ОТВЕТСТВЕННОСТЬ КОМАНДУЮЩИХ ВОЙСКАМИ В ОККУПИРОВАННЫХ РАЙОНАХ

Подсудимые по данному делу войсковые командиры выдвигали в свою защиту, в частности, то обстоятельство, что преступления, которые, возможно, были совершены в районах, где они командовали, были делом государственных органов, за деятельность которых эти командиры не отвечают.

Следует признать, что ответственность командующего на оккупированной территории имеет свои границы. Она определяется обычаями ведения войны, межгосударственными соглашениями, принципами человечности и объемом компетенции, предоставленной командиру его собственным правительством. Как уже говорилось, чтобы нести ответственность, он должен сам совершить преступное действие. Его действие или его преступное упущение должно быть добровольным и противозаконным. Выражение «добровольным» не исключает того, что имел место нажим или принуждение и даже приказ сверху. То обстоятельство, что было трудно сделать выбор и занять правильную позицию, не меняет добро-вольного характера действия или его противозаконно-сти. С точки зрения международного права наказуе-мость бывает налицо, если действие было запрещено межгосударственными договорами или если оно по своему характеру противозаконно или противоречит принципам человечности, признанным цивилизованными народами в качестве обязательных.

В случае нарушения межгосударственных соглашений наказуемость проистекает из этого нарушения, в других случаях она связана с самой природой данного действия.

Война — самое сильное выражение человеческих насильственных действий.

Германская армия в общем была дисциплинированной армией. Преступления, которые инкриминируются подсудимым, они совершали главным образом по приказам высшего военного руководства и лидеров третьего рейха.

Солдатское повиновение является важным, но не решающим фактором при оценке размеров уголовной ответственности. Административная и военная власть командира и его уголовная ответственность находятся между собой в известном соотношении, однако полно-стью не совпадают. Современная война — такая, какой была последняя война, — требует широкой децентрали-зации. Командир, занимающий высокий пост, не может знать о всех деталях военных операций своих подчинен-ных. Совершенно ясно, что ему не может быть известно о каждом административном мероприятии. Он имеет право предполагать, что детали, осуществление кото-рых он поручает своим ответственным подчиненным, выполняются в рамках допустимого законом. Президент Соединенных Штатов является верховным главно-командующим вооруженными силами страны. Ему нельзя просто инкриминировать преступления, совер-шаемые этими вооруженными силами, ссылаясь на принципы, определяющие отношения подчиненности. То же самое относится и к другим командирам, зани-мающим высокие посты на служебной лестнице. Один тот факт, что человек стоит на этой лестнице, еще не делает его преступником. Для этого нужно, чтобы он лично нарушил свой долг. Нужно доказать, что он либо сам совершил преступление, либо по своей халатности не обеспечил необходимый контроль над своими под-чиненными.

В последнем случае должно иметь место личное нарушение долга, равное произвольной, недопустимой с моральной точки зрения халатности при контроле за действиями подчиненных. С точки зрения права это должно рассматриваться как молчаливое согласие.

Что касается вопроса об ответственности войскового командира на фронте за преступления, совершенные в районе, подчиненном его командованию, особенно за преступления в отношении гражданского населения, то обвинение пришло к следующим выводам: в соответствии с Гаагской конвенцией военачальник в оккупированном районе, подчиненном его командной власти, несет личную ответственность за эти преступления независимо от приказов, распоряжений и законов его вышестоящих начальников, ограничивающих его командную власть, и независимо от того, что совершенные в этом районе преступления были следствием мероприятий государства или вышестоящих военных инстанций и что сам командующий не предписывал и не осуществлял эти преступные действия. Однако при этом нельзя игнорировать тот факт, что командир — безразлично, стоит ли он во главе командования в данном районе или нет, — в своей компетенции и деятельности подчинен как приказам своего военного начальника, так и самому государству. Он является их исполнительным органом и представителем, служащим для определенных целей, и его начальники или его правительство могут в любой момент отстранить его от занимаемого поста.

В этой связи ссылались на дело Ямаситы\ Приговор по этому делу, правда, не обязателен для настоящего трибунала, однако он заслуживает внимания, потому что вынесен высоким судом. Приговор этого суда не совсем соответствует обстоятельствам дела, рассматри-ваемого данным трибуналом, поскольку командная власть Ямаситы в его оперативном районе явно никак не ограничивалась ни его вышестоящими начальниками, ни правительством. Преступления были совершены войсками, находившимися под его командованием, в то время как преступления, инкриминируемые командирам в оккупированных районах, дело которых здесь рассматривается, совершались в большинстве случаев по распоряжениям более высоких военных инстанций или имперских властей.

Однако, с другой стороны, трибунал полагает, что международное право и общепризнанное обычное право цивилизованных народов налагают на войскового командира определенные обязательства, которые он не может с себя снять или игнорировать, ссылаясь на то, что его собственное правительство действует в этом районе самостоятельно. Он олицетворяет оккупацию. Его армия держит район в состоянии подчинения. Средства насилия, находящиеся в его руках, охраняют оккупированную территорию от занятия ее армиями страны, которой она прежде принадлежала. В руках военачальника находится власть, подчиняющая граж-данское население оккупационной армии, которой он командует. И он не может оправдываться тем, что пра-вительство, которое он представляет, одновременно по-слало в оккупированный им район своих людей и со-вершило там преступления в отношении мирных жите-лей, убивая граждан и предпринимая другие бесчело-вечные действия. Правовое положение в данном случае до некоторой степени сходно с общепризнанным прин-ципом международного права, согласно которому ар-мия, взявшая в плен солдат противника, несет известные твердо установленные обязательства, которые за-ключаются в том, чтобы заботиться об этих солдатах и достойно с ними обращаться.

Но, как уже указывалось при рассмотрении других вопросов, возникших при разборе этого дела, трибунал считает, что наказуемость имеет место лишь в том случае, если командующий оккупационной армией сознательно терпит преступления, или участвует в них, или проявляет преступную халатность, не предупреждая их, и если совершенные деяния носят явно преступный характер.

Однако решающее значение имеет не то, что командующий должен выполнять свои обязанности в соответствии с нормами международного права, ибо ответственность командующих в данном случае, как показывают обстоятельства дела, вытекала из других соображений.

«5. Осуществление исполнительной власти коман-дующим регулируется пунктами 20—24 армейского устава 90 (снабжение действующей армии).

Когда оперативный район определен, то при объявлении состояния обороны или состояния войны глав-нокомандующий сухопутными силами и командующие армиями без дополнительного приказа получают пол-номочия для осуществления исполнительной власти в этом районе (§ 2 и 9 Закона об обороне империи).

В других случаях фюрер и верховный главнокоман-дующий вооруженными силами может возлагать пол-номочия для осуществления исполнительной власти на главнокомандующего сухопутными силами и на коман-дующих армиями .

Исполнительная власть охватывает всю государственную власть, включая право на издание законов без ущерба для независимости правосудия. Носители исполнительной власти в районе, где полномочия на осуществление этой власти перешли к ним или возложены на них, имеют право издавать правовые акты, создавать специальные суды и давать указания имеющим отношение к данному району учреждениям и инстанциям, за исключением высших имперских органов, верховных органов земли Пруссии и имперского руководства НСДАП.

Высшие имперские органы, верховные органы Пруссии и имперское руководство НСДАП могут издавать распоряжения для района, исполнительная власть в котором передана командующему, лишь с согласия но-сителя исполнительной власти. Неприкосновенным остается их право давать указания подчиненным им учреждениям и служебным инстанциям. Однако носи-тель исполнительной власти имеет преимущественное право давать указания.

Право на осуществление исполнительной власти принадлежит только тому, на кого оно возложено, оно может быть передано, полностью или частично, другому лицу только при наличии соответствующего разрешения.

В то же время носители исполнительной власти имеют право поручать выполнение отдельных задач подчиненным инстанциям.

Законы, распоряжения и т.

Главнокомандующий сухопутными силами регу-лирует вопросы осуществления исполнительной власти командующими армиями.

Разрешение вопросов, возникающих в связи с осуществлением исполнительной власти, не входит в сферу деятельности военных юристов. Для этого у главнокомандующего сухопутными силами имеется гражданский уполномоченный, состоящий при верховном командо-вании сухопутных сил, а при командующих армиями состоят начальники гражданского управления. Однако носители исполнительной власти имеют право привле-кать прикомандированных к ним военных юристов в ка-честве советников, особенно при издании правовых актов по вопросам уголовного права».

Таким образом, исполнительная власть в соответствии с германским правом явно представляет собой осуществление военачальником возложенной на него правительством государственной власти в оккупирован-ном районе. Защита пыталась представить эту широкую командную власть в виде значительно более узких полномочий, однако приведенный выше документ дока-зывает, что эта командная власть отнюдь не была, как утверждает защита, призрачной. В действительности приведенные выше положения предоставляли команду-ющему оккупирующей державы определенные полномо-чия для поддержания порядка и соблюдения правовых норм в его районе.

Утверждение некоторых подсудимых, что хозяйственные инстанции им якобы не подчинялись, опровергается различными документами, которые будут рассмотрены позднее при решении вопроса о виновности или невиновности отдельных подсудимых.

Помимо этого, материалы, представленные в качестве доказательств на данном процессе, показывают, что некоторые подсудимые добровольно сотрудничали с хозяйственными инстанциями и помогали им осуществлять их противозаконные действия.

Защита утверждает, будто деятельность оперативных групп полиции безопасности и СД протекала вне сферы командной власти подсудимых, которой они обладали как командиры оккупационных войск, ибо государство отдало приказ о преступной деятельности этих полицейских частей и таким образом ограничило исполнительную власть командиров оккупационных войск. Однако командиры оккупационных войск были в данном случае носителями исполнительной власти. Все они на суде дружно отрицали, что получали какие-либо приказы, из которых было бы видно, что государство давало распоряжения о планомерном развертывании преступной деятельности оперативных групп; они якобы не получали сведений о таких распоряжениях и из других источников.

Одна из обязанностей командира оккупационных войск, обладающего исполнительной властью, состояла в том, чтобы поддерживать порядок и защищать гражданское население от преступных действий. Поскольку никакие официальные директивы не ограничивали его исполнительную власть в отношении таких преступных действий в его районе, он имел право и был обязан принять меры для их пресечения. Он никак не может утверждать, что распоряжением вышестоящих инстан-ций эти действия были изъяты из сферы его испол-нительной власти, если он заявляет, что ему ничего не известно о таких распоряжениях вышестоящих ин-станций.

Остается только выяснить вопрос, знали ли данные подсудимые о преступной деятельности оперативных групп полиции безопасности и СД; возможно, что они только не принимали мер, для того чтобы воспрепятствовать ей.

Выдвигалось утверждение, что подсудимые должны были знать о преступных действиях оперативных групп. Обвинение заявляет, что командиры должны были знать о программе убийств, которую выполняли оперативные группы, хотя бы по масштабам осуществления этой про-граммы в оккупированных районах, а также благодаря связям, имеющимся в распоряжении главнокомандую-щих, и на основании того факта, что эти районы были подчинены их командной власти. Документы, представ-ленные на данном процессе, показывают, что оператив-ная группа «Д» ликвидировала примерно 90 ООО так называемых «нежелательных элементов» главным об-разом в районе, занятом 11-й армией. Они подтверж-дают также, что около 40 ООО еврейских женщин и де-тей были ликвидированы в Риге, входившей тогда в «имперский комиссариат Остланд», территория которо-го находилась непосредственно в тылу группы армий «Север». Оперативные группы СД и подчиненные им части были созданы с целью осуществить эту програм-му в районе операций армии.

Совершенно ясно, что об истреблении такого огромного числа людей, безусловно, знали многие лица; доказано также, что в некоторых районах немецкие солдаты принимали участие в проведении этих казней.

До командира, занимавшего высокий пост в германской армии, часто не доходили факты, известные подчиненным ему войскам. Во-первых, эти войска часто располагались далеко от его штаб-квартиры. Кроме того, рядовые солдаты и офицеры низших рангов редко имели контакт с высокопоставленными командирами и офицерами штаба.

Рассматривая вопрос о деятельности оперативных групп, нужно учитывать еще одно обстоятельство, а именно двойственный характер их задач. С одной стороны, их задача состояла в том, чтобы преступным образом ликвидировать определенные элементы; с другой стороны, однако, им приходилось разрешать совершенно легальные полицейские задачи по обеспечению безопасности тыловых коммуникаций армии, и, таким образом, они действовали прежде всего против партизан.

Другим источником информации были донесения, которые направлялись оперативными группами армей-ским штаб-квартирам; однако доказано, что эти доне-сения касались главным образом легальной деятель-ности, то есть борьбы с партизанами, поддержания по-рядка и безопасности. Тем не менее и в этих донесениях упоминалось о казнях евреев, цыган и представителей других групп населения, которые особо отмечались в списках ликвидированных лиц. Однако отчеты о мас-совых убийствах, проведенных полицейскими частями, передавались Главному имперскому управлению без-опасности в Берлине по собственным служебным кана-лам; они не представлялись командным инстанциям ар-мии и не пересылались через них.

Командующий армией имел два надежных и исчерпывающих официальных источника информации: 1) приказы сверху и 2) донесения нижестоящих инстанций.

Правильно, что в качестве доказательств не пред-ставлено ни одного приказа, отданного вышестоящими инстанциями обвиняемым на данном процессе воена-чальникам, который подтвердил бы существование про-граммы массовых убийств, разработанной третьим рей-хом, за исключением «приказа о комиссарах», выполне-ние которого было возложено не на СД, а на армию.

Официальные отчеты подчиненных частей обычно содержат массу информации, однако донесения об от-дельных преступных действиях обычно вышестоящим инстанциям не передаются — хотя бы потому, что пре-сечение таких действий возлагается на подчиненного, а тот факт, что они все-таки имели место, может навлечь на него взыскание. Далее, еще более невероятно, что штаб крупной стратегической командной инстанции, ве-дущей важные боевые действия, доведет до сведения командира такие факты; в штабе более мелкой команд-ной инстанции дело обстояло бы иначе. Прочими обстоятельствами, которые следует принимать во внимание, решая вопрос о том, знали ли подсудимые о преступных действиях полиции безопасности и СД, являются сведения о времени, месте, боевой обстановке, размерах этой деятельности и уровне командной инстанции.

Таковы вкратце главные факторы и источники информации, которые должны быть приняты во внимание при определении размеров уголовной ответственности подсудимых в связи с деятельностью оперативных групп полиции безопасности и СД. Изложенные выше соображения показывают, что трибунал не может установить факт их осведомленности в этом вопросе вообще и неизбежно должен будет привлечь для решения его материалы, доказывающие виновность отдельных подсудимых.

Следует далее сказать, что молчаливое согласие на действия полиции безопасности и СД, достаточное для возбуждения уголовного преследования, может быть констатировано лишь в том случае, если будет доказан не только факт осведомленности подсудимых, но и установлен момент,, когда они получили сведения об этих преступлениях.

При рассмотрении доказательств, представленных против отдельных подсудимых, трибунал разберет более подробно документы, относящиеся к деятельности оперативных групп СД в районах, на которые распространялась командная власть подсудимых, и обсудит вопрос о том, были ли они осведомлены относительно этой деятельности и в каком объеме, а также в какой мере они молчаливо терпели или поощряли ее. Защита утверждает, что планы и приказы Гитлера якобы наталкивались на серьезное сопротивление со стороны высших военных руководителей. Генерал Франц Гальдер, бывший с 1938 по 1942 год начальником германского генерального штаба, показал, что намерение Гитлера ввести войска в Судетскую область имело следствием возникновение заговора, участники которого ставили целью свержение Гитлера, но что от этого плана отказались в связи с подписанием Мюнхенского соглашения. Как бы то ни было, успех Гитлера в Мюнхене поднял его престиж во всех кругах населения, в том числе и в кругах высших военных руководителей.

В 1939 году Гитлер сообщил некоторым из своих высших военных руководителей, что он намерен напасть на Францию, нарушив нейтралитет Бельгии и Голландии. 11 октября 1939 года фельдмаршал фон Лееб обратился к главнокомандующему сухопутными силами фон Браухичу с письмом, к которому был при-ложен меморандум, составленный фон Леебом, где он советовал отказаться от этого намерения. В меморандуме он доказывает, что вторжение поведет к длительной позиционной войне.

Далее он рассматривает возможные политические последствия этого акта:

«Нарушение бельгийского нейтралитета бросит Бельгию в объятия Франции. Тогда у Франции и Бельгии будет общий враг—Германия, которая на протяжении четверти века второй раз нападает на нейтральную Бельгию! Германия, правительство которой несколько недель назад торжественно заверяло, что уважает этот нейтралитет! Как уже говорилось в разделе I, в данном случае вполне возможно, что Франция немедленно окажет помощь бельгийцам крупными силами, то есть уже на бельгийской территории начнутся тяжелые бои.

Если Германия недолго думая нарушит торжественно признанный ее правительством нейтралитет Голландии, Бельгии и Люксембурга, то это оттолкнет от рейха также и те нейтральные государства, которые сейчас, возможно, еще симпатизируют делу Германии...

Северная Америка, население которой особенно восприимчиво к таким лозунгам, будет все больше подпа- падать под влияние Англии и Франции».

31 октября 1939 года фон Лееб направил фон Брау- хичу письмо, в котором говорится:

«Я считаю, что в настоящее время еще невозможно достигнуть цели, которая заключается в том, чтобы сокрушить англичан, французов и бельгийцев с помощью военной силы. Ведь только при этом условии можно надеяться, что в случае нападения они будут готовы заключить мир.

Попытки связать успехи на Востоке и желания на Западе были бы роковым.уходом от реальной действительности.

Ведь в политической области у нас в руках Польша как залог. Если это не нравится нашим противникам, так пусть они сами нападают.

Весь народ исполнен горячего стремления к миру; он не хочет войны и относится к ней без всякого внутреннего сочувствия. Если партийные инстанции сообщают нечто иное, то они не говорят правды. Народ ждет сейчас от политики своего фюрера мира, потому что он инстинктивно чувствует, что уничтожение Франции и Англии невозможно и что поэтому следует отложить далеко идущие планы. Как солдат, я должен сказать то же самое.

Если бы фюрер положил сейчас конец существующему положению, основываясь на более или менее приемлемых условиях, то ни один человек не счел бы это проявлением слабости или отступлением, а, наоборот, рассматривал бы это как признание реального соотношения сил. Предоставление автономии Чехии и сохранение остаточного государства ~ Польши — наверняка встретило бы полное понимание всего немецкого народа.

Тогда не только весь немецкий народ, но наверняка также и широкие международные круги прославляли бы фюрера как миротворца.

Я готов в дальнейшем целиком поддержать вас и сделать все выводы, которые могут оказаться желательными и необходимыми».

Несмотря на все это, разработка планов- вторжения продолжалась, хотя позже оно было отложено на май. Фон Лееб показал, что эта отсрочка была достигнута благодаря усилиям фон Бока, Гальдера и его самого и что они надеялись на то, что тем временем можно будет уладить дело дипломатическим путем. Мотивы, которыми объяснялась отсрочка, носили чисто военный характер: например, то обстоятельство, что непроходимы дороги, что недостаточно оружия и т. д. Этические соображения никого не интересовали.

Следовательно, ясно, что военные руководители ока-зывали некоторое сопротивление планам Гитлера, однако эти люди, несмотря на свои противоположные взгляды, предоставили Гитлеру возможность пользоваться их услугами.

В своем последнем слове генерал фон Лееб от имени всех подсудимых неоднократно указывал на трудности, с которыми им приходилось встречаться. Он заявил:

«В третьей империи при диктатуре Гитлера мы оказались перед лицом событий, которые противоречили нашим принципам и нашим характерам. Изменились не мы, офицеры, — изменились требования, которые перед нами ставились.

Мы противились такому ходу событий в третьей империи. Но средства, которые могли бы быть эффективными, в условиях диктатуры были ограниченны».

Далее он заявил:

«Что касается распоряжений Гитлера, оскорблявших наши чувства как людей и солдат, то здесь мы не были его безвольными орудиями. Насколько это было возможно и целесообразно, мы боролись против этих рас-поряжений, смягчали их содержание, ослабляли их дей-ствие или уменьшали их эффект».

Фон Лееб считал Гитлера «демоном, дьяволом», а по мнению Гальдера, этому человеку «свойственно абсолютное отсутствие всяких этических или моральных обязательств». Возможно, что требования, которые он ставил перед подсудимыми, «противоречили их принципам и их характерам» и что они «оскорбляли их чувства как людей и солдат», однако неопровержимым фактом остается то, что по крайней мере иногда, — а может быть, и всегда — они подчиняли свою совесть и свои мнения его воле, и как раз этот факт покрыл гер-манскую армию чудовищным, несмываемым позором.

Суд понимает, что такие чувства, как профессиональная гордость, честолюбивое желание сделать успешную военную карьеру, страх за свою личную безопасность и боязнь возмездия по отношению к членам своей семьи, патриотизм, понятие о солдатском повиновении и особенно врожденное уважение к начальникам, присущее немцам, — что все эти чувства оказывали влияние на их решения.

Хотя эти доводы не могут служить оправданием, однако трибунал считает целесообразным при рассмо-трении и оценке преступлений, инкриминируемых под-судимым, в каждом отдельном случае принимать во внимание исторические и психологические факторы.