2. Имущественные преступления в обществе с традиционной экономикой

Традиционная экономика характерна для общества, где имеют место существенный недостаток экономических благ и низкий уровень развития производительных сил, который обусловлен, прежде всего, примитивной техникой ручных орудий труда, основанной на использовании мускульной силы человека, двигательной силы домашних животных, потоков воды и ветра1.

1 См.: Илюшечкин В.П. Указ. соч. С.48.

1Березин И.С. Краткая история экономического развития: Учебное пособие. М.: Русская Деловая Литература, 1998. С.15.

3 См.: Нуреев P.M. Экономический строй докапиталистических формаций (Диалектика производительных сил и производственных отношений). Душанбе: Дониш, 1989. С.121.

66

Имущественные преступления:

историко-экономический анализ

вания. Дальше этого она не шла... Средневековый Запад — это прежде всего универсум голода, его терзал страх голода и слишком часто сам голод»1.

При неизменности хозяйственного быта и существующего образа жизни уровень и структура имущественной преступности остаются величинами в целом устойчивыми, стабильными, их изменения заметны лишь по истечении длительных периодов времени. Медленное течение экономических процессов, господство традиций и обычаев, единообразие экономической жизни вызывают «застой» криминогенных процессов в экономике. Отсюда, криминологической закономерностью общества с традиционной экономикой является повторение криминогенных процессов в прежних пропорциях и размерах.

Слабое развитие производства, существенная ограниченность в обществе материальных ресурсов, имеющих в силу этого весьма высокую ценность, сами по себе сдерживают рост имущественной преступности. Наука обязана ЧЛомброзо открытием на первый взгляд парадоксальной криминологической закономерности, как представляется, действующей и в имущественной сфере: «Бедность является источником преступлений, хотя и очень грубых и жестоких по своей форме, но зато довольно ограниченных по своему числу. Между тем искусственные бесконечные потребности богатых людей создают и многочисленные виды особых преступлений»3. На это обстоятельство обращают внимание и современные криминологи: «В средние века имущественные преступления были широко распространены, но, конечно, не в столь огромных масштабах, как сегодня»4.

Как замечено, имущественные преступления не могут получить широкого распространения при незначительном объеме материальных благ, обеспечивающих общинную жизнедеятельность. Трудно не согласиться с формулой П.Л.Лаврова: «Пока вещей немного, а нас мало, мы не спорим»5.

1 См.: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада / Общ. ред. Ю.Л.Богословского. М.: Издательская группа Прогресс, Прогресс-Академия, 1992. С.208, 216. 1Ле Гофф Ж. Указ. соч. С.209. ! Ломброзо Ч.Преступление. М.: СПАРК, 1994. С.120.

4              Шнайдер Г.Й. Указ. соч. С. 156.

5              См.: Русская философия собственности. С.85.

67

А. Г. БезверховИмущественные преступления

вавшаяся, ценится так высоко, в такой тесной связи находится с личностью обладателя, что составляет как бы плоть и кровь его»1, а «вещь предстает связанной, соединенной с человеком»2. Объясняя такое положение, Л.С.Бе-логриц-Котляревский писал: тогда приобретение имущества было сопряжено со столь большими трудностями и лишениями, что они равнялись часто потере здоровья и самой жизни; поэтому человек нередко и смотрел на имущество как на более драгоценное благо, чем телесная неприкосновенность и здоровье3. С другой стороны, когда вещи составляют большую редкость, владение ими так заметно, что обнаружение хищения и требование возвращения противоправно присвоенного следует одно за другим почти непосредственно4.

Рост имущественной преступности в рассматриваемых условиях ограничивается и тесной сплоченностью общинной жизни, наличием сильных коллективных связей, господством общинной собственности, преобладанием общности имущества. В самом деле, чем больше равенства, тем меньше мотивов похищать друг у друга. С другой стороны, пока индивид не выходит из общины, вся его жизнь сохраняет публичный характер, протекает на виду и под тотальным контролем общественных институтов, что определяет моментальное изобличение виновного, неотвратимость кары.

В обществе с традиционной экономикой если и имеет место рост имущественных посягательств, то скорее в направлении внешнего мира. Однако посягательства на имущественную сферу соседних сообществ не рассматриваются как преступления. Н.И.Зибер подчеркивал, что все народы, ведущие натуральное хозяйство, с большой точностью соблюдают имущественные права по отношению к ним самим: в среде соплеменников собственность священна. Но воровать вне своего сообщества считается скорее заслугой, чем преступлением. Удачный вор, когда жертвой является не член сообщества, получает одобрение всего племени, относительно «чужеземцев» воровство — не более как ловкая проделка, и ловкий вор, как у спартанцев, награждается аплодисментами своих друзей5. Сообщество может даже возвести воровство у «врага» в одну из отраслей почетного труда6.

Следует заметить, что разная оценка в сущности сходных типов поведения объясняется не только экономическими факторами. Локальность, присущая традиционным сообществам, определяет партикуляристское сознание, когда индивид еще не знает общего понятия «человек»: человек для него только соплеменник7. Из этого следует и распространенный в таком

1 См.: Богдановский А. Развитие понятий о преступлении и наказаний в русском праве до Петра

Великого. М., 1857. С.101.

1См.: Вейнберг И.П. Человек в культуре древнего Ближнего Востока. М.: Наука, 1986. С.83.

3              Белогриц-Котляревский Л. С. Очерки курса русского уголовного права: Общая и Особенная

часть. Лекции. Киев-Харьков, 1896. С. 15.

4              См.: Зибер Н.И. Указ. соч. С.161.

5              См.: Зибер Н.И. Указ. соч. С.188-191.

6              См.: Там же. С. 197.

' См.: Кон И.С. Открытие «Я». М.: Политиздат, 1978. С. 125-126, 177.

68

Имущественные преступления:

историко-экономический анализ

социуме взгляд на преступление как на деяние, причиняющее исключительно материальный вред своему сообществу или его отдельному члену.

Структура имущественной преступности общества с традиционной экономикой не отличается разнообразием видов посягательств. Так, Русской Правде и другим памятникам древнерусского права известны татьба (кража), истребление или повреждение чужих вещей, а также незаконное завладение и пользование имуществом, имеющим особую социальную ценность (обычно это земля и лошади)1. Сравнительно «бедная» структура имущественной преступности «традиционного» общества объясняется тем, что в массе населения преобладают самые элементарные потребности, находящиеся вместе с производством в зачаточном состоянии.

Вопрос об объекте имущественных преступлений в обществе с традиционной экономикой трудно отнести к числу простых. Этому обществу неведомо представление о собственности как об исключительном господстве конкретного лица над определенным кругом имущественных объектов. Ж. Ле Гофф писал: «Собственность как материальная или психологическая реальность была почти неизвестна в средние века. От крестьянина до сеньора каждый индивид, каждая семья имели более или менее широкие права условной, временной собственности, узуфрукта. Каждый человек не только имел над собой господина или кого-то обладающего более мощным правом, кто мог насильно лишить его земли, но и само право признавало за сеньором легальную возможность отнять у серва или вассала его земельное имущество при условии предоставления ему эквивалента, подчас очень удаленного от изъятого»2.

В этой связи представляется неслучайным возникновение в юриспруденции дискуссии о первичности собственности и владения. Как известно, в римском праве владение представлено с исторической точки зрения как отношение, предшествовавшее собственности и породившее ее: собственность на вещи произошла от естественного владения. Это объяснялось тем, что в доклассическое время не существовало общего определения собственности, а давалось перечисление отдельных правомочий собственника; при обобщении всех этих отдельных определений собственность не обособлялась от владения3.

1 См.: Малиновский И. Лекции по истории русского права. Ростов н/Д, 1918. С.298. 1Ле Гофф Ж. Указ. соч. С.126-127. Также И.С.Кон замечает, что феодальная собственность является условной: положение индивида в феодальной иерархии, его права и обязанности связаны с владением землей, полученной от вышестоящего сеньора, который в свою очередь был чьим-то вассалом (см.: Кон И.С. Указ. соч. С.247). Для феодализма, пишет В.П.Шкредов, типична такая форма собственности, при которой господство над вещами (прежде всего землей) принадлежит не исключительно одному какому-либо индивиду, а группе, ассоциации феодалов. В чистом виде такую форму имущественных связей следует рассматривать не как частную, а как специфически историческую форму ассоциированной собственности (см.: Шкредов В.П. Указ. соч. С.19). 3 См.: Римское частное право: Учебник / Под ред. И.Б.Новицкого и И.С.Перетерского. М.: Юристъ, 1997. С. 158, 177.

69

А. Г. Безверхов

              Имущественные преступления

ми-юристами XIX века. Так, по словам Д.И.Мейера, «понятие о праве собственности обыкновенно развивается из владения»1. В дореволюционной науке высказывались и противоположные суждения: «Никак нельзя согласиться, что когда-либо идея владения совершенно покрывала понятие собственности»2. Правильное решение указанной проблемы было найдено В.Сергеевичем. «На первых ступенях развития, — считал этот ученый-юрист, — как у нас, так и у других народов владение и собственность сливались. Собственник был в то же время и владельцем, а кто владел, тот и был собственником... В древности не различали владения и собственности»3. Действительно, общество с традиционной экономикой воспроизводит имущественные отношения, выражающиеся в ограниченном количестве материальных ценностей, доступных обществу, тесной (в частности, кровнородственной) сплоченности участников этих отношений, непосредственном единстве производителей со средствами производства, незначительной распространенности обмена и пр. Как писал А.Е.Пресняков, в древнейший период лицо было в столь сильной зависимости от задруги4, что не могло проявлять своих прав как прав сколько-нибудь индивидуальных, так что о каком-либо праве собственности отдельного задругаря как совладельца не может быть и речи: права, вытекающие из собственности на имущество, принадлежали целому, задруге, а не ее членам; лишь постепенно, по мере разложения основ старого задружного права, задруга все больше приближается к совладению, принимая характер корпорации. Чтобы осмыслить этот тип имущественного права, к нему применяется понятие общего, нераздельного владения5.

Высказано мнение, что в данной экономической системе «собственностью является лишь то, что потребляется», что здесь «собственность есть потребление»6. В самом деле, потребительная стоимость вещи обнаруживается в пользовании вещью. Следовательно, имущественные отношения традиционного общества — это отношения, складывающиеся в большинстве своем по поводу владения и пользования вещами. Поэтому применительно к традиционной экономике понятия «собственность» или «право собственности» следует понимать условно, в значении, весьма отличном от современного смысла этих феноменов. Вышеизложенные обстоятельства подтверждают необходимость определения объекта рассматриваемых преступлений через категорию «имущественные отношения».

Объектом имущественных преступлений в обществе с традиционной экономикой являются имущественно-потребительные отношения. Это весь-

1 Мейер Д.И. Русское гражданское право: В 2-х ч. 4.2. М.: Статут, 1997. С.5.

1Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права: 3-е изд. с доп. Киев-Спб, 1900.

С.520.

3              Сергеевич В. Лекции и исследования по истории русского права: 3-е изд. Спб, 1903. С.522-523.

4              Задруга (сербохорв.) — семейная община у южных славян.

5              Пресняков А.Е. Княжое право в древней Руси: Лекции по русской истории. Киевская Русь. М.:

Наука, 1993. С.14-15.

6              См.: Зибер Н.И. Указ. соч. С. 167.

70

Имущественные преступления:

историко-экономический анализ

ма простой вид имущественных связей. Последние предполагают взаимную оценку их участниками индивидуальных качеств экономических благ, по поводу владения и пользования которых эти отношения складываются.

Предмет имущественных преступлений в условиях традиционной экономики характеризуется исключительно физическими, натурально-вещественными признаками. Им может быть только вещь как предмет потребления или средство добывания потребляемых благ. Слабое развитие производительных сил общества с традиционной экономикой обусловливает значительную зависимость его от природы. Как писал С.Соловьев, такое общество ведет образ жизни, какой указала ему природа1. Следовательно, в обществе с традиционной экономикой преобладают производственные процессы, определяемые и привязанные к природным2. Как известно, природа не знает имущественных прав, ей неизвестны имущественные выгоды и интересы. Отсюда становится понятным, почему при традиционной экономике только ценности вещественного характера являются предметом имущественных посягательств.

Предметом рассматриваемых правонарушений (особенно на ранних стадиях развития общества с традиционной экономикой) выступает вещество, данное природой, и лишь в некоторых случаях продукты человеческого труда. Многие вещи как предмет имущественных посягательств занимают важное место в жизни людей как источники пищи, средства охоты и пр. Например, в положениях Русской Правды подробно перечисляются следующие возможные предметы имущественных нарушений: конь, бобр, вол, корова, голуби, куры, утки, гуси, лебеди, овцы, козы, свиньи, псы, ястребы, соколы, пчелы и т.д.

В обществе, где в роли экономического фактора используются рабы — «говорящие орудия труда», где рабовладение складывается в систему или выступает отдельным элементом экономических отношений, предметом имущественных правонарушений признается и человек. Убийство, причинение вреда здоровью или похищение раба (холопа, челядина) рассматриваются как имущественные нарушения3. Так, Русская Правда за кражу холопа устанавливала 12 гривен продажи — наиболее высокую меру взыскания за имущественные посягательства. В Судебнике 1497 г. упоминается о головной татьбе — краже холопов, рабов, за которую «живота не дати, каз-нити смертною казнью»4. Как писал С.Соловьев, «в числе похищений чужой собственности полагался увод, укрывательство беглого холопа, помощь, оказанная ему во время бегства, нерадение при поимке»5.

1 Соловьев С. История России с древнейших времен. Т.1. 3-е изд. М., 1857. С.1.

1См.: Нуреев P.M. Политическая экономия. Докапиталистические способы производства. С.8-9.

3              См.: Косвен М. Преступление и наказание в догосударственном обществе. М.-Л.: Гос. изд-во,

1925. С.117.

4              См.: Хрестоматия по истории государства и права СССР. Дооктябрьский период / Под ред.

Ю.П.Титова, О.И.Чистякова. М.: Юрид. лит., 1990. С.45.

5              Соловьев С. Указ. соч. С.260.

71

А. Г. Безверхов

              Имущественные преступления

Современному праву известно общее деление вещей на движимые и недвижимые. Предметом имущественных преступлений в условиях традиционного способа производства являются в основном движимые вещи. Недвижимое имущество признается предметом некоторых видов рассматриваемых посягательств. Традиционная экономика существует на базе естественных производительных сил, ее основной отраслью является сельское хозяйство, где занято, по оценке некоторых исследователей, до 85% трудоспособного населения1. Земля представляет собой основной элемент традиционного производственного процесса, участвуя в процессе производства как всеобщий предмет и средство труда. Поэтому в традиционном обществе обеспечивается охрана землевладению; участки леса с бортными деревьями ограничиваются вырубленными на коре знаками, вокруг отдельных полей идут межи — нейтральные земельные полосы. Нарушение или повреждение (уничтожение) межевых знаков — пограничных знаков чужого недвижимого владения по Русской Правде карается высшей мерой продажи в 12 гривен. Указанные случаи В.Сергеевич оценивал как завладение недвижимостью, соединенное с порчей межевых знаков2, И.Малиновский — как истребление пограничных знаков в целях завладения недвижимостью3. Соборное Уложение 1649 г. сохраняет принципы Русской Правды о защите землепользования. Повреждение и уничтожение межей рассматриваются как тяжкие преступления и подлежат строгому наказанию. Согласно ст.231 Соборного Уложения, кто «писцовую межу испортит и столбы вымечет, или грани высечет, или ямы заровняет, или землю перепашет», тех людей «би-ти кнутьем нещадно, и бив кнутом, вкинута в тюрьму на неделю», и «веле-ти межи и грани зделати и ямы выкопати по прежнему»4.

Недвижимые вещи являются предметом и такого имущественного посягательства как уничтожение или повреждение чужих вещей, главным образом, путем поджога. За поджог гумна или двора — помещений, предназначенных для хранения материальных ценностей и проживания людей, виновный подвергался по Русской Правде высшей мере наказания — потоку и разграблению, так как ставил под угрозу самую возможность существования потерпевших. С.Соловьев по данному вопросу писал: «Также должна была община изначала смотреть и на зажигательство двора или гумна: за-жигатель должен бьш заплатить за вред, причиненный пожаром, и потом осуждался также на поток, а дом его отдавался на разграбление»5.

Экономический признак предмета имущественных преступлений в условиях традиционной экономики выражается в полезности вещи. Как установлено экономической теорией, объективной целью традиционного обще-

1 См.: Березин И.С. Указ. соч. С.16. 1Сергеевич В. Указ. соч. С.433.

3              Малиновский И. Указ. соч. С.299.

4              См.: Российское законодательство Х-ХХ веков: В 9-ти т. Т.З. Акты Земских Соборов. М.: Юрид.

лит., 1985. С.141.

5              Соловьев С. Указ. соч. С.260.

72

Имущественные преступления:

историко-экономический анализ

ства является производство таких материальных ценностей, которые в своей подавляющей массе потребляются самими производителями и потому не принимают товарную форму1.

Поскольку объективной целью традиционного способа производства является создание продуктов, главным образом, для собственного потребления, стоимость не выступает основанием дифференциации ответственности за имущественные преступления. Памятники русского законодательства свидетельствуют, что «нашему древнему праву неизвестно различие краж по цене украденного»2. Например, в Русской Правде не принята рыночная цена вещи как предмета имущественного посягательства; понятие татьбы по Соборному Уложению 1649 г. также не зависит от стоимости предмета этого вида хищения. «Кража по Уложению будет налицо и тогда, когда вор крадет вещи большой стоимости, и тогда, когда он срывает воровски в чужом саду плоды такой ценности, которую нельзя было, может быть, и перевести на деньги. Мы ни в одной статье не встречаем указаний на то, чтобы хищение вещей малой стоимости нарушало понятие кражи»3.

Стоимостное выражение предмета имущественных посягательств впервые получило юридическое значение только в законодательстве эпохи Петра I. По этому поводу, М.Ф.Владимирский-Буданов писал: «Относительно имущественных преступлений петровское законодательство заключает в себе важное отличие от предшествующего русского права, вводя по оценке преступлений (по образцу немецкого права) цену вещи (при краже), различая кражу на сумму не свыше 20 руб. от большой кражи (свыше 20 руб.)»4.

Основанием дифференциации ответственности за имущественные преступления в условиях традиционной экономики выступают натурально-экономические свойства вещи. Поэтому предмет указанных посягательств непременно конкретизирован в законодательстве. Русская Правда определяет размер уголовного штрафа за кражу прежде всего в зависимости от вида похищаемого имущества и его экономического значения (ценности): за кражу холопа и бобра назначена продажа в высшем размере — 12 гривен, за кражу собаки, сокола, ястреба, пчел — 3 гривны, уток и гусей — 30 кун и пр. Также и хищение водного судна, согласно ст.79 Русской Правды, наказывается уголовным штрафом в зависимости от вида последнего: кража обычной ладьи (грузового судна) влечет продажу в размере 60 кун, морской ладьи (большого килевого судна) — 3 гривны, набойной ладьи (болыпегруз-

1 См.: Илюшечкин В.П. Указ. соч. С.50. 1Сергеевич В. Указ. соч. С.429.

3              Белогриц-Котляревский Л. О воровстве-краже по русскому праву. С.26-27.

4              Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. С.359. Несколько ранее на указанное положение было

обращено внимание А.Ф.Бернером: «Самое замечательное изменение Воинских Артикулов по от

ношению к предшествовавшим памятникам заключается в устепенении наказуемости воровства-

кражи по мере ценности украденного предмета» (см.: Бернер А.Ф. Учебник уголовного права. Ча

сти Общая и Особенная. С прим., прил. и доп. По истории русского права и законодательству

положительному / Перевод и издание Н.Неклюдова. Т.1. Часть Общая. Спб, 1865. С.249).

73

А. Г. Безверхов

              Имущественные преступления

ного судна с надставленными в высоту бортами, а также палубой) — 2 гривны, челна (малого судна, выдолбленного из ствола дерева) — 20 кун, струга (речного грузового судна, гребного или парусного) — 1 гривна1.

К объектам, подлежащим особой охране в традиционном обществе, принадлежали лошади. Конокрадство рассматривалось как квалифицированный вид кражи и относилось к категории особо тяжких преступлений. С.Соловьев, анализируя положения Русской правды, писал: «Относительно кражи похитивший обязан был возвратить похищенное, и платить известную сумму за обиду, смотря по ценности украденного; исключение составляет в некоторых списках коневой тать, которого мир выдавал князю на поток»2. В. Сергеевич также обращал внимание на суровое наказание за конокрадство, предусмотренное в нормативных актах раннего средневековья: «У германцев кража лошади вела иногда к смертной казни побиением камнями. По Русской Правде коневому татю полагается высшая мера наказания — поток и разграбление. Псковская судная грамота коневому татю угрожает смертной казнью»3. Как представляется, указанное обстоятельство также не является случайным. Лошадь — важнейший элемент натурального хозяйства, имеющий многофункциональное назначение. Так, использование лошадей (в отличие от другого рабочего скота) повышает производительность труда4.

Объективная сторона имущественных преступлений в условиях традиционной экономики характеризуется исключительно активной формой поведения в виде незаконного завладения, повреждения или уничтожения чужого движимого или недвижимого имущества. При этом составы преступлений сконструированы путем чрезмерной конкретизации той или иной формы поведения (по Русской Правде, «двор и гумно зажгуть», «конь поре-жеть или скотину», «борть подътнеть», «украдут чюжь пес» и пр.).

По своей законодательной конструкции составы абсолютного большинства имущественных преступлений материальные. Как замечено историками уголовного права, «деликт представляет собой в эту эпоху причинение материального ущерба»5. Между тем указанное положение, как и всякое правило, знает исключение.  Составы имущественных посягательств,

1 См.: Хрестоматия по истории государства и права СССР. Дооктябрьский период. С.18. 1Соловьев С. Указ. соч. С.260.

3              Сергеевич В. Указ. соч. С.431.

4              Как замечает Ж. Ле Гофф: «Превосходство лошади признавалось у славян с XII в. до такой сте

пени, что, согласно хронике Гельмонда, единицей измерения пашни была площадь участка, ко

торый можно было обработать за день парой быков или одной лошадью, а в Польше в это же

время лошадь стоила вдвое дороже быка, поскольку производительность ее дневного труда была

на 30% выше» (см.: Ле Гофф Ж. Указ. соч. С.201). В экономической теории обращается внима

ние и на другие обстоятельства: «В отличие от вола, кормом которого служили естественная рас

тительность, а также вторичные продукты земледелия (солома, ботва и т.п.), лошади, особенно в

период страды, требовалось зерно, которое было основным продуктом питания земледельца и его

семьи» (см.: Нуреев P.M. Политическая экономия. Докапиталистические способы производства.

С.19).

5              Косвен М. Указ. соч. С. 117.

74

Имущественные преступления:

историко-экономический анализ

предметом которых являются вещи, обладающие особой экономической ценностью в традиционной экономике, сконструированы по типу формальных. В памятниках русского права это нарушение или повреждение межевых знаков, а также незаконное завладение чужой лошадью. Последнее наказывается по Русской Правде наравне с простой кражей (татьбой): «кто поедет на чужом коне, не спросив у хозяина, то 3 гривны».

В обществе с традиционной экономикой основанием дифференциации ответственности за имущественные преступления выступает наряду с предметом соотносимое с ним действие. При определении имущественного преступления и наказания за него обращается внимание на скрытый характер посягательства. По утверждению некоторых исследователей, в таком обществе особую опасность представляют тайно совершаемые правонарушения. Поэтому и наказываются строже обыкновенного те посягательства, которые заключаются в «скрытности» — признаке, указывающем на обстановку совершения преступления и на особые свойства личности виновного, использующего внешние условия для реализации своего преступного замысла. Как свидетельствуют историки, в глазах древнего германца, славянина и всякой другой нации человека посягательство носило более опасный характер в том случае, когда оно направлялось низкими, недостойными намерениями и целями, нежели, когда его совершали явно1. «В начале истории, когда каждый полагался только на свои личные силы, тайный вор возбуждал гораздо большее отвращение и более казался опасным, чем тот, кто открыто шел к своей цели»2. Отсюда, одним из первых и наиболее распространенных видов имущественных преступлений в обществе с традиционной экономикой выступает кража3.

Напротив, насильственные посягательства в имущественной сфере не признаются преступлениям либо оцениваются как нетяжкие имущественные нарушения, наказуемые наравне с ненасильственными преступлениями против собственности или даже влекущие за собой более мягкие меры ответственности. Как утверждал В.Сергеевич, насилие само по себе не только не ухудшало участь похитителя, а облегчало ее. Вероятно считалось, что человек, прямо идущий к своей цели (но не ведомый лихой), имеет достаточные причины отнять силой чужую вещь4.

В древнерусском праве открытые и насильственные имущественные посягательства не предусматривали особых уголовных кар. Как писал Д.Тальберг, «ни Русская Правда, ни другие памятники ... не знают ни грабежа, ни разбоя в современном значении этого слова»5. Видимо, в одних

1 См.: Богдановский А. Указ. соч. С117-118.

1См.: Сергеевич В. Лекции и исследования по истории русского права. 1903. С.432.

3              Как писал Л.С.Белогриц-Котляревский: «Кража в смысле тайного похищения сравнительно ра

но выделяется в самостоятельное преступление, отличное от других видов корыстного захвата чу

жого имущества» (см.: Белогриц-Котляревский Л.С. Очерки курса русского уголовного права.

С.395).

4              См.: Сергеевич В. Указ. соч. С.438-439.

5              Тальберг Д. Указ. соч. С. 15.

75

А. Г. БезверховИмущественные преступления

случаях открытое и насильственное хищение охватывалось понятием воровства, в других — признавалось ненаказуемым.

Что касалось грабежа в русском праве, первоначально он вовсе не выделялся в качестве самостоятельного вида преступления. Более того, этот вид посягательства не имел строго определенного понятия. Грабежом признавались насильственные, однако не всегда противозаконные действия, заключающиеся в изъятии имущественного блага, находящегося во владении другого лица.

Так, по мнению одних исследователей, «под грабежом понимался всякий насильственный захват чужого имущества — будет ли это действием установленной власти или личного произвола (самоуправства) или народного волнения»1. Действительно, по русскому праву понятием грабежа охватывалось даже один из самых суровых видов уголовного наказания — «поток и разграбление». Последний заключался в изгнании преступника вместе с членами его семьи из общины и возмещении убытков за счет имущества последних, а также уничтожении и присвоении (расхищении) членами общины имущества виновного.

С точки зрения других историков-юристов, грабеж хотя и не выделялся в специальный вид имущественного преступления, но несомненно наказывался наравне с татьбой и под именем татьбы. М.Ф.Владимирский-Буда-нов писал: «Древнему русскому праву (равно как и большей части прав первобытных народов) неизвестен грабеж как преступление; но из этого не следует, что такое деяние вовсе не считалось преступным и не наказывалось, напротив, оно только не выделялось в особый вид из целой массы имущественных преступлений, заключенных под общим названием татьбы»2. Близкая точка зрения по данному вопросу была высказана и И.Я.Фойниц-ким: «До Соборного Уложения «татьба» была единственным термином для обозначения, с одной стороны, тайного похищения движимости, с другой — насильственного отнятия ее, не переходящего в разбой»3.

Как самостоятельное преступление, грабеж впервые выделяется в памятниках московского законодательства. Он относился к числу нетяжких преступлений в силу того факта, «что в старину существовал снисходительный взгляд на явное отнятие имущества»4. По мнению М.Ф.Владимирско-го-Буданова, грабеж считался не более как самоуправным изъятием материального блага у другого лица после драки, возникшей по каким-либо личным или имущественным мотивам5. По Соборному Уложению 1649 г. за грабеж предусматривалось менее строгое наказание, чем за татьбу. По этому поводу В.Сергеевич замечал, что дети, пограбившие насильством животы родителей, наказываются кнутом нещадно, однако тюрьме, ссылке и по-

1 Там же. С.26.

1Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. С.298.

3              Фойницкий И.Я. Мошенничество по русскому праву. Спб, 1871. 4.1. С.21.

4              См.: Малиновский И. Указ. соч. С.300.

5              См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. С.341.

76

Имущественные преступления:

историко-экономический анализ

тере уха не подлежат. Согласно ст. 136 главы X Соборного Уложения, простой грабеж сверх вознаграждения убытков карался только пеней, что государь укажет, а следовательно, гораздо мягче татьбы (согласно ст.9 главы XXI Соборного Уложения, первая татьба влекла за собой торговую казнь, тюремное заключение на два года, отрезание левого уха и передачу имущества вора пострадавшему).

О другом насильственном имущественном посягательстве — разбое упоминалось в Русской Правде только как о преступлении против жизни — убийство в «разбое» («разбои без всякой свады»). Под этим преступлением понималось причинение смерти совершенно невинному человеку в целях достижения какой-либо низкой, корыстной цели2. По мнению А.Богданов-ского, это убийство без всякой предшествовавшей обиды или ссоры, могшей вызвать обиженного на честные бои, на месть за обиду, — где, следовательно, преступник руководствуется какими-либо скрытными, неблагородными, низкими целями, — каково, например, отнятие и присвоение чужой собственности и др. тайное злодеяние, соединенное с убийством3. Аналогичное мнение о сущности этого преступления высказывал и С.Соловьев: Русская Правда различает разбойничество, когда человек убил другого без всякой вражды, от убийства по вражде, в пылу ссоры, драки4.

В московский период развития русского права разбой относился к числу тяжких многообъектных преступлений, направленных как против жизни, здоровья, имущественных прав частных лиц, так и против интересов общества в целом. «Розбой» — это нападение, совершенное устойчивой преступной группой лиц (ведомых лихих людей) обычно в целях завладения чужим имуществом, нередко сопряженное с убийством, поджогом. В историко-правовой литературе указывается на следующие характерные особенности данного деяния: «разбой московского законодательства означает преимущественно открытое нападение, производимое, как ремесло, шайкой злодеев»5. Наконец, последнее примечательное замечание о разбое: в царских Судебниках 1497 г. и 1550 г. разбой наказывался наравне или даже менее строже, чем кража. Лишь Соборное Уложение 1649 г. установило ответственность за разбой несколько выше в сравнении с санкциями за кражу. Так, этот законодательный акт устанавливал за первый разбой трехгодичное тюремное заключение с последующей ссылкой (ст. 16 главы XXI), за неоднократный — смертную казнь (ст. 17 главы XXI).

Такое, в известной мере, снисходительное отношение общества с традиционной экономикой к насилию и терпимость его к открытым формам имущественных посягательств обусловлены целым комплексом факторов. Подобный подход к открытому и насильственному изъятию чужого имуще -

1 Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. С.308. 1См.: Богдановский А. Указ. соч. С.31, 102, 118.

3              См.: Соловьев С. Указ. соч. С.259.

4              См.: Тальберг Д. Указ. соч. С.74.

77

А. Г. Безверхов

              Имущественные преступления

ства объясняется, не в последнюю очередь, и соображениями экономического характера. Одна из особенностей экономики древних и средневековых обществ — широкое распространение ручного универсального труда1. Свойственная данной ступени экономического развития система производительных сил являлась натуральной в том смысле, что для нее были характерны естественные средства и условия производства, а также преобладание живого труда над овеществленным. Главным источником энергии для производственных целей на протяжении всей истории древнего и средневекового общества оставалась мускульная сила человека и домашних животных, на долю которой приходилось не менее 90-95% всех затрат двигательной энергии в процессе общественного производства2. Понятно, что в таком обществе решающее значение имели индивидуально-природные особенности человека. И в первую очередь повышенной ценностью признавалась физическая сила. Это обстоятельство находит отражение и в правосознании. Там, где дерзость и физическая сила признаются высшей ценностью, открытые и насильственные нарушения чужих интересов являются социально терпимыми или, по крайней мере, не вызывают большого общественного негодования.

Что касается таких способов противоправного получения имущественной выгоды, как обман, использование доверия, принуждение, они не известны обществу с традиционной экономикой. Поэтому мошенничество и другие виды имущественного обмана, присвоение и растрата, использование оказанного доверия в ущерб интересам выгодоприобретателя, вымогательство и иные виды принуждения в сфере имущественных отношений, банкротские правонарушения незнакомы традиционной экономике на ранней стадии ее развития и остаются нетипичными для нее даже на более поздних этапах ее функционирования.

Нормы об указанных преступлениях — плод более развитого экономического строя и сознания в сравнении с нормами о других имущественных преступлениях. Указанные посягательства появляются и получают распространение по мере развития имущественных отношений, экономической основой которых являются глубокое общественное разделение труда, господство экономического обмена и товарно-денежных отношений, развитие частной собственности и капитала.

Так, в истории отечественного права ни Русская Правда, ни Псковская судная грамота, ни другие ранние памятники русского права не упоминали о мошенничестве. Исследователи истории русского права отмечают: «Мошенничество, как похищение чужих вещей посредством обмана, не отмечено в древнейших законах»3. Указанное криминогенное обстоятельство имеет свое экономическое обоснование. Составным компонентом традиционной экономики являются натурально-общинные формы хозяйствова-

1 См.: Борисов Е.Ф. Указ. соч. С.101; Экономика: Учебник / Под ред. А.С.Булатова. С.19. 1См.: Илюшечкин В.П. Указ. соч. С.350, 361. 3 Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. С.342.

78

Имущественные преступления:

историко-экономический анализ

ния. Натуральное хозяйство — это такой строй хозяйства, который основан на общинных формах присвоения и натуральных формах распределения созданного продукта, и поэтому носит замкнутый, локальный характер. При таком экономическом порядке, как уже отмечалось, общественный продукт не принимает формы товара или принимает ее лишь в небольшой своей части, так как производится, главным образом, для удовлетворения потребностей самих производителей, а не для продажи на рынке.

Имущественные обманы получают распространение с развитием экономического оборота, когда обмен из неэкономического фактора и случайного, спорадического явления в сфере экономики становится необходимой составляющей экономической системы. Усиление экономического оборота, ускорение движения экономических благ и обусловленное ими развитие договорных отношений сопровождается ростом мошенничества, а также других имущественных преступлений, соединенных с обманом. С возрастанием доли этого преступления в структуре имущественной преступности развивается и уголовно-правовое понятие мошенничества1.

В отечественном законодательстве нормы о мошенничестве формируются постепенно, начиная со второй половины XVI века. По утверждению Лохвицкого, «мошенничество появляется позже кражи; в нашем законодательстве оно встречается в первый раз в Судебнике царя Ивана Васильевича именно потому, что обман, хитрость не свойственны быту патриархальному: они показывают в преступнике умственную ловкость». Действительно, первое указание на имущественный обман в виде мошенничества дается в ст.58 Судебника 1550 г. Ивана Грозного: «А мошеннику таже казнь, что и татю, а обманщика бити кнутьем». Этот законодательный акт отождествляет мошенничество с татьбой, совершенной впервые. Через столетие Соборное Уложение 1649 г. в своей статье 11 главы XXI повторяет положение Судебника о мошенничестве: «Да и мошенником чинить тот же указ, что указано чинить татем за первую татьбу» (бить кнутом, отрезать левое ухо и посадить в тюрьму на два года). Между тем само понятие «мошенничество» в названных законодательных актах не определялось. По мнению некоторых дореволюционных юристов, в прежние времена под мошенничеством

1 «Уголовно-преступный имущественный обман, — писал И.Я Фойницкий, — начинает появляться в летописях русского законодательства с тех только пор, когда имущественный оборот нашего общества достиг той степени развития, на которой для него необходимо взаимное доверие, врываясь последовательно в различные отношения по степени этой необходимости. Такие области оборота как торг золотыми и серебряными товарами или как торг на общественных рынках, настоятельно требовавший правдивость в мерах и весах, послужил для него входною дверью в нашу юридическую жизнь. Затем он последовательно и очень медленно проникал в те отдельные отношения, на которые указывали развивавшиеся общественные отношения — в продажу чужого или проданного уже недвижимого имения, потом вобрал в себя обмер и обвес, обманы в качестве и т.д.» (см.: Фойницкий И.Я. Мошенничество по русскому праву. 4.1. С.83-84).

79

А. Г. Безверхов

              Имущественные преступления

понималось хищение мошны1 или из мошны, то есть карманная кража2. По мнению В.В.Есипова, мошенничество в Соборном Уложении «означало обманное, ловкое (иногда внезапное) хищение чужого имущества; наказание за мошенничество было одинаково с наказанием за кражу»3.

Воинские артикулы Петра I вовсе не упоминают о мошенничестве. Как свидетельствуют историки, в петровские времена формы хищения, сопряженные с обманом, обычно охватывались понятием кражи.

Впервые законодательное определение мошенничества было дано в указе Екатерины II от 1781 г. «О разных видах воровства и какие за них наказание чинит». Примечательно само определение мошенничества: «Воровством-мошенничеством называется, когда кто на торгу или в ином многолюдном месте у кого из кармана что вынет, или обманом, или вымыслом, или внезапно у кого что отнимет, или унесет, или от платья полу отрежет, или позумент спорет, или шапку сорвет, или купит что и не заплатив денег скроется, или обманом, или вымыслом продаст, или отдаст поддельное за настоящее, или весом обвесит или мерою обмерит, или что подобное обманом или вымыслом себе присвоит без воли и согласия хозяина». Ценность этого определения состоит в том, что в нем упоминается, хотя и в качестве альтернативного, такой сущностный признак этого преступления, как обман.

В XIX веке в Своде законов Российской империи 1830 г. почти дословно повторяется понятие этой формы хищения из положений Указа 1781 г. В этой связи Н.С.Таганцев писал: «Определение Свода нельзя назвать определением мошенничества в строгом смысле, потому что Свод группировал под именем мошенничества в высшей степени разнообразные и по существу своему почти не имеющие между собой ничего общего преступления против собственности на основании лишь одного внешнего признака их, именно маловажности»4.

Таким образом, законодатель долгое время не проводил строгого отграничения мошенничества от таких имущественных преступлений, как кража и грабеж. Мошенничество в отечественном праве, начиная со второй половины XVI века и вплоть до XIX века рассматривалось как вид кражи или иных форм хищений, соединенных с хитрым, коварным изъятием чужого имущества и изворотливостью со стороны виновного. Понятием мошенничества обычно охватывались и «ловкие» кражи, и внезапное открытое хищение чужого имущества, рассчитанное на быстроту действий виновного, и завладение чужим имуществом путем обмана.

1 Мошна (устар.) — кошель; сумка; мешочек для хранения денег, на вздержке или с завязкой (см.: Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: Т.1-4: Т.2. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. С.926). 1См.: Белогриц-Котляревский Л. О воровстве-краже по русскому праву. С.152.

3              Есипов В.В. Указ. соч. С. 175.

4              Таганцев Н.С. Курс уголовного права: Особенная часть. Вып.4. Спб, 1871. С.199.

80

Имущественные преступления:

историко-экономический анализ

Вопрос о мотивах и целях имущественных преступлений в обществе с традиционной экономикой связан с основной функцией, свойственной указанной хозяйственной системе, — обеспечить получение регулярного необходимого продукта, «создавать необходимое» (Ж. Ле Гофф). В этих условиях мотивом экономического поведения выступают побуждения «обеспечить как свое собственное существование, так и поддержать тех бедняков, которые не способны сами позаботиться о себе»1, а целью — приобретение конкретного материального блага, притом не для себя одного, а для целого коллектива, сообщества. В связи с этим, мотивация и целенаправленность преступного имущественного поведения обычно выражается в обществе с традиционной экономикой не в личном обогащении как таковом, а в стремлении приобрести необходимые блага впрок, «на случай голода», либо в целях «повышения репутации»2. Поэтому корыстная мотивация и целенаправленность преступного поведения в условиях традиционной экономики не является основанием дифференциации имущественных посягательств. Даже «татьба» по Русской Правде — это далеко не то корыстное имущественное преступление, которое имеет в виду современное правосознание.

Это обстоятельство объясняется как недостаточным уровнем развития производительных сил «традиционного» общества3, отсутствием в нем существенного имущественного неравенства, порождающего корысть, так и господством в правосознании его членов материального понимания преступления, идеи объективного вменения. Кроме того, неизменная структура потребностей, опирающаяся на силу традиций и обычаев, и слабое развитие предпринимательства также сдерживают корыстные побуждения и ограничивают эгоистические устремления. Давно замечено, что «как явление общественной жизни корысть появилась не сразу. По времени своего возникновения она значительно уступает мести, в особенности кровной мести. Корысть возникла вместе с возникновением частной собственности, появлением государства, разделением общества на классы. И следовательно, эволюция корысти, формы ее проявления и ее содержание как отрицательного морального качества непосредственно связаны с развитием государства, сменой общественно-экономических формаций, развитием форм собственности»4. Особенно обращает на себя последний из указанных факторов генезиса рассматриваемого вида мотивации. В самом деле, господство общинных форм собственности не способствует развитию в обществе корысти. Корысть распространяется и получает социальную оценку с экономиче-

1 Ле Гофф Ж. Указ. соч. С.208.

1См.: Артемьева О.Ю. Личность и социальные нормы в раннепервобытной общине. М., 1987.

С.178.

3              Как замечает Ж. Ле Гофф, безразличие и даже враждебность по отношению к экономическому

росту отражались в сфере денежного хозяйства и оказывали сильное сопротивление развитию в

этой сфере духа наживы (см.: Ле Гофф Ж. Указ. соч. С.211).

4              Волков Б.С. Мотивы преступлений (уголовно-правовое и социально-психологическое исследо

вание). Казань, 1982. С.42.

81

А. Г. Безверхов

              Имущественные преступления

ским ростом, развитием частной собственности, углублением имущественного расслоения населения. Появлению корысти предпосланы представления об экономическом благополучии. Генезис корысти предполагает далеко не самый низкий уровень развития производительных сил общества.