Умственная жизнь греков в цветущий период их истории

Насколько греки были разъединены на других поприщах, в осо­бенности на политическом, настолько являются они нам в то же время действующими единодушно и до позднейших времен произво­дительными на одном поприще, на поприще науки и искусства.

В скульптуре неподражаемым остался Фидий.

Что касается поэзии, то поэзия эпическая уже находилась в цвету­щем состоянии, между тем как в лирике появляется имя одного только великого фиванца Пиндара (ч. I, стр. 265). Афинскому народу при­надлежит составляющая отличительную особенность его творческого духа — драма. Она развилась из хоровых песнопений на празднествах Дионисия.

Вследствие этого театральное представление оставалось по-преж­нему видом богослужебного празднества, который прославлял оба праздника: Дионисия и Панафенеи, отправляемые в честь богини —

Дорический орден колонн. С храма Тезея в Афинах.

Ионический орден колонн. С храма Афины в Приенах.

покровительницы Афин. Около 540 г. до Р. X. Ф е с п и с на празднест­вах Дионисия в Аттике присоединил к хвалебным хоровым песням рассказ, сопровождаемый мимикой и аккомпанементом оркестра; он же, должно быть, ввел в употребление румяна и маски.

Действительным основателем благородных зрелищ следует считать Эсхила' (525—455). Он изобрел первые декорации и заставил выхо­дить актеров на сцену в париках (тупеях), высоких башмаках и котур­нах, вследствие чего они приобретали сверхъестественный, величест-

¹Эсхил, побежденный на Олимпийских играх молодым Софоклом, переселился в Гелу, в Сицилии, где, по свидетельству одного предания, погиб от черепахи. Орел, схватив черепаху и желая разбить ее, бросил ее на голову стоявшего Эсхила, приняв его лысину за скалу.

Коринфский орден колонн.

венный вид. У Эсхила являются уже два актера. Затем следует хор, то есть неопределенное число лиц, которые выступают на сцене в роли испытанных благоразумных, бесстрастных мужей, старцев (а также женщин и молодых девушек). Хор этот входит в известные отношения с действующими лицами и, не принимая непосредственно живого уча­стия в действии, то дает им свои советы или утешает их, то ободряет или предостерегает.

Из 70 написанных Эсхилом пьес со­хранилось только семь и в числе их «При­кованный Прометей», «Семеро против Фив», «Орестейя» (трилогия, состоящая из трех частей: «Агамемнон», «Коэфоры» и «Евменады») и «Персы». Трагедии Эс­хила отличаются высотой слога, благород­ством и величием. Язык их смел и нео­быкновенно выразителен. Они также не лишены прелести, но, по выражению древних, являются «грозными» богинями, управляющими здешним миром. По фор­ме своей трагедии Эсхила просты, не­сложны и сохраняют почти прежний ха­рактер эпических повествований. Во всех пьесах царствует неумолимая судьба в об­разе таинственной силы; она стоит выше даже богов, и из страха перед нею люди должны остерегаться переступать пред­назначенные им границы.

Полного совершенства трагедия до­стигает только у Софокла (от 496 до 406 г.). Освободившись от свойственной Эсхилу эпической распространенности, он придал своей речи художественность и изящество. Действие развивается у него естественно, последовательно и притом так, что внутренние побуждения действующих лиц еще до наступления катастрофы выступают ясно и опреде­ленно. Характеры действующих лиц до­стигают у него художественной отделки, а внутренние чувства изобра­жаются с психологической тонкостью. Для достижения разнообразия в изображениях характеров Софоклу пришлось прибегнуть к введению третьего актера. Между сохранившимися семью трагедиями Софокла особенно замечательны: «Антигона», «Эдип-царь», «Эдип в Колонне» и «Аякс».

Третье место в ряду великих греческих трагиков занимает Еври­пид (480—405).

по изяществу языка и глубине мысли к Софоклу. Еврипид является ис­тинным сыном своего века. Прежний идеальный характер трагедии он перенес или скорее возвратил к истинной правде действительной жиз­ни и изображал людей такими, какими они являются в ней на самом

деле. При этом в трагедиях своих Еврипид проводил выводы и основ­ные положения тогдашней философии и пользовался софистической диалектикой. Длинные рассказы вместо драматического действия в соединении с часто употребляемой развязкой в виде неожиданно по­являющегося божества, так называемого deus ex machina', показывают, что Еврипид не особенно заботился о естественном и последователь­ном развитии драмы. Хоровые песни не находятся уже в полной внут­ренней тесной связи с действием и характерами действующих лиц; они

являются как бы чем-то сохраняю­щимся лишь по обычаю, а не в силу действительной необходимо­сти. Но зато Еврипид отличается необыкновенным пониманием сердца человеческого и его стра­стей. Главной целью его было воз­буждение сострадания и умиле­ния, почему он и заслужил у древ­них название производящего своими трагедиями глубокое впе­чатление. Как последователь Ана­ксагора, Еврипид часто впадает в

Сцена из греческой трагедии.

¹Бога из машины (прим. ред.).

противоречие с мифами, что нередко пагубно отражается на содержа­нии его пьес; от Еврипида сохранилось восемнадцать трагедий и одна сатирическая драма; между ними замечательны: «Орест», «Ифигения в Авлиде» и «Ифигения в Тавриде».

Еше глубже проникся афинским народным духом комический писатель Аристофан (452—388). Оставшиеся после него один­надцать пьес отличаются как необыкновенно живым изображением

афинской государственной и народ­ной жизни, так и замечательной ху­дожественностью.

Софокл.

С статуи в Латеранском музее в Риме.

Шутка и остроумная насмешка, от­личающие более или менее почти все комедии Аристофана, не составляют исключительного их содержания и не служат одной только забаве, а имеют цель более возвышенную и благород­ную. Предоставленной ему в Афинах на празднествах Дионисия в силу закона и обычая безграничной сво­бодой речи поэт пользовался исключительно для споспешествования политическому и нравственному благополучию своих сограждан. В его речах отражается вся общественная и частная жизнь Афин. Как главный представитель древней комедии, Аристофан неустанно ри­сует неблагоразумие и заблуждение своего времени, в особенности

Еврипид.

С античной статуи.

необузданные и честолюбивые побуждения демагогов, промахи в по­литике плохих государственных людей, испорченность народного ха­рактера в общественной и семейной жизни и ужасающие размеры, в которых в то время совершалось падение всех религиозных и нравст­венных начал.

Место эпической поэзии заняло прозаическое повествование. Оно окончательно устанавливается с вели­ким историческим творением Геро­дота из Галикарнаса (484—428).

Когда Геродот читал на Олимпий­ских играх отдельные части своей ис­тории, между слушателями находился и его великий преемник — Фуки­дид (465—399) и проливал при этом слезы умиления. Вдохновленный Ге­родотом, он приступил к своему вели­кому историческому творению и пре­взошел в нем своего предшественника. Историей «войны пелопоннесцев и афинян» Фукидид желал оставить веч­ное достояние в назидание государст­венным людям. На это Фукидиду дава­ли право как строгая правдивость и беспристрастие, которые не допустили его вначале сделаться привер­женцем тогдашней демократии, а после изгнания не сделали его не­справедливым к своему отечеству, так и проницательный историче­ский взгляд, с помощью которого он постигал связь и основные при­чины событий.

Далеко ниже его стоит Ксенофонт, ученик Сократа, родив­шийся в 444 году. Он представил в своей истории нечто вроде прило­жения к сочинению Фукидида. Это историческое сочинение просто и безыскусно (простое изображение событий в хронологическом по­рядке) и не освещается какой-либо высшей идеей. Несмотря на это,

Аристофан. С античного бюста.

оно еще в древности пользовалось вполне заслуженной громкой сла­вой. Ксенофонта называют «аттической пчелой», или «аттической музой» за благозвучность речи, плавность, изящество и безыскусную простоту изложения. Не принадлежа к особенно выдающимся умам древности, он, тем не менее, благодаря прекрасным качествам своего характера является выразителем греческого идеала человеческого со­вершенства. Из сочинений Ксенофонта замечательны следующие: «Воспоминания о Сократе», представляющее верное изображение последнего, и «Киропедия», которая в виде политического романа рисует воспитание и характер образцового государя в лице и истории персидского царя.

Блестящим памятником деятельности Ксенофонта как полковод­ца, который обеспечил ему навсегда выдающееся место в военной ис­тории, служит его «Анабазис». В нем он описывает знаменитое отступление 10 000 греков после сражения при Кунаксе.

Философия уже и раньше имела видных представителей. То были ионяне, пролегав­шие новые пути своими исследованиями. Ряд таких «натуральных философов» (ис­следователей природы) перечислен уже нами. Фалес Милетский, Гераклит из Эфеса, прозванный за глубину своих умо­зрений «темным» (около 500 г. до Р. X.), Анаксагор из Клазомен, Демокрит из Абдеры (род. около 460 г.). Они старались проникнуть в таинства природы и отыски­вали начало вселенной и законы отдельных, частных явлений.

С возрастанием развития внешней жиз­ни и с расширением исследований природы неизбежно должна была возвыситься и врачебная наука, и первое научное из­ложение этой отрасли знания приписывается Гиппократу (между 470 и 370 гг. до Р. X.), уроженцу острова Коса и современнику Демо­крита. Так как, по понятиям греков, природа была населена и оживот­ворялась богами и богинями, то народ не допускал, чтобы явления природы, которые казались ему происходящими от непосредственных действий божественной воли, рассматривались бы как простые дейст­вия законов природы, какими они являются например у Анаксагора. Вследствие этого Гиппократ подвергся обвинению и преследованию, как разрушитель народной религии.

В то время как философы древних школ добивались одной только истины, во времена Перикла, вследствие гибельного извращения древних нравов и образа мыслей, появился род философов, которые видели в философии не путь к отысканию истины, а лишь средство к

Сцена из греческой комедии.

достижению своих ближайших целей: богатства и чувственных на­слаждений, Их называли софистами, то есть учителями мудрости. Главным их занятием была одна лишь риторика, то есть красноречие, в котором некоторые из них достигли замечательного совершенства. Софисты поражали слушателей точно так же, как акробат удивляет своих зрителей. На каждый вопрос у них был ответ, на каждое возра­жение отговорка, для каждого утверждения основание или по крайней мере мнимое основание; в крайнем же случае они опуты­вали и приводили в замешательство против­ника целым рядом быстрых и тончайших ложных выводов.

Первым софистом считался Протагор из Абдеры. За ним следует Горгий — уро­женец Леонтины на острове Сицилии; совре­менниками его были Г и п п и й из Элиды и П р о д и к из Кеоса. После того как эти пер­вые софисты оказали услугу формальным развитием греческого языка и приобрели себе пламенных учеников, ближайшие их по­следователи представляют картину глубоко­

Гиппократ. С античного бюста.

го научного и нравственного падения, достаточно уже объясняемого словами «софизм» (ложный вывод) и «софистика» (остроумное или обманчивое доказательство); слова эти сохраняли свое значение и до настоящего времени. С непозволительным легкомыслием употребля­ли софисты все средства, чтобы давать понятие и объяснение всему видимому и невидимому. За деньги они учили всевозможным улов­кам в речи, спорах и диалектике, то есть искусству говорить за или против данного предмета и говорить так, «чтобы самое дурное обра­щать в хорошее». Таким образом они производили самое гибельное влияние на нравственные понятия народа. Когда наконец софисты осмелились издеваться над религиозными верованиями народа', то, конечно, против них восставали люди с возвышенными мыслями и бо­льше всех философ Сократ.

16. Сократ и его последователи

Сократ родился в 469 году и был сыном скульптора Софрониска и повивальной бабки Фенареты, почему впоследствии свою методу преподавания он называл в шутку «мейётикой» (то есть повиваль­ным искусством), так как посредством вопросов и ответов старался развивать самого человека. Его великий и блестящий ум ратовал за благородство человеческой природы и он противопоставлял пагуб­ным и соблазнительным основным положениям софистов свое во­одушевленное верование в Бога, добродетель, истину и справедли­вость, а их наружной легкомысленности и невнимательности вели­чайшую задушевную искренность. Побуждаемый каким-то внутренним голосом «демонионом», Сократ считал своим призва­нием вращаться в толпе, вступать в разговоры с людьми всех состоя­ний и рассуждать преимущественно о сущности божества, о всем ра­зумном, истинном и добром, самому поучаться от них или возбуж­дать в них такие вопросы, которые побуждали бы к самоиспытанию, к исканию истины к нравственному самосовершенствованию. В противоположность надменным софистам, воображавшим, что они все знают, он был убежден в недостаточности познания. «Я знаю, что я ничего не знаю», — обыкновенно говорил он и со свойственной ему иронией указывал на неясность многих общепри­нятых понятий. Поэтому люди должны были следовать изречению: «Познай самого себя», начертанному на храме Дельфийского боже­ства. К этому Сократ присоединял свое главное правило, что добро­детель есть знание. Смысл этого положения приблизительно заклю­чается в следующем.

¹Уже Протагор, выражая свои сомнения, сказал: «Я не могу знать, существуют ли боги или нев>.

Человек должен исследовать, в чем заключаются благочестие, справедливость, мужество и другие добродетели. Раз человек вполне уяснил себе сущность этих добродетелей, он может пользоваться ими. Люди заблуждаются лишь вследствие своего невежества; но раз человек познал истину, справедливость и благо, он не только не мо­жет не полюбить их, но в нем не может даже возникнуть относитель­но них никакого сомнения. Таким образом недостаточность мыш­ления и знания составляет источник зла в мире. Однако в том, что высшее знание не влечет за собой неизбежно нравственного совер­шенства, Сократу пришлось убедиться на собственных своих учени­ках: Алкивиаде и Критии.

В то время как софисты стремились к выгоде и чувственным наслаждениям, Со­крат бескорыстно отдавал свое время и свой труд на пользу других. Вспыльчивость своей жены Ксантиппы переносил он с величай­шей покорностью. Свои обязанности граж­данина он исполнял как на войне, так и во время мира самым добросовестным обра­зом и всегда готов был жертвовать своей жизнью за отечество. Он участвовал в похо­де против Потидеи во Фракии и сражался при Делие. Сократ везде являлся образцом умеренности, воздержания и безропотного перенесения всевозможного рода лишений. Во время похода в Потидею, хотя зима была такая суровая, что никто не решился отпра­виться в этот поход без теплой одежды, Со­крат шел босиком и в своем обыкновенном платье. Несмотря на почти безобразную на­ружность — толстый, вздернутый нос и плешивую голову — ученики Сократа испытывали на себе очарование своего учителя. Для того что­бы побывать в обществе с Сократом, Антисфен не пугался пути, совер­шаемого им ежедневно из Пирея в город, а Эвклид, уроженец Мегары, не останавливался перед опасностью, которой подвергался, так как во время Пелопоннесской войны ни один мегарянин под страхом стро­жайшего наказания не смел являться в Афины.

Сократ дожил до семидесяти лет, исполняя почти беспрепятствен­но свое призвание наставника народа, прежде чем пал жертвой своих врагов. На жизнь его посягали не столько софисты, сильно ненавидев­шие его за славу мудрейшего из смертных, каким он признан был ора­кулом, сколько политические противники, которые видели в нем во время наступившего в Пелопоннесскую войну упадка главного врага демократического государственного устройства. Три человека — Ли- кон, Анит и Мелит — обвинили Сократа в том, что он проповедует «но­вых богов и развращает юношество», почему и должен быть признан

II. Греция

Прощание Сократа со своей семьей. Канова.

Антисфен. С античного бюста.

врагом государства. В своей защитительной речи (апологии), произне­сенной, по греческому обычаю, им самим, Сократ отвергнул все рито­рические и софистические уловки, которыми мог бы склонить на свою сторону судей. Напротив того, он старался, по своему обыкновению, убедить их в своей невинности с спокойствием, всегда им сохраняе­мым во всех рассуждениях о делах житейских.

Несмотря, однако, на это, за обвинение его высказалось лишь незначительное боль­шинство голосов. Тогда Сократ сказал следу­ющее: «Наказанием мне этот человек назна­чает смерть. Хорошо! Но какое наказание должен я противопоставить со своей сторо­ны?^[57] Итак, чем должен я искупить и запла­тить за то, что я решился во всю жизнь не иметь покоя и, не помышляя ни о каких ин­тересах черни, ни о материальных выгодах, ни о домашних делах, ни о звании военачаль­ника, или о каких других званиях и должнос­тях, ни о происходящих в государстве раздо­рах партий, направлял свою деятельность к тому, чтобы оказать каждому величайшее благодеяние, ибо я каждого отдельного чело­века старался убедить, прежде чем заботить­ся о своем положении, изучить как можно лучше и беспристрастнее самого себя и, прежде чем вмешиваться в по­литику, вникнуть в сущность государства? Итак, что заслуживаю я претерпеть за такое мое качество? Такой человек, как я, без сомнения имеет больше права получить от государства пожизненное содержание в Пританее^[58], чем одержавший на Олимпийских играх победу в скачке на одноколке или на паре, или на четверке. Ибо он старается лишь о том, чтобы все казались счастливыми; я же, напротив, о том, чтобы все были таковыми в действительности».

При таком гордом поведении подсудимого судьи почувствовали себя настолько оскорбленными, что при вторичном голосовании 80 голосов, которые высказались прежде за Сократа, перешли теперь на сторону его противников и, таким образом, Сократ был приговорен к смерти 361 голосом против 198. Он выслушал приговор этот с тем же достоинством, с каким держал себя во все время процесса, и выразил только сожаление о городе, опозорившем себя подобным осуждени­ем. Речь свою Сократ заключил следующими словами: «Об одном еще

II, Греция___________________________________________________________ 415

прошу вас! Когда подрастут мои сыновья, излейте на них свое мще­ние и терзайте их так же, как я мучил вас, если вы увидите, что они начали прежде заботиться о богатстве или о чем-либо другом, а не о добродетели. И если они возмечтают о своих достоинствах, когда не будут иметь никаких, то укажите им, как я указывал вам, что они не заботятся о том, о чем им следовало, а воображают, что они значат что-либо, тогда как не стоят ничего. Но пора нам идти: мне к смерти, вам — к дальнейшей жизни. Чья доля лучше, это сокрыто от всех, кроме Бога...»

После этих слов Сократа увели в темницу. Приговор был бы ис­полнен на другой же день, если бы случайно, как раз накануне того дня, не отправилась на остров Делос на корабле Тезея священная процессия, до возвращения которой в Афинах не мог быть приво­дим в исполнение ни один смертный приговор. Противные ветры задержали корабль долее обыкновенного, и это обстоятельство до­ставило ученикам Сократа горестно-сладостное удовольствие еще 30 дней наслаждаться его беседой. В течение всего этого времени они посещали его в темнице ежедневно. Они беседовали по-преж­нему, и Сократ нередко старался добродушными шутками рассеять их печаль. Так Аполлодор, более других безутешный, воскликнул однажды в отчаянии: «Нет, неужели ты, невинный, должен уме­реть!» — Сократ возразил, улыбаясь: «Разве тебе лучше хотелось бы, чтобы я умер виновным?»

За день до смерти Сократа, Критон, отец Критобула, с робостью от­крыл Сократу, что он собрал известную сумму денег и намерен подку­пить стражей, чтобы они в следующую ночь оставили двери незапер­тыми. «О Критон, — ответил ему Сократ, — в какой стране мог бы я спастись от смерти?» Критон возразил, что он будет виновен перед своими детьми, если не уклонится от несправедливого приговора. Но Сократ решительно отказался от предложения Критона и доказывал ему, что никакая несправедливость не должна побуждать нас к непови­новению законам отечества.

В последний день ученики сошлись у Сократа ранее обыкновенно­го. Сократ с полнейшим спокойствием рассуждал с ними о бессмертии души и о смерти, которая представлялась ему «переселением из здеш­него в иной мир». Когда он выпил чашу с соком цикуты, все залились слезами. Но Сократ сказал: «Что вы делаете, странные люди? Я нароч­но выслал женщин для того, чтобы они не нарушали спокойствия, ибо я слышал, что умирать следует в благочестивой тишине. Поэтому будь­те спокойны и мужественны!» Услыхав эти слова, ученики устыдились и воздержались от слез. Между тем Сократ ходил взад и вперед, а когда почувствовал тяжесть, то лег на спину, как советовал ему служитель, принесший яд. Тогда служитель стал время от времени ощупывать Со­крата и осматривать ему ноги и бедра; затем он сильно сжал ему ноги и спросил, чувствует ли он это. «Нет», — отвечал Сократ. Потом служи­тель сжал ему берцовые кости, показал ученикам его, как он постепен-

но холодеет, и сказал, что когда оцепенение дойдет до сердца, то он скончается. Живот уже охладел. Тогда Сократ, открыв свое закрытое до тех пор лицо, сказал: «Критон, мы должны петуха Асклепию; при­несите его в жертву ему и не забудьте об этом!»' — «Это будет исполне­но! — отвечал Критон. — Но, не имеешь ли ты еще чего-нибудь ска­зать?» На этот вопрос Сократ не отвечал уже больше, и в скором време­ни с ним сделался озноб. Служитель покрыл его. Глаза Сократа помутились. Увидев это, Критон закрыл ему рот и глаза.

Афиняне скоро раскаялись в том, что принесли в жертву такого че­ловека. Обвинители Сократа были изгнаны, а ему самому была воз­двигнута медная статуя. В воспоминании народном образ Сократа по­степенно сделался идеалом высшего человеческого достоинства и доб­родетели. Пробудилось соревнование. Множество выдающихся умов, гордых названием учеников Сократа, «сократиков», распространило в речах и сочинениях идеи своего учителя.

Между философами школы Сократа четыре человека, сообразно

различию своих характеров, основали четыре различные системы: Платон основал академическую школу, Антисфен — киниче­скую; Аристипп — киренейскую,аЭвклид — мегарийскую. Раз­бирать отдельно их философские системы не позволяет нам место, к тому же разбор этот собственно входит в учебники истории филосо­фии. Здесь же мы можем довольствоваться лишь немногими сведения­ми. Аристипп высшим благом на земле провозглашал блаженство, ко­торое, конечно, может быть понимаемо одними более в духовном, а другими более в чувственном смысле. У Эвкли­да основное положение, что высшее благо да­ется только одной истиной, называемой и дру­гими именами: богом, разумом и т. д.

Диоген.

С античной статуи.

Антисфен ставил выше всего воздержание и довольство лишь самым необходимым. Поэто­му его называли «киником», то есть живущим по-собачьи. Ученик его, Диоген из Синопа, развил кинизм до крайних пределов. Днем он ходил без башмаков, без плаща, с длинной всклокоченной бородой, с палкой в руке и с мешком за плечами. Увидев, как мальчик пьет воду руками и ест один хлеб, Диоген бросил кружку и чашку; ночью он спал под портиком или в маленькой мазанке, а по уверению неко­торых — в бочке. Об этом оригинальном человеке рассказывают много анекдотов. Однажды Антисфен, рассерженный нерадивостью своих учеников, выгнал их всех от себя. Остался один Диоген. Антисфен и его хотел прогнать палкой. Тогда Диоген воскликнул: «Бей меня, ско-

Сократдал понять этим, что переходом от жизни к смерти он полагал избавиться от постоянной болезни и потому хотел принести обычную жертву Асклепию за такое ис­целение.

лько тебе угодно; ты все-таки не найдешь такой крепкой палки, чтобы помешать мне жить в соседстве с тобой и пользоваться твоим учени­ем!» Захваченный в плен морскими разбойниками, Диоген был выве­ден для продажи в рабство на базарную площадь. На вопрос, что он знает, Диоген отвечал: «Повелевать людьми». Глашатаю он приказал выкрикивать: «Кто хочет купить господина?» Среди белого дня Диоген вышел на улицу с фонарем в руках. Когда же его спросили, что он такое

Александр и Диоген. С античного барельефа.

делает, то он отвечал: «Я ищу человека». На вопрос Александра, какую желает он получить от него милость, Диоген возразил (в это время све­тило солнце): «Отойди немножко в сторону и не заслоняй мне солнца!» Пораженный таким ответом, Александр произнес: «Поистине, если бы я не был Александром, то желал бы быть Диогеном».

Истинным последователем и дальнейшим усовершенствователем учения Сократа был Платон (429—348 гг. до Р. X.). По своим воззре­ниям на Бога, свойство души и ее бессмертие он приближается к уче­нию христианства. Сочинения его большей частью изложены в разго­ворной форме, почему и названы диалогами. В высшей степени заме-

Платон. С античного бюста.

чательно учение Платона о «предсуществовании» (то есть о предвечном существовании души). По этому учению всякое представление об истине, знании, справедливости и красоте есть ни что иное, как воспоминание о том, что душа могла воспринять от созерцания богов во время совмест­ной жизни с ними. Таким образом, все то, что в че­ловеческой жизни называется истиной, справед­ливостью, красотой и т. д., есть лишь слабое отра­жение существовавшего когда-то о том представления, — «идеи». Учением своим Платон занимался в Академии — прекрасном здании, которое находилось в одном из предместий Афин, было окружено деревьями и предназначалось для гимнастических упражнений. Знаменитейшим учеником Платона был Аристотель, о котором речь будет впоследствии.

17.