5. Заключение
Мы попытались предложить ряд семантических языковых универсалий в рамках последовательной и достаточно полной семиотической теории. При этом мы много раз наталкивались, особенно там, где речь шла о десиг- наторах, на такую скудость материала, что многие наши выводы неизбежно получались слишком общими и более чем скромными по сравнению со сложностью используемых систем понятий.
Тем не менее некоторые всеобщие закономерности все же удалось выявить. По- видимому, наиболее важный вывод состоит в том, что языки, вообще говоря, менее «логичны», симметричны, дифференцированы, чем они могли бы быть, если бы отдельные семантические компоненты и те или иные семиотические механизмы, имеющиеся в том или ином языке, использовались бы единообразно и последовательно по всей системе этого языка.Возникает вопрос: чем объясняется подобная «небрежность» языка? Зачем она ему? Для любого языка можно привести примеры, доказывающие, что в этом языке есть средства, позволяющие добиться более симметричной организации и более тонкой смысловой дифференциации, чем это имеет место в среднем. Попытаемся выяснить, почему это так.
Весьма вероятно, что ответ заключается в соотношении между объемом памяти, временем концентрации внимания, временем обращения к памяти и количеством усилий, необходимых для более тонкого кодирования. Представим себе совсем небольшой кабинет, где с трудом умещаются письменный стол и стул; возможно, хозяин предпочтет пользоваться стулом, чтобы достать книгу с высокой полки, или даже ставить для этого стул на стол, но не загромождать свой кабинет еще и стремянкой. Аналогичными с9ображениями экономии может объясняться и недостаточное использование одних семиотических возможностей языка при чрезмерной эксплуатации других.
Однако прежде, чем мы сумеем изучить указанные соотношения, необходимо провести огромное количество эмпирических исследований.
Особенно важно четко осознать, что собственная область лингвистической семантики— это изучение не денотатов (референтов), а системы десигнатов, специфичной для каждого языка75.Различие между денотатами и десигнатами, восходящее по крайней мере к средневековой традиции, рассматривалось лингвистикой XIX в. в рамках учения о «внутренней форме» (ср. F u n к е, 1932; Звегинцев, 1957, гл. VII); в (после-)соссюровской лингвистике оно выступает как различие между формой содержания (valeur «значимость», «ценность») и субстанцией содержания (например, de Saussure, 1922, стр. 158 и сл.; L. Hj el ms lev, 1953, стр. 30 и сл.; это различие блестяще использовано на практике в работах Lounsbury, 1956 и у Goodenough, 1956). Это же различие в самых разнообразных формах всплывает во многих современных работах по философии языка (см. J. S. Mill, Frege, Н u s s е г 1, М а г t у; Peirce, 1932, §§ 391 и сл.; Carnap, 1942, 1947; Quine, 1953, гл. II). Тем не менее, хотя отделение десигнатов от денотатов имеет за собой вполне почтенную традицию, в недавнее время оно снова было подвергнуто критике с разных сторон. Лингвисты-«механицисты», сторонники раннего бихевиоризма, полагают, что интенсионалы [«десигнаты] — это психические состояния, недоступные для наблюдения, и что поэтому описательная семантика должна ждать, пока прогресс нейрологии не сделает возможным их прямое исследование (например, Bloomfield, 1933, стр. 140); до тех пор лингвист может наблюдать лишь «совместную встречаемость» знаков и их предполагаемых денотатов (ср. McQuown, 1956). Поскольку определять слова посредством других слов трудно, лингвистам предлагалось (Виттгенштейном и и другими; см. Wells, 1954) исследовать не значения слов, а их «употребления» в языке. (Остается неясным, «употребления» по отношению к чему имеются в виду?) Появилась теория информации — и от лингвистов стали требовать, чтобы они вычисляли условные вероятности одних слов в зависимости от других и рассматривали эти вероятности как «языковые значения» слов (см.
Joos, 1950, стр. 356). Некоторые философы утверждали, что в целях экономии описания следует вообще отказаться от интенсионалов (десигнатов). Однако, хотя подобное предложение может оказаться приемлемым при конструировании языка науки, функционирование обычного языка не может быть описано без обращения к десигнатам. Сами философы вынуждены все время иметь с ними дело: Фреге и Пирс — в связи с проблематикой модальной логики, более поздние авторы — в связи с непрямым цитированием, «косвенной речью», «референционной неясностью» (Quine, 1960, стр. 141 и сл.), «структурой интен- сионала» и «интенсиональным изоморфизмом» (Carnap, 1947, стр. 56 и сл.). Все концепции, призванные заменить классическую теорию языка, оказываются недостаточными, когда их применяют к естественным языкам: они либо обходят, либо только затемняют наиболее важные проблемы76. Нейрологический «редукционизм» Блумфилда, помимо того что он ставит лингвистику в зависимость от потенциальных открытий, которые, быть может, никогда и не будут сделаны, упускает из виду собственно языковую, «автономную» структурную организацию созданных человечеством семантических систем (ср. Wells, 1954, стр. 118—121); дело в том, что «перифраза» (circumlocution) — это отнюдь не временный паллиатив, используемый для описания значений за неимением лучшего, как полагал Блумфилд, а основной и вполне законный прием исследования. Лозунги британских философов языка полезны в том отношении, что привлекают внимание к некоторым тонкостям полисемии бытовых эпистемологических терминов; однако они едва ли вынудят их отказаться от семантического описания широких пластов лексики.В результате несколько десятилетий уже потеряно. Лингвистическая семантика должна, наконец, стряхнуть
с себя оцепенение, навеянное вводящим в заблуждение позитивизмом, который оказался нечувствительным к специфическим особенностям языка. Данные бихевиористского типа? Ну, что же — пусть уж будет бихевиоризм. Это все-таки лучше, чем новые теоретические построения, оперирующие неуловимыми «предрасположенностями к реакции» (dispositions to respond) (Morris, 1946; Carnap, 1947; Quine, 1960).
Пора, наконец, лингвистам заняться исследованием наблюдаемой, публично контролируемой деятельности говорящих, решающих метаязы- ковую задачу обращения со знаками для обнаружения их смысловой структуры, их интенсионалов.Постскриптум (1965)
С тех пор как была написана настоящая статья (1961 г.), автор продолжал работать над проблемами лингвистической семантики. Результаты его исследований изложены в двух работах, включенных в список литературы (Weinreich, 1964, 1965). Во второй из этих работ дается беглый обзор последних публикаций по семантике; кроме того, имеется специальная статья, посвященная советской литературе по лексикологии (W е і п г е і с h, 1963).
В решении вопросов «комбинаторной семиотики» данная работа отходит как от традиционной, так и от современной логики; главное новшество заключается в положении о том, что сложные знаки строятся из простых знаков не только посредством соединения, но и посредством другого (не сводимого к соединению) приема — вставления. В своей последней работе на эту тему (Weinreich, 1965) автор по-прежнему настаивает на необходимости использовать разные типы смысловых отношений между компонентами сложных знаков; более того, он утверждает, что и внутри десигнатов многих простых знаков семантические компоненты могут связываться друг с другом не только посредством соединения. Таким образом, исследования последних лет приводят к мысли о существенном формальном сходстве между семантическими описаниями слов (то есть предложениями метаязыка) и предложениями языка-объекта.
Далее, автор попытался (Weinreich, 1965) построить семантическую теорию, которая хорошо согласовывалась бы с порождающей концепцией в сфере синтаксиса. При этом пришлось подвергнуть критике традиционную по существу трактовку комбинаторной семантики, принятую Кацем и Фодором (Katz and Fodor, 1963). В собственном подходе автора семантические компоненты, составляющие смысл предложения, должны извлекаться не только из слов, входящих в состав предложения, но и из некоторых синтаксических конструкций, участвующих в его построении.
Это означает отказ от выдвинутого в данной статье (раздел 1.2) требования, состоящего в том, что грамматическое описание языка должно быть полностью автономным по отношению к его семантическому описанию. Предлагаемая автором теория в ее современном варианте включает и проблемы семантической интерпретации так называемых отклоняющихся (не вполне правильных) выражений; автор стремился преодолеть как враждебность порождающей грамматики по отношению к разного рода отклонениям, так и ее неспособность удовлетворительно описать соответствующую ситуацию.Вопрос об эмпирическом подтверждении того или иного семантического анализа посредством изучения реакций информанта освещается (наряду с другими многочисленными методологическими проблемами) в книгах Циммера и Бендикса (Zimmer, 1964; Bendix, 1966). В частности, в книге Бендикса сделан существенный шаг вперед в области компонентного анализа общей лексики; Бендиксу удалось выделить ряд весьма абстрактных семантических компонентов, которые встречаются в нескольких неродственных языках и могут оказаться универсальными.