять в участки для установления личности, при установлении званий и фамилий задержанных, всю переписку направлять в Штаб Петроградского военного округа.

В контексте борьбы с дезертирством именно работа с местным населе­нием приобрела в войсках и в полиции особое значение. Так, согласно теле­грамме Петроградского градоначальника приставам № 20088 от 11 ноября 1916 года, на основании приказа Главнокомандующего армией Северного фронта 23 октября 1916 года № 915, для искоренения бродяжничества и для упорядочения пересылки нижних чинов при следовании их одиночным по­рядком или в составе команд, предлагалось принять к руководству следую­щее: каждый нижний чин, следующий одиночным порядком, по пути следо­вания обязаны были обращаться к местным военным и полицейским властям, предъявлять им документы, удостоверяющие личность отдельно следующих нижних чинов.

Местным жителям строго воспрещалось принимать к себе на постой нижних чинов, не имеющих документов. Виновных в нарушении данных правил привлекали к ответственности.

Подчинить открытие и деятельность питательных пунктов различных наименований следующим правилам:

а) все упомянутые пункты открывались в местах по указаниям начальни­ка военных сообщений армий фронта или начальников этапно-хозяйственных отделов штабов армий по принадлежности; о местах, где такие пункты откры­вались в армейских районах начальником этапно-хозяйственных отделов сооб­щалось начальнику военных сообщений армий фронта;

б) все организации были обязаны отпускать довольствие, продукты и давать приют только тем нижним чинам, которые имеют установленные и не просроченные документы, удостоверяющие их личность;

в) во всех пунктах питания было установлено наблюдение за посеща­ющими их нижними чинами. Если среди них были самовольно отлучивши­еся, задержанных сдавали под роспись ближайшим комендантам.

Было усилено наблюдение за дорогами, лесами, населенными пунк­тами и отдельными строениями (приказ по фронту 1915 года №226) в целях обнаружения и задержания отлучившихся или бродяжничающих нижних чинов.^[99]

Обязательное постановление главнокомандующего армиями Северно­го фронта для местностей, входящих в район армии Северного фронта (Из­данное на основании ст. 97 п. п. 7 и 8 и ст. 415 положения о полевом управ­лении войск в военное время).

Воспрещалось населению сдавать свои помещения одиночным ниж­ним чинам, нижним чинам, следующим в составе команды, если нижние чины и команды не имели при себе документов, подлинность которых не была установлена ближайшими военными, городскими или сельскими по­лицейскими властями. Каждому, кому было известно о военнослужащих, незаконно отсутствующих от своих частей или от места службы, немедлен­но заявляли ближайшему военному начальству, городским или сельским властям. Виновные в нарушении данного постановления подвергались в административном порядке денежному взысканию или же заключению в крепости или тюрьмы до трех месяцев^[100].

Однако, несмотря на все принимаемые меры, дезертирство являлось одной из самых значительных проблем для армии, и, как следствие, для по­лиции, сохранявшихся до выхода России из войны. Ведь некоторые из Пет­роградских полков отказывались выделять из своей среды маршевые роты для посылки на фронт, а из тех, что отправились, до места назначения дохо­дила едва десятая часть, остальные рассеивались по пути, иногда не дохо­дило до места ни одного человека^[101]. Конечно, такое положение не могло не

сказаться на действиях армии (было оставление нашими войсками позиций на Галицийском фронте^[102]).

Борьба с преступными деяниями в армии породила тесное сотрудни­чество между политической полицией и контрразведкой. Так, важнейшим контрразведывательным мероприятием с участием полиции явилась депор­тация российских подданных немецкого происхождения, а также австрий­ских и немецких подданных, находившихся в приграничных районах в вглубь России. Несмотря на недовольство перемещенных лиц, это меропри­ятие имело позитивное значение, осложнив деятельность австро-венгерской разведки в прифронтовой зоне^[103].

Контрразведчики обращались к жандармам губернских управлений за различными сведениями. Губернские жандармские управления поставляли интересующую военных информацию: проверяли и уточняли присланные ими сведения; предоставляли сведения о социальном положении военно­служащих, подозреваемых в революционной деятельности и сотрудниче­стве с противником, о составе их семей. Особое внимание контрразведчики и полицейские уделяли молодым людям досрочных призывов. Требования к сбору информации о призывниках обозначалась пометкой: «К выполнению отнестись с особым вниманием и особой тщательностью»^[104]. О призывниках, обративших на себя внимание контрразведки, собиралась буквально вся информация: политическая благонадежность призывника, его жены (если женат), родителей и других родственников; вероисповедание призывника и его супруги; проверялось наличие паспорта и уточнялось место житель- ства^[105].

Если деятельность полиции в условиях военного времени относительно возникающих проблем в армии и обществе в прифронтовых местностях вполне ожидаема и очевидна, то вдали от театра боевых действий полиция все равно столкнулась с последствиями участия страны в Первой мировой войне.

Очевидно, что вводимые руководством страны чрезвычайные меры предоставляли местным властям, включая полицию, достаточно широкие полномочия. Так, со времени принятия указа 24 июля 1914 г. об исключи­тельных мерах по охране порядка и общественной безопасности, распро­странившего действие Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия 1881 г. на всю страну полицейские получили право производить по необходимости обыски в любых помеще­

ниях и задерживать лиц, «внушающих основательное подозрение в совер­шении государственного преступления» на срок «не более двух недель»^[106].

Внутриведомственный комментарий к указу 24 июля был дан мини­стром внутренних дел H.A. Маклаковым уже через неделю. 31 июля 1914 г. в своем Циркуляре он указал губернаторам причины предоставления им столь широких полномочий и направлений, в котором они должны действо­вать в условиях военного времени. В документе говорилось о борьбе с рас­пространением различных провокационных и антиправительственных слу­хов и содержались общие указания местным властям в осуществлении гос­ударственной охранительной политики. В частности, первоочередной зада­чей циркуляр определял формирование доверительного отношения населе­ния к действующей власти, что могло быть достигнуто только посредством проявления «непрестанной и деятельной заботы» о семьях военнослужа­щих, а также о всех лицах, тем или иным образом пострадавших или тер­пящих неудобства в результате военных действий^[107]. В заключительных по­ложениях документа обращалось внимание на общий принцип деятельно­сти в условиях военного времени: «Власть должна быть столь же доброже­лательной и близкой к мирному населению, сколь грозной для нарушителей закона и общественного спокойствия»^[108].

Таким образом, введение чрезвычайного законодательства, вызванно­го войной, внесло существенные изменения и в функционал полицейской системы. Это проявилось в сфере борьбы с преступлениями против воин­ской службы (прежде всего, дезертирством и его последствиями) и контр­разведывательных мероприятий (в частности, депортации иностранных подданных из приграничных районов вглубь страны). Назначение руково­дителями контрразведывательных отделений жандармских офицеров, спе­циально откомандированных в армию, определило ее специфику - она раз­вивалась достаточно эффективно, но практически независимо от армии.