6. ПОЛИТИКА ГРАЖДАНСКОГО РЕСПУБЛИКАНСТВА
В большей части послевоенной политической теории фундаментальными нормативными понятиями были демократия (для оценки процедур) и справедливость (для оценки результатов). Гражданство, если оно вообще обсуждалось, обычно рассматривалось как производное от демократии и справедливости, т.е.
гражданин есть некто, обладающий демократическими правами и притязаниями по поводу справедливости. Однако во всех частях политического спектра возрастает поддержка той точки зрения, что гражданство должно играть независимую политическую роль в любой серьёзной политической теории и что развитие ответственного гражданства есть безотлагательная цель государственной политики. Эта озабоченность гражданством в равной степени присуща либералам, радикалам, либертарианцам, коммунитариетам и среминистам.И тем не менее поразительной чертой текущих дебатов является робость, с которой авторы применяют свои теории гражданства к вопросам государственной политики. В литературе найдётся немного новых предложений или рекомендаций по поводу того, как развивать гражданство. Если гражданская добродетель важна, почему бы не принять законы о «добром самаритянине», как это сделали многие европейские страны? Если важно политическое участие, почему бы не потребовать обязательного голосования, как в Австралии или Бельгии? Если важно, чтобы граждане думали об обществе, почему не потребовать проходить период обязательной гражданской службы, как в большинстве европейских стран? Если государственные школы помогают научить ответственному гражданству, потому что требуют, чтобы дети различных рас и религий сидели вместе и учились уважать друг друга, почему бы не запретить частные школы?
Таковы меры юс ударе тве и ной политики, касающиеся именно развития гражданственности, а не справедливости или демократии самих по себе. Тем не менее мало кто из авторов даже рассматривает такие предложения.
Вместо этого большинство теоретиков гражданства или оставляют без ответа вопрос о том, как его развивать (см. [Glendon 1991:138]), или сосредоточиваются на -скромных» или «мягких и относительно ненавязчивых способах» развития гражданских добродетелей (см. [Macedo 1990: 234, 253])4. В то время как теоретики гражданства сокрушаются по поводу излишнего внимания, уделяемого правам, они кажутся несклонными предложить любые меры, которые могут восприниматься как ограничивающие эти права.Для этой робости, возможно, и есть убедительные основания, но она никак не ужинается с утверждением о том, что мы стоим перед лицом кризиса гражданства и отчаянно нуждаемся в теории гражданства. В результате большая часть последних трудов по гражданским добродетелям выглядит совершенно пусто. В отсутствие какого-то описания легитимных и нелегитимных путей развития или насаждения должного гражданства многие работы по гражданству сводятся к банальности: общество было бы лучше, если бы люди в нём были более приятны и более думающи*.
Неясно даже то, насколько неотложна эта необходимость развития должного гражданства. Литература по гражданству полна мрачных предсказаний об упадке добродетели, но, как признает Гэлстон, «культурный пессимизм — это постоянный лейтмотив человеческой истории, практически в каждом поколении» [Galston 1991: 237). Аналогичную обеспокоенность по поводу политической апатии можно найти у политических социологов 1950-х годов и даже ещё раньше, у Токвиля в
" Другие подходы к .ненавязчивому- развитию гражданства см.: (НаЬегггш 1992:6-7; НШ 1993: RawU 1993ч: 216-220|.
* Например. Муфф критикует либерализм за сведение фажданства к -чисто юридическому статусу, устанавливающему права, которыми индивид обладает против государства' [Моийс 1992с 227). и стремление «восстановить потерянную связь между никой и политикой- через понимание фажданства как формы -политической идентичности, создающейся благодаря идентификации с res public** (Ibid. 230). Но она ничего не предлагает по поводу того, как развивать или насаждать «то воодушевленное духом общественности участие, н настаивает (вопреки гражданским республиканцам), что граждане должнм иметь свободу относительно того, отдавать или нет предпочтение политической деятельности Потому ее критика либерализма, как нреж тавляетея.
сводится к утверждении, что либеральная концепция наших гражданских прав нс говорит нам о том, как хороший гражданин предпочтет использовать свои нрава — утверждением которым либералы охотно согласятся. Многое в критике либерального фажданства сводится к такому же ничего не проясняющему утверждению.4С)6
vi. Теория гражданства
1830-е годы. Хотя есть признаки, вызывающие обеспокоенность, например, снижение участия в голосованиях, но есть и множество позитивных тенденций. Сегодня граждане более толерантны, более уважительны к правам других, более преданы демократии и конституционализму, чем предыдущие поколения (см. [Macedo 1990: 6-7]). Если сегодня участие граждан в традиционной партийной политике действительно снизилось, то одновременно наблюдается настоящий взрыв новых форм общественного участия, в которых граждане энергично дебатируют новые идеи и альтернативы (см. (Eraser 1997; Phillips 2000: 291-292]). Так что остаётся неясным, насколько серьёзна проблема и как мы должны ей противоборствовать.
Это говорит о том, что сегодняшняя сосредоточенность на гражданстве, возможно, не вполне то, чем кажется. Явной целью является разработка теории гражданства, которая может дополнить предшествующие теории справедливых институтов. Но я полагаю, что во многих случаях обновлённую терминологию обсуждения гражданства просто употребляют (или злоупотребляют) для прикрытия старых споров о справедливости социальных институтов. К концу 1980-х годов мы зашли в некоторый тупик в теориях справедливости. Либертарианцы, либеральные эгалитаристы, утилитаристы и коммунитаристы разошлись во мнениях относительно надлежащих принципов распределительной справедливости и надлежащего масштаба индивидуальных прав. Они разошлись относительно роли индивидуальной ответственности, выбора и членства в сообществе в определении наших обязанностей относительно справедливости. Не было никакой реальной перспективы, что какой-либо из этих подходов одержит решающую интеллектуальную победу: было ясно, что представления каждой традиции о справедливости будут продолжать оказывать влияние на публичные дебаты и общественное мнение.
В этих условиях больше не было достаточным или эффективным отстаивать предпочитаемые политические меры в терминах справедливости. Поскольку наши концепции справедливости сами по себе спорны, постольку утверждение, к примеру, что та или иная мера будет способствовать либерально-эгалитарной справедливости, будет убедительным только для тех, кто одобряет эту концепцию справедливости. Более эффективным подходом было бы отстаивать меры государственной политики исходя из идеала, пронизывающего эти различные интеллектуальные традиции и способного апеллировать к людям с различными представлениями о справедливости.
Идеал демократического гражданства был самым очевидным кандидатом на эту роль. Первыми, кто успешно использовали эту апелляцию к гражданству, были, я полагаю, новые правые. Когда либертарианцы воз-
407
Уилл Кимликл. Современная политическая философия
ражали против государства благосостояния на основании справедливости. т.е. утверждая, что налогообложение для помощи нуждающимся есть несправедливое попрание законных нрав людей, они имели мало успеха. Утверждение либертарианцев о том, что государство не имеет права или обязанности помогать уязвимым группам населения, — для большинства граждан это слишком одиозная теория справедливости. Но когда новые правые начали критиковать государство всеобщего благосостояния в терминах гражданства, т.е. настаивая, что это государство воспитало зависимость,пассивность и постоянную маргинализацию,— успех ока i.i 141 гораздо значительнее. Никто, каковы бы ни были его представления о справедливости, не мог одобрить меры государственной политики, подорвавшие возможности людей осуществлять активное и ответственное гражданство.
Либеральные эгалитаристы были в сходном положении. Когда они возражали против растущего неравенства рыночных доходов на основании справедливости, т.е. настаивая, что это неравенство обычно является следствием случайных в нравственном отношении различий в обстоятельствах людей, они имели мало успеха.
Леволиберальное утверждение о том, что государство должно стремиться исправлять все неравенства в условиях, многими воспринимались как слишком требовательная концепция справедливости. Но когда либеральные эгалитаристы начали критиковать неравенство на том основании, что оно препятствует гражданству, т.е. утверждая, что богатые могут купить выборы, а бедные, по сути, лишены голоса, они стали более успешны. Никто, каково бы ни было его понимание справедливости, не может принять мер государственной политики, превращающих демократию в плутократию. Более того, говорилось о том, что это растущее неравенство разрывает «узы, которые связывают» нас вместе как нацию и тем самым размывает чувство солидарности. Чтобы мы оставались сильной и единой нацией, должны быть некоторые общедоступные публичные пространства, где богатые и бедные могут встречаться для обсуждения заботящих всех вопросов как равные, и должен быть равный доступ к образованию, средствам массовой информации и т.д. Программы борьбы с бедностью и маргинализацией, которые раньше обосновывались как уравнивающие шансы людей в жизни, теперь обосновываются как способствующие демократическому гражданству.Аналогичным образом культурные консерваторы раньше возражали против реформ, направленных на восполнение прав женщин, прав гомосексуалистов или мультикультурализма, на том основании, что они поощряют или терпимо относятся к -неестественным» или -богопротивным" образам жизни, или унизительным и ложным концепциям достойной жизни. Но этот перфекционистский аргумент в пользу кон-
408
vi. Теория гражданства
серватизма имел мало успеха, пока он оснонывается на спорном представлении о достойной жизни. У нас просто нет согласия по поводу того, что является -естественным- или «богоугодным-. Так что консерваторы вместо :(того перешли к гражданской аргументации. Традиционная семья сейчас отстаивается не на апелляции к природе или религии, но как •питомник добродетели».
Во всех этих случаях аргументация от гражданства, по сути, является формой стратегического отступления от более ранней аргументации от справедливости.
То. что отвергали как порочное но своей сути (как несправедливое), теперь объявляют порочным инструментально (как подрывающее добродетели, необходимые для поддержания либерально-демократического порядка). Это сдвиг осуществлён в надежде на то, что ннструменталистекие аргументы о добродетели получат более широкое признание, чем апелляции к спорным теориям справедливости.Апелляции к добродетели не только менее спорны, но и кажутся более благородными. Для левых отстаивать меры государственной политики на тех основаниях, что они увеличат покупательную способность бедных, так что тс смогут достичь большего равенства в со)>ере досуга или потребительских товаров, кажется довольно грубым. Значительно более вдохновляюще звучит, если мы скажем, что эти меры способствуют не частному потреблению бедных, но их общественной свободе и способности быть активными гражданами. Заботиться о способности людей осуществлять частное потребление кажется сегодня поверхностным и материалистическим, в то время как забота о способности людей к политическому участию кажется благородной'7. Поэтому и левые, и правые перешли от аргументов справедливого распределения частных ресурсов к аргументам питомников активного гражданства.
То, что к этим аргументам гражданства обращаются в стратегических целях, не означает, конечно, что они недействительны. Но это говорит о nil, что эти новые теории гражданства вряд ли воплощают беспристрастный поиск питомников гражданской добродетели. Те из них,кто занимают левые позиции, рассматривают, каким образом экономическое неравенство разрушает активное гражданство; те же, кто занимают правые позиции, — каким образом политика государства всеобщего благосостояния, направленная на уменьшение экономического неравенства, разрушает
* Очевидно ю, что в нашей культуре имеются глубокие трения но этому вопросу. с одной стороны, как я отметил ранее, большинство граждан придер-живлютс* тип> представлении, чш наши наивысшие блага находятся в частных сферах семьи.работы и религии.а ие в политическом участии. Но когда дело касается вопросов распределения, мы говорим так, как будто не важно, пак много ресурсов люди имеют в частной жижи, и как будто реально значима именно способность к политическому участию
409
Уилл Кимлика. Современная политическая философия
гражданскую добродетель. Феминисты, гомосексуалисты и мулмикуль-туралисты стремятся обнаружить, как традиционные иерархии статуса в тендерной, сексуальной и расовой сферах разрушают активное гражданство; консерваторы — как государственные меры поддержки женщин, гомосексуалистов и меньшинств разрушают гражданскую добродетель". Трудно вспомнить случаи, когда люди отстаивают те или иные меры на основании идей гражданства, не будучи заранее сторонниками этих мер на основании своих представлений о справедливости. В этом смысле неясно, действительно ли рассмотрение вопросов с точки зрения фажданства ведёт к другим выводам относительно мер государственной политики, чем с более знакомых точек зрения справедливости. Это может быть просто наливанием старого вина в новые мехи.