§ 2. Аристотель и схоластика.
Обычно принято отказывать схоластикам6 в оригинальности, сводить всю деятельность схоластики к комментированию уже данных Аристотелем7" решеиий им же самим поставленных проблем.
В указанной мной схоластической проблеме об определении тогда можно видеть только проблему самого Аристотеля, т.е.
ие средневековья, а античной мысли. Но более глубокий анализ Аристотеля и схоластики вскры-вает глубокое между ними различие, хотя это различие и скрывается под аналогичной внешней формой словесной формулировки проблем.В противоположность схоластике Аристотель в случае нескольких понятий, означаемых одним и тем же словом, не ищет то, которое он должен считать правомочным на это название. Он говорит о субстанциях с различных точек зрения. Он даже говорит о том, что больше и что меньше является субстанцией, Математические сущности, говорит он, менее субстанции, чем чувственные тела.
Для Аристотеля характерны двойственные положения; с одной сто-роны, А есть В, с другой стороны, А не есть В.
Первое положение отвечает одному смыслу В, второе другому.
"То, что более просто, - говорит Аристотель,-то скорее притцт, чем то, что менее просто. Но последние виды, заключающиеся в родах, более просты, чем роды, так как они неделимы, в то время как род может делиться на большое число различных видов; поэтому, как мне кажется, виды - более принципы, чем роды. Но, с другой стороны, в виду того, что уничтожение рода влечет уничтожение вида, роды имеют в большей мере характер принципов, так как то является принципом, что влечет за собой другое".8
Таким образом, здесь, принцип понимается в двух смыслах: во- первых, то, что не может быть разделено, во-вторых, то, что влечет другое.
Сам Аристотель не ставит проблемы; что такое принцип? Это уже схоластическая проблема. Схоластический комментарий к этому аристотелевскому рассуждению должен состоять в решении проблемы: что такое принцип, каково содержание смутного понятия о принципе, вскрываемого в душе и проясняемого с помощью тщательного анализа, с которым сме-шиваются другие смутные, колеблющиеся понятия, не допускающие такого прояснения.
Единственное9 решение этой проблемы и будет отвечать верному из двух намечаемых Аристотелем положений.
Другое же должно быть безусловно отброшено,А называется В, С, D ,.., и каждое положение: А есть В, А есть С, А есть D - по Аристотелю - верно со своей точки зрения.
"Подобными10, - говорит Аристотель, - мы называем вещи, которые, не будучи абсолютно тождественны, различаются в отношении субъекта, но тождественны относительно формы. Четырехугольник больший по-добен меньшему, неравные прямые подобны между собой, хотя и не абсолютно тождественны.
Но называют также подобными вещи, которые, имея ту же сущность и будучи в состоянии делаться больше или меньше, тем не менее не делаются ни больше, ни меньше, иначе говоря, качество которых специфически одно и то же. Именно в этом смысле говорят, что очень белое подобно тому, что менее бело, так как в них единство рода. Наконец, называют подобными вещи, представляющие больше сходства, чем различия, абсо- люгно или только по видимости; так, свинец больше походит на серебро, чем на золото; золото походит на огонь своим красноватым цветом и т.д."
Таким образом, Аристотель только наблюдает, и наблюдения его дают эти три смысла подобия, но он не решает проблемы, что такое истинное подобие, которая является уже схоластической проблемой. Сущность античного мышления и состоит в собирании с помощью наблюдения признаков изучаемой вещи и выключения тех признаков, которые находятся между собой в противоречии, с отнесением их к обману чувств, в определении той совокупности признаков, которые выявляют, так сказать, реальный скелет вещи.
Античная мысль ие реализует абстракции, как это делает средневековая. Платоновские идеи" - это вовсе не реализованные универсалии, это образцы, которым подражают реальные единичные вещи, образцы, тоже реально существующие, но в каком-то другом мире. У Аристотеля эти идеи обращаются в формы и уже в нашем мире, в самих вещах, так сказать, души вещей, носители определяемых ими целей. В схоластическом реализме общее понятие - универсалия - получает реальное существование, проблема об определении приобретает онтологическое значение.
Что такое А? - с античной точки зрения, это - что в А - обман чувств, и что - правда?
На вопрос, что такое субстанция, Аристотель не отвечает ее определением.
Но перед постановкой этой проблемы он дает определение субстанции. Это, говорит он, первое сущее, при этом не тот или другой модус сущего, но сущее, взятое в абсолютном смысле, прибавляя, что понятие первого понимается в различных смыслах в отношении понятия, знания, времени и природы.Вполне сознавая несовершенство определения, он разбирает раз-личные смыслы слова "субстанция". Субстанция12, говорят, - сущее, сущность относят также к субстанциям, субстанцией является род, и субстанция - субъект. На этом последнем он более всего и останавливается, поясняя, что субъект есть то, чему все остальное является атрибутами, но сам он не является атрибутом чего-либо. Выбрав именно этот последний смысл, Аристотель исследует, что из признанного им реально сущим может быть названо в этом смысле субстанцией, и если приходит к заключению, что материя не вполне может быть названа субстанцией, то потому, что ей, как обладающей только потенциальным бытием, он не дает всей полноты реального существования.
Что такое А? - со схоластической точки зрения, это - какие характерные свойства присущи сущности, означаемой нами словом А, и наиболее стойкое из всех означаемых тем же словом.
Античная мысль" воспринимаемое извне перерабатывает внутренней работой. Средневековая - смотрит внутрь, вполне доверяя своему внутреннему взору, проецирует его материал вовне, в сферу реального транс- субъективного существования. Всякая проблема для нее имеет онтологическое значение, оно раскрывает содержание реальной сущности, разъясняя то, что в первый момент рефлексии представляется в смутном виде.
Вот все это следует хорошо продумать, чтобы понять, почему логика схоластическая и рамическая, которая ближе к первой, чем о ней думают, относится так враждебно к Евклиду, который является кровью от крови, плотью от плоти аристотелевской логики.
Для Аристотеля и Евклида определение вовсе ие имеет того значения, которое ей приписывает Раму с. Евклид вовсе не строит системы гео-метрии, ни в смысле Рамуса|4и Арно, развертывая ее соответственно определенной иерархии понятий, ни в смысле Гильберта13, выводя все ее содержание гак формально-логические следствия групп постулатов. Он только убеждает в том, что некоторые геометрические факты, им наблюдаемые, часто представляющиеся совершенно очевидными, не представляют обмана чувств, а в действительности имеют место, причем большинство из них имеют только посредственное значение для установки свойств правильных тел, имеющих кардинальное значение в платоновско-пифаго- рейском мировоззрении и без изучения которых нельзя войти в святилище метафизики,