ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Изучение славянских древностей Днепровского Левобережья, начатое еще в 30-х годах XIX в., было успешно продолжено советскими исследователями. Всю историю изучения археологических памятников населения рассматриваемой территории можно расчленить на ряд этапов, важнейшим из которых является послеоктябрьский.
Хотя открытие памятников роменской культуры относится к началу текущего столетия, именно в советское время были развернуты широкие систематические полевые исследования, охватившие всю территорию Левобережья, что способствовало появлению ряда ценных работ, с марксистских методологических позиций рассматривающих историю, материальную и духовную культуру одного из славянских племенных союзов — северян. Работами советских археологов Б. А. Рыбакова, П. Н. Третьякова, И. И. Ляпушкина, Д. Т. Березовца, Б. А. Шрамко и других была уточнена датировка роменской культуры, определены ее границы, выделены древности предшествующего времени. В настоящее время, благодаря, главным образом, работам послевоенного периода, на Днепровском Левобережье известно около 250 городищ, селищ, курганных и грунтовых могильников, кладов, относящихся ко второй половине I тысячелетия н. э.Картографирование памятников Днепровского Левобережья эпохи железного века впервые провел И. И. Ляпушкин. Однако его сводка ограничивалась лишь достоверно славянскими памятниками ро- менского типа на территории Левобережной Украины, что неоправданно сужало круг славянских древностей. Использованные в данной работе археологические источники охватывают период с V по XI в. н. э., включая древности как догосударственного периода, так и времени образования Киевской Руси, на территории собственно Левобережной Украины и прилегающих к ней с севера и северо-запада областей РСФСР. Картографирование памятников третьей четверти I тысячелетия н. э. проводится впервые, что не только расширяет круг славянских памятников, но и иллюстрирует определенные этапы истории развития населения Левобережья во второй половине рассматриваемого тысячелетия.
Как известно, изучение жизни и быта восточных славян догосударственного периода усложняется почти полным отсутствием письменных источников и относительно слабой изученностью памятников этого вре-
мени. Это прежде всего относится и древностям первых двух культурно-хронологических групп. Памятники роменской культуры изучены лучше, но все еще недостаточно. Появляясь в результате длительного развития оседлого населения, памятники этого типа непосредственно увязываются с древностями эпохи сложения Киевской Руси на рассматриваемой территории.
Археологические источники второй половины I тысячелетия н. э. на Днепровском Левобережье констатируют отсутствие перерывов оседлости в Лесостепи. Гипотеза о неоднократных нарушениях оседлой жизни земледельческого населения указанной области во второй половине I тысячелетия н. э. (Г. Ф. Корзухина), в свое время критически встреченная некоторыми специалистами (Д. Т. Березовец), ныне должна быть отвергнута как историографический пережиток. Будучи в известной степени рабочей схемой, эта «гипотеза катастроф» не находит подтверждения в археологических материалах. Напротив, можно утверждать, что эта гипотеза, призванная, объяснить видимое отсутствие преемственности исторического развития на территории Левобережья и отвечавшая уровню тогдашнего изучения раннеславянских памятников (середина 50-х годов нашего столетия), возможно, верная для объяснения гибели черняховской культуры, не может быть в настоящее время применима к древностям второй половины I тысячелетия н. э. По-видимому, правильнее считать, что смена археологических культур не всегда свидетельствует о смене населения, а скорее всего обусловлена законами внутреннего социально-экономического развития одного и того же этнического массива [20; 34, с. 33].
В связи с этим особое значение приобретает вопрос о происхождении роменской культуры, славянская принадлежность которой признается всеми исследователями [139, с. 58— 59; 144; 283, с. 250 и ел.; 240, с. 133]. Значительные разногласия вызывает вопрос о.
генетической связи этой культуры с памятниками предшествовавшего времени. По мнению некоторых археологов, роменская культура на Левобережной Украине является пришлой (И. И. Ляпушкин, П. Н. Третьяков). И. И. Ляпушкин, считая волынцевские памятники синхронными рокенской культуре, вообще отрицал возможность существования славянских памятников на рассматриваемой территории ранее VIII в. Между тем он не выяснил генетические корни роменской культуры.Мы разделяем мнение Д. Т. Бе- резовца об автохтонном, местном происхождении населения, оставившего памятники волынцевского и роменского типов. Попытки отыскать истоки роменской культуры за пределами ее распространения (П. Н. Третьяков) не находят подтверждения при анализе материалов.
Соотношения между памятниками середины тысячелетия и волын- цевскими древностями выступают не вполне отчетливо. Тем не менее имеются некоторые основания усматривать сходные черты между ними. Дальнейшее изучение недавно выявленных на Левобережном Поднеп- ровье древностей середины тысячелетия позволит определенно судить о генетических связях этого рода памятников и их соотношениях с памятниками последующего времени.
Одной из важнейших проблем
признается проблема взаимоотношения славянского населения Днепровского Левобережья с иноэтнич- ными племенами, обитавшими на этой территории. В связи с этим некоторые специалисты (М. И. Артамонов, В. В. Седов), рассматривая этноисторический процесс на изучаемой территории, допускают возможность участия неславянских племен в формировании славянских п л е м е н н ы х с о ю з о в . Д р у г и е (С. А. Плетнева) относят установление контактов между этими группами Левобережного населения ко времени более позднему, усматривая культурные взаимовлияния носителей салтовской культуры со славянами VIII—X вв. Нам представляется, что территориальная близость и политическая экспансия Хазарского каганата, в состав которого входили алано-болгарские племена салтовской культуры, должны были отразиться не только в известных сообщениях летописи об уплате дани хазарам славянскими племенами, но и в археологических источниках.
Не пытаясь решить эту проблему окончательно, отметим, что данный вопрос нуждается в дополнительной разработке, а взаимоотношения славянского и алано-болгарского населения Левобережья могут служить предметом специального исследования.В результате углубленного изучения славянских памятников VIII—X вв. как на территории собственно Левобережной Украины, так и Подонья возникает вопрос о правомерности термина «роменско-бор- шевская культура». По нашему мнению, материалы новейших раскопок памятников боршевского типа (А. Н. Москаленко) наряду с данными, полученными при последних исследованиях поселений и могильников роменской культуры, в сочетании с анализом керамических материалов этих групп памятников и существенными различиями в погребальных обрядах северянского и вя- тического населения допускают постановку вопроса о неправомерности этого термина.
Освещению основных сторон хозяйственной деятельности раннеславянского населения Днепровского Левобережья были посвящены разделы упоминавшихся монографий И. И. Ляпушкина, диссертации Д. Т. Березовца; отдельным вопросам экономики славян рассматриваемой территории уделял внимание Б. А. Шрамко. На основании работ указанных авторов и привлечения публикаций и архивных материалов нами была предпринята попытка нарисовать общую картину многосторонней хозяйственной деятельности населения Левобережья во второй половине I тысячелетия н. э. и конкретизировать ее методом палеоэкономического моделирования, разработанным С. Н. Бибиковым для эпохи развитой трипольской культуры. Палеоэкономический анализ экономики раннеславянского общества накануне образования Киевской Руси позволяет утверждать, что уже в это время сельское хозяйство левобережных славян достигло значительной продуктивности, производя продуктов больше, чем это было жизненно необходимо для потребления самих земледельцев. Развитие сельского хозяйства, наряду с развитием ремесел, домашних промыслов, охоты, рыболовства и собирательства, экономическую эффективность которых мы пытались показать, явилась той экономической базой, которая способствовала осуществлению процессов разложения родоплеменного строя, имуществен-
ной и социальной дифференциации, зарождения феодальных отношений.
Дальнейшее развитие этих процессов привело к сложению древнерусского государства.Политическая история носителей роменской культуры — северян неоднократно привлекала внимание исследователей. С возникновением Хазарского каганата славянское население Днепровского Левобережья попадает под эгиду каганов, власть которых на местах осуществлялась наместниками — тудунами. Хазарское господство над восточнославянскими племенами нашло отражение в письменных источниках. Так, «Повесть временных лет» прямо говорит о даннических отношениях северян, вятичей и родимичей к хазарам [197, с. 18, 20, 46—47]. Безусловно, степень подчиненности этих племен каганату во многом зависела от их территориальной близости к нему. В этой связи весьма показателен многозначительный рассказ летописи о том, что поляне решили выплатить дань хазарам мечами, в результате чего захватчики вынуждены были уйти ни с чем [197, с. 16— 17]. Как бы мы ни расценивали это сообщение, несомненным остается факт хазарского влияния на судьбы восточнославянских племен, что особенно отразилось на тех из них, которые находились в непосредственной близости к каганату. Находясь в сфере влияния Хазарского каганата, славянское население Левобережного Поднепровья и Подо- нья неизбежно отставало в своем развитии от других восточнославянских племен. Это нашло отражение в определенной архаичности древностей роменского и боршевского типов [56, с. 41]. Вместе с тем какая-то часть северянского населения очень рано (начало IX в.) оказалась втянутой в процесс культурной, социально-экономической и, по-видимому, политической интеграции, вызванной образованием Киевской Руси. Интеграция роменской культуры в общерусскую наиболее интенсивно протекает в районах, прилегающих к зарождающимся городам — Чернигову и Любечу, упоминание о которых мы находим в первых русских договорах с Византией. Таким образом, по сравнению с вятичами северяне оказались в гораздо лучших условиях и органически влились в процесс образования древнерусского государства.
Следует согласиться с теми исследователями, которые считают присоединение северян к Киевскому государству добровольным, после чего между ними устанавливаются союзнические отношения. Ни письменные, ни археологические источники не дают оснований говорить о каких-то военных конфликтах между ними. Сообщение летописи о походе Святослава на северян, по- видимому, следует рассматривать как демонстрацию военной мощи Киевской Руси, что и вызвало отпадение северян от Хазарского каганата и их присоединение к другим славянским племенным союзам, объединившимся вокруг Киева. Иначе непонятно, почему Святослав наложил на северян «дань легку».
С образованием древнерусского государства и становлением его культуры, в течение некоторого времени роменская культура сосуществует с киеворусской, оставаясь культурой отдаленных, преимущественно сельских, левобережных районов Киевской Руси. Начавшись в междуречье Днепра и Десны, процесс врастания роменскон культуры в общерусскую протекал не везде столь интенсивно, как в этом райо-
не. Археологический материал дает основание считать этот процесс довольно длительным в отдаленных районах Левобережья (Посеймье, Поворсклье, бассейн Северского Донца), где поселения и могильники сохраняют своеобразные роменские черты вплоть до XI в.
Войдя в состав Киевской Руси, северяне выполняли тяжелую и от- вегственную повинность, служа надежным заслоном на пути кочевников к Киеву. Видимо, эта роль северян, находившихся на передовой линии общегосударственной обороны, нашла отражение в гнездах городищ, вытянувшихся вдоль правых берегов левых притоков Днепра и образовавших, таким образом, глубоко эшелонированный оборонительный район на Левобережье. Вероятно, их можно считать прообразом военной сотенно-полковой системы, служившей в XVII—XVIII вв. тем же задачам [227, с. 164].
Ценой продолжительной кровопролитной борьбы, результатом которой было запустение целых районов и гибель большинства ромен- ских городищ, печенеги, а позднее — половцы, получили доступ в Киевское Поднепровье. Прямое подтверждение этому мы находим у летописца, сообщающего, что Владимир приступил к строительству новой линии укреплений: «Нача ставити городы по Десне, и по Трубеже, и по Суле, и по Стугне. И поча нарубати муже лучшие от словен и от чуди, и от вятичь, и от сих насели грады, бе бо рать от печенег».