Фонологический компонент
Наша интерпретация структуры фонологического компонента очень сходна с интрепретацией семантического компонента. Основное различие состоит в том, что фонологии посвящено гораздо больше исследований, и предлагаемая здесь структурная схема менее дискуссионна.
Например, мы постулируем универсальный инвентарь фонетических признаков, который, хотя еще и недостаточно исследован, оказывается весьма желательным, поскольку с его помощью можно фиксировать подвижность анатомических элементов голосового аппарата, участвующих в речепроизводстве. Кроме того, поскольку анатомическое строение всех людей одинаково, ни в одном из естественных языков не существует таких звуков, которые не могут быть воспроизведены носителями других языков. Иначе говоря, ни в одном языке нет таких звуков, для произнесения которых требуется, например, дополнительный ряд зубов, или произносимых за счет вибрации только одной голосовой связки. Все это за пределами человеческих возможностей. (См. эксперименты на голосовом аппарате шимпанзе, проводимые Либерманом в университете штата Коннектикут,) В универсальный список мы включаем такие фонетические признаки, как [звонкость], [вокальность], [аспирация] и др. На эти признаки воздействует ряд универсальных селекционных правил, образуя полные универсальные матрицы звуковых признаков. В результате этого одни признаки становятся более значимыми, чем другие. Из них наиболее значимые образуют основной класс признаков: [сонорные], [согласные] и [гласные], на которых основана дальнейшая классификация других признаков (см.: Chomsky, Halle 1968, 299).С помощью определенного ряда вторичных фонетических селекционных правил устанавливаются признаковые матрицы для конкретных языков, где каждый признак также получает плюсовой или минусовой коэффициент. Внимательное изучение лингвистических работ, посвященных исследованию звукового состава различных языков с помощью дифференциальных фонетических признаков (см., например: Harms 1968), показывает, что в каждом языке признаки группируются и оцениваются по-своему.
Признак «напряженность/ненапряжен- ность» может четко прослеживаться в одном языке и очень слабо — в другом. В мандаринском наречии китайского языка звонкость является менее важной характеристикой взрывных звуков, чем аспирация.Следует иметь в виду, что рассматриваемые в этой книге фонетические признаки носят чисто классификационный характер. Приписывание плюсового коэффициента признаку [аспирация] свидетельствует о том, что аспирация является дистинктивной характеристикой анализируемого звукового фрагмента. При производстве звуков наблюдается много ступеней актуальной аспирации, однако мы будем отмечать только те случаи, когда этот признак используется дистинктивно, т.е. когда он служит для дифференциации аспирированных и неаспирированных звуков. То же самое можно сказать о любом признаке, используемом для классификации звуков языка. Более четкое изложение данной проблемы см. в работе (Chomsky, Halle 1968, 297).
Перечень фонологических правил избыточности, действующих в рамках специфической фонетической матрицы конкретного языка, является аналогом правил избыточности в семантике. Например, если обнаруживается, что [+ аспирация] всегда сопровождает признак [- звонкость] при образовании смычных ([- протяженных]) типа [ptk] в каком-либо языке, но что признак [- звонкость] выступает независимо от признака [+ аспирация] при описании других согласных этого языка, то признак [+ аспирация] оценивается как избыточный по отношению к признаку [- звонкость]. Этот вид избыточности можно объяснить с помощью следующего правила:
[ -звонкий ] [ +аспирация] / [ -протяженный]
Например, в персидском языке звуки [ptk] всегда аспирированные, тогда как [fs] — нет. Неизбыточное описание обеих звуковых групп не будет содержать указание на аспирацию:
- ЗВОНКИЙ | — звонкий | ||
[ptk]; | — протяженный | [f s]: | + протяженный |
и т. д. | И т. д. |
Синтаксическое и семантическое содержание языка выражается в виде комплекса звуков посредством правил следующего типа:
{[«] / V# #
[es] / С #________________________________________ #
т.е. множественное число (МНОЖ,) в английском языке маркируется звуком [s], если слово оканчивается гласным (V#), и звукосочетанием [es], если слово оканчивается согласным (С#). (Заметим, что во всех случаях, когда это мнемонически полезно, мы используем обозначения s и es вместо комплекса фонетических признаков. В других случаях необходимо указывать каждый признак или ряд признаков.) Это правило применяется в испанском языке для образования слова casas (из casa ‘дом’ + МНОЖ.) и слова senores (из senor ‘господин’ + МНОЖ.), Правила этого типа называются правилами фонетической характеризации. Точно так же, как противостоящие им семантические проекционные правила осуществляют введение семантических признаков в синтаксический компонент на различных этапах, правила фонетической характеризации воздействуют на семантико-синтаксическое содержание высказывания тоже на разных уровнях. Так, правило, определяющее возможные формы слова в каком-либо языке, относится к более высокому уровню, чем правила присоединения морфем, таких, как грамматические окончания множественного числа. К примеру, в испанском языке слова, оканчивающиеся на согласный плюс [s], невозможны. Правила образования множественного числа в испанском языке точно объясняют, что получится, если морфему, охарактеризованную как консонантная, присоединить к другой морфеме, оканчивающейся на согласный (ср. senor).
Поскольку правила фонетической характеризации образуют иерархию — от общих правил (правил высшего уровня) до специальных (правил низшего уровня), выделяются различные модели отношений звукового выражения к семантике или синтаксису. Именно наблюдения над данными моделями приводят к формализации грамматики конкретного языка.
Общая ассоциация грамматического рода с конечными гласными слов о и а в испанском языке (ср. nino ‘мальчик’, nina ‘девочка’ и т.п.) играют важную роль в разделении существительных на существительные мужского или женского рода. При контрастивном исследовании языков важно иметь в виду ограниченность данного подхода к грамматике.Мы должны четко различать универсальную природу категорий времени, лица, наклонения, рода и т.д., с одной стороны, и особую их связь с конкретными звуковыми комплексами в языке — с другой. (Отметим, что отсутствие устойчивой модели семантико- или синтактико-фоноло- гической связи таких элементов приводило некоторых исследователей к заключению об отсутствии данной грамматической категории в языке; см. многочисленные дискуссии о статусе категории рода в английском языке.) Легко увидеть, например, что хотя в целом звуковые окончания в испанском языке коррелируют с универсальными семантическими признаками [± мужской род, ± женский род], звуковые окончания многих имен существительных служат просто для классификации последних в соответствии с ограничениями поверхностной грамматики испанского языка.
Только на том основании, что другие языки (такие, как английский) не обнаруживают подобных моделей семантико-фонологических связей, не следует делать вывод о том, что категория рода в этих языках отсутствует, Рефлексы универсальной категории рода могут проявляться и по-другому, например в соответствиях местоимений и имен существительных (ср. англ. the man ‘мужчина’ — he ‘он’, the woman ‘женщина’ — she ‘она’ и т.д.).
Необходимо еще многое сказать об особенностях структуры каждого компонента языкового устройства. Дальнейшее обсуждение этой проблемы можно найти в последующих главах. То, что уже было сказано об устройстве языка, иллюстрирует рис. 3.4.
Показанное нарис. 3,4. определенным образом отражает общие проблемы, обсуждавшиеся выше. Первичные признаки каждого компонента вместе с универсальными селекционными правилами и правилами синтаксического расположения отражают общие свойства всех языков.
Далее предполагается, что языки начинают дифференцироваться вторичным набором селекционных правил и правил синтаксического порядка. Все правила, начиная с вторичного ряда, являются реализационными в той степени, в какой они приводят к поверхностным структурам каждого конкретного языка. Некоторые из них оказываются универсальными, как это наблюдается в универсалии, согласно которой выражение двойственности в языке обязательно предполагает выражение множественности (ср. Greenberg 1968).Правила семантической проекции и фонетической характеризации являются межкомпонентными, т.е. они служат для связи семантики и фо-
Рис. 3.4. Схема устройства языка (взята из работы Ди Пьетро 1968)
ВЫХОД: Предложение с восстановимыми фонетическими, синтаксическими и семантическими связями
нологии с синтаксисом. Вслед за Хомским (Chomsky 1965) и другими учеными можно сказать, что такие правила обеспечивают соединение центрального синтаксиса с интерпретативной семантикой и фонологией. На схеме показано, что только синтаксический компонент имеет глубинно-поверхностное измерение, но, учитывая другие точки зрения на эту проблему, мы не погрешим против истины, если признаем наличие глубинно-поверхностного измерения в каждом из трех компонентов. В этом случае понятие глубины приравнивается к иерархии распределения наших правил. С точки зрения многих трансформационалистов, семантика всецело принадлежит глубинной структуре, а фонология — только поверхностной.
Чтобы отразить этот взгляд в своей схеме, нам бы пришлось пунктирную линию, разделяющую глубинный и поверхностный уровни, провести таким образом, чтобы вся семантика (может быть, за исключением проекционных правил) осталась на глубинном уровне, а вся фонология — на поверхностном (см. рис. 3.5).
Рис. 3.5. Альтернативная точка зрения на место глубины в языке
3.5.