<<
>>

Дефектность аргументации: логико-гносеологический аспект

Значительное внимание в исследованиях аргумента­ции традиционно уделяется вопросам правильности ло­гической связи компонентов аргументационной конструкции. Отметим, что при всем многообразии воз­можных истолкований понятия логической правиль­ности исходным является представление о логически правильном рассуждении как о таком, которое обеспе­чивает переход от истинных посылок к истинному зак­лючению.

Естественно в этом плане рассматривать ло­гически неправильную аргументацию (содержащую де­фектную демонстрацию) как препятствующую реали­зации гносеологической установки аргументатора на поиск и распространение истины.

B руководствах по логике, ведению дискуссий, оцен­ке аргументации, «критическомумышлению» вопросо правильности аргументации связывается с более или менее подробным описанием различных дефектов де­монстрации. Так, В.Греннэн выделяет 33 разновиднос­ти дефектов демонстрации, И.А.Герасимова - 22, Ф.Ас- мус - 10, Дж.Чафи - 4. Предлагаемые типологии де­фектов демонстрации также весьма разнообразны; час­то даже трудно выделить основания, по которым они проводятся тем или иным автором. В.Ф.Асмус, напри­мер, выделял ошибку «не следует», ошибку неправиль­ного умозаключения в доказательстве (в качестве ее разновидности - ошибку чересчур поспешного вывода и ошибку «учетверения терминов»), а также ошибку ложного следования. Дж.Чафи различает ложные ана­логии, ложные причины, ложные обобщения и ложные апелляции как основные типы порочности демонстра­ции. В.Греннэн различает ошибки релевантности, кау­зальные ошибки, ошибки концептуальной путаницы, семантические, психологические ошибки, ошибки ти­па «нет прогресса», ошибки очевидности, статистичес­кие ошибки и ошибки в логической структуре. Каждый вид ошибок, выделяемый В.Греннэном, имеет еще ряд подвидов. И.А.Герасимова, в числе прочих ошибок, вы­деляет такие, как «от сказанного в относительном смысле к сказанному безотносительно», «некорректное выведение будущего из настоящего».

При всем разнообразии дефектов демонстрации можно выделить два основных их типа. Первый - пре­увеличение степени правдоподобности рассуждения. Второй - приведение иррелевантных (т. e. не относя­щихся к делу)доводов.

Преувеличение степени правдоподобности рассуж­дения, преднамеренное или неумышленное, встречает­ся в самых разных вариантах. Это могут быть случаи, когда недемонстративная форма рассуждения выдает- ся за демонстративную или низкая степень вероятнос­ти заключения при истинности посылок выдается за более высокую. Весьма распространенная разновид­ность рассматриваемого дефекта - так называемое «ложное обобщение» (С.И.Поварнин), «ошибка черес­чур поспешного вывода» (В.Ф.Асмус), «поспешное обобщение» (Дж.Чафи). Bce эти выражения обознача­ют одно и то же явление, которое может быть названо неправомерным обобщением. Механизм неправомерно­го обобщения состоит в том, что на основании утверж­дений о наличии определенных характеристик у неко­торых представителей или групп представителей како- го-то класса делается вывод о наличии данных характе­ристик у всех представителей данного класса. С.И.По­варнин писал о порочности демонстрации такого рода: «Человек приводит несколько примеров того, что та- кие-то лица или такие предметы обладают этим приз­наком. Вроде того, как гоголевский герой видел, что все православные, каких он встречал, едят галушки, и отсюда сделал вывод, что все православные вообще едят галушки, а кто не ест их, тот не православный... Так рассуждаем и мы очень часто, - конечно, в менее наивных формах. Bce склонны смазывать под одну краску. Рабочий - ну, значит, тупой и невежественный нахал или, наоборот, «борец за идеалы человечества», - смотря по нашему мировоззрению и опыту. Видели несколько дурных людей в числе членов какой-нибудь партии - ну, значит, «все они таковы». Если же к пар­тии влечет сердце - TO мы склонны видеть во всех ее членах «умных и честных людей» (106, с. 101). B каче­стве примера неправомерного обобщения Дж.Чафи приводит такое рассуждение молодой девушки: «Мой друг никогда не проявлял реальной заботы о моих чувствах.

Отсюда я заключаю, что мужчины бесчув­ственны, эгоистичны и поверхностны в эмоциональном плане» (156, р. 440). B рассмотренных случаях непол­ная индукция выдается за демонстративное (доказыва­ющее) рассуждение.

K типу дефектов, состоящих в преувеличении степе­ни правдоподобия рассуждения, относятся и такие тра­диционно выделяемые дефекты демонстрации, как «ошибки каузальности». Наиболее известная из них «Post hoc ergo propter hoc» - «после этого, значит, по причине этого». Воспользуемся примером В.Греннэна для иллюстрации этой ошибки. Незнакомый с наукой фермер аргументирует так: «Мороз обычно следует за полной луной. Следовательно, полная луна - это причи­на мороза» (162, р. 343).

Так называемые семантические ошибки, связанные с двусмысленностью терминов, когда эти термины име­ют хоть и разные, но в чем-то сходные между собой зна­чения, также имеют в основе преувеличение степени правдоподобности рассуждения. Вряд ли кто-либо всерьез будет выдвигать доводы на основе отождествле­ния таких разных значений слова «ключ», как «ключ, который бьет из-под земли» и «ключ, которым откры­вают дверь». Иное дело - такие понятия, как справед­ливость, равенство, демократия, свобода. Различные значения каждого из этих слов имеют между собой сходство, оказывающееся в некоторых отношениях су­щественным, и не всегда оправданно игнорировать это сходство, ссылаясь на омонимию.

Второй тип дефектов демонстрации - приведение ир- релевантных доводов, т.е. включение в аргументацион­ную конструкцию посылок, не имеющих логической связи с тезисом. Гносеологический смысл этого дефекта может быть связан с нарушением требования рацио­нальности аргументации, которую Дж.Вудс харак­теризует как умение действовать в условиях когнитив­ной ограниченности. Когнитивную ограниченность Дж.Вудс видит в следующем: «Человек забывчив, бес­печен и невнимателен. Мы устаем и раздражаемся, те­ряем собранность и бываем иногда бестолковы, мы не­верно определяем свои интересы и неправильно подсчи­тываем преимущества и недостатки.

Иногда мы делаем неверные выводы... путаемся в воспоминаниях и обма­нываем себя. B большую часть того, что истинно, мы никогда не поверим - слишком много того, что истин­но, и слишком мало времени, чтобы в это поверить» (190, р. 397).

Как правило, люди не используют в аргументации явно иррелевантных посылок, когда отсутствие связи посылки и тезиса очевидно как для самого аргумента­тора, так и для реципиента. Используются, неосознан­но или преднамеренно, лишь такие иррелевантные до­воды, которые способны создать иллюзию обоснован­ности тезиса, побудить реципиента принять его. Широ­кие возможности для создания такого рода иллюзий открываются в тех ситуациях, когда вопрос о гносеоло­гической, моральной или иной оценке некоторого суж­дения связывают с вопросом о качествах человека, ко­торому принадлежит данное суждение. Иррелевантные доводы такого рода обычно называют ad hominem или ad personam. Прибегают к ним чаще всего в тех случа­ях, когда в предмет аргументации включаются взгля­ды, утверждения, рекомендации, поступки некоторых лиц, в число которых может входить и сам реципиент. А.Шопенгауэр рекомендовал использовать такие дово­ды как средство достижения победы в споре. Нужно по­казать, советовал он, что утверждение противника, ви­димость опровержения которого вы хотите создать, противоречит тому, с чем он согласился раньше, тези­сам его секты или школы, и тому, что он сам делает или не делает: «Например, если противник защищает само­убийство, обязательно нужно спросить его, почему он сам до сих пор не повесился, или если утверждает, что Берлин нехороший город и что в нем невозможно жить, спроси его, почему он не уезжает оттуда с первым поез­дом» (142, с. 35). Множество примеров иррелевантных доводов приводит в своей книге С.И.Поварнин. Это «чтение в сердцах»: «Вы отстаиваете это положение по таким-то мотивам, потому его не следует принимать»; «довод к городовому»: «Это утверждение ложно, пото­му что принятие его опасно для государства и общест­ва»; дискредитация утверждающего: «Н.

- плохой че­ловек, потому его утверждения ложны». В.Греннэн, специально рассматривая в своей книге ошибки ирре- левантности, также видит их главным образом в смеше­нии оценок утверждения с оценками утверждающего. Например: «Профессор Квагмайр говорит, что студен­ты недостаточно много работают, но Квагмайр сам ле­нив, и потому нет оснований полагать, что он прав в от­ношении студентов» (162, р. 336-337).

Приведенные примеры красноречиво показывают порочность демонстрации, основанной на смешении оценок утверждений и утверждающего, на смешении гносеологических и прагматических оценок утвержде­ний.

Современные коммуникативные технологии пользу­ются подобными доводами очень широко. Здесь они не только не запрещаются, но считаются вполне законны­ми и даже необходимыми; соответствующая литерату­ра изобилует рекомендациями по их эффективному применению. Противоречие между классическим идеа­лом и реальностью налицо. Однако можно ли, объясняя это противоречие, ограничиться лишь ссылками на экс­пансию «рыночной» идеологии? Ситуация более слож­на, чем может показаться на первый взгляд.

Представим, что, признавая дефектность демонстра­ции ad hominem и ad personam, мы наложили строгий запрет на любые доводы подобного характера. Соблю­дая этот запрет, мы, говоря об утверждениях какого- либо человека, не имеем права говорить о качествах этого человека; обсуждая чьи-либо слова, не должны обсуждать мотивы, побудившие его сказать эти слова, не имеем права разубедить кого-либо в заблуждениях, вскрывая мотивы этих заблуждений.

Пытаясь следовать такому правилу, вскоре обнару­живаем, что дело это отнюдь не простое. Кроме того, возникает вопрос, а стоят ли тех усилий, которые сле­дует затратить на проведение этого принципа во всех сферах аргументации, те результаты, которые в итоге будут получены? Ведь придется отказаться от множест­ва типов рассуждений, которые буквально пронизыва­ют всю повседневную, да и не только повседневную, ар­гументацию. Получая некоторую информацию, мы час­то интересуемся, каков источник этой информации.

Уз­нав, что H. сказал то-то и то-то, мы можем поинтересо­ваться, кто H. по профессии, где он живет, какова его личная заинтересованность в пропаганде данного ут­верждения, имеет ли он обязательства по его пропаган­де. Возможно, мы захотим узнать, каков возраст гово­рящего, его национальность, репутация. Знание всех этих факторов может оказать влияние на нашу оценку его утверждений.

Правомерно ли утверждать, что всегда и везде тако­го рода влияние бывает лишь отрицательным и затем­няющим суть дела? Ликвидировав такое влияние пол­ностью, не ликвидируем ли мы тем самым один из есте­ственных механизмов предосторожности, имеющий глубокие корни в истории человеческого общества? «Если кто-то говорит вам: «He верьте этому человеку, у него репутация человека нечестного» или: «Это чест­нейший человек, вы можете ему доверять», то всегда ли следует признавать такие доводы несостоятельными в гносеологическом плане лишь на том основании, что здесь имеется ad hominem? »

Нам могут возразить, что в данных случаях речь идет не об истинности или ложности какого-либо суж­дения, а о целесообразности или нецелесообразности со­вершения действия, о выработке той или иной линии поведения. Такое возражение правомерно, однако мож­но привести и другие примеры. «Н. сказал, что А. Изве­стно, между тем, что H. часто обманывает. Значит, весьма вероятно, что A ложно». B данном случае истин­ностная оценка утверждения A обосновывается ссылка­ми на личные качества человека H., которому принад­лежит это утверждение. Согласно традиционным кано­нам данная демонстрация порочна. Однако, посмотрев на нее непредубежденным взглядом, мы можем прийти к выводу, что она правомерна. B самом деле, если H. часто лжет, то вполне вероятно, что он лжет и в данном случае (разумеется, если данный вопрос относится к то- му кругу вопросов, по которым H. часто лжет). По­скольку вероятно, что H. лжет в данном случае, вероят­но также, что A ложно. Кстати, аргументация, исполь­зуемая в широко известном парадоксе «Лжец», также представляет собой нарушение запрета на ad personam, ибо от оценки качеств Критянина здесь переходят к оценке его высказывания самого по себе.

Даже такие сурово порицаемые доводы, как «чтение в сердцах», могут быть вполне естественны и уместны в ситуациях, возникающих в общении между близкими людьми. Нельзя считать заведомо предосудительным обращение одного человека к другому, если отношения между ними достаточно доверительные, с такими, на­пример, словами: «Ты видишь в H. так много недостат­ков, потому что обижен на него. Постарайся встать вы­ше своей обиды, это поможет тебе избавиться от преуве­личений».

Следует иметь в виду, что в теории аргументации су­ществует и специфическая трактовка ad hominem, от­личная от традиционной. По мнению Г.Джонстона, ар­гументация ad hominem неизбежна в философии. Ad hominem при этом трактуется в духе епископа Р.Вейт- ли, который в XIX веке дал следующее определение до­вода ad hominem: «...в argumentum ad hominem заклю­чение, которое устанавливается, есть не абсолютное и общее заключение по данному вопросу, но относитель­ное и частичное. Это заключение не о том, что «таков факт», но что «этот человек обязан принять то-то и то- то, поскольку оно находится в соответствии с его прин­ципами рассуждения или соответствует его собственно­му поведению, ситуации и т.д.» (166, р. 53). Argumentum ad hominem оценивается Р.Вейтли и Г.Джонстоном как способ демонстрации «не очевидно неправильный», т.е. не всегда неправильный. Более то­го, Г.Джонстон считает, что философская аргумента­ция не может быть правильной, если она не адресована ad hominem. Аргументация ad hominem противопостав­ляется им аргументации ad rem. Argumentum ad rem претендует на установление абсолютного и общего зак­лючения вида «таков факт». Ero убедительность не за­висит от аудитории, от взглядов и принципов того чело­века, кому он адресован.

Позиция Г.Джонстона нуждается, на наш взгляд, в некоторых комментариях. Необходимо внести уточне­ния по вопросу о том, что мы понимаем под ad hominem. Если ad hominem - это адресованность аргументации человеку, предполагающая учет особенностей челове­ческого восприятия вообще и взглядов конкретного че­ловека в частности, то нужно признать, что такое требо­вание является общим для всех типов аргументации, а отнюдь не специфическим для философии. Подобные факторы учитываются в любых текстах, где вводятся, разъясняются понятия, которые не считаются общеиз­вестными для аудитории, даются ссылки на результа­ты, изложенные в других работах, и так далее. Апелля­ция к последовательности во взглядах, составляющая, по Р.Вейтли, характерную черту argumentum ad hominem, также является достаточно широко распрост­раненной. Требование последовательности, выражае­мое в форме «Вы должны принять это, потому что при­няли то», лежит в основе многих аргументационных конструкций, обычно не относимых к ad hominem и широко используемых в науке.

Если ad hominem понимается как апелляция к каче­ствам утверждающего в процессе оценки его утвержде­ний, то философия также вряд ли находится здесь в осо­бом положении по сравнению с другими родами иссле­довательской деятельности. Вместе с тем утверждение о большей ориентированности философии на человека по сравнению, скажем, с естественнонаучными дисцип­линами имеет свои основания. Они состоят в том, что в философии сравнительно мало аргументационных конструкций унифицированного вида, принимаемых практически всеми членами сообщества. Принятие или отвержение того или иного философского тезиса в зна­чительной степени зависит и от индивидуальности ре­ципиента, и от воздействия текста на эмоциональную сферу личности.

Нужно иметь в виду, что ad hominem, традиционно понимаемый как апелляция к качествам утверждаю­щего для оценки утверждения, приобрел у Г.Джонс- тона другой смысл, во многом совпадающий с ад- ресованностью аргументации человеку. Под влиянием Г.Джонстона такое понимание ad hominem получило известное распространение в теории аргументации. B этих условиях для обозначения апелляции к качествам утверждающего стали использовать термин ad perso­nam (см., напр.: 64).

Итак, использование «довода к личности» (незави­симо от того, называется ли он ad hominem или ad per­sonam) связано с серьезными вопросами. Против этого довода - норма, в соответствии с которой посылки и те­зис не должны относиться к разным уровням действи­тельности, ибо для каждого уровня должны существо­вать свои концептуальные рамки и способы изучения, за которые не следует выходить. Однако такая позиция не всегда оправданна.

Традиционное представление об ad personam как ир- релевантном доводе нуждается в уточнении. Решаю­щую помощь здесь может оказать выявление имплицит­ного дополнения к аргументационной конструкции. Ир- релевантными имеет смысл считать те аргументацион­ные конструкции, которые имеют явно ложное импли­цитное дополнение. Если имплицитное дополнение ис­тинно или правдоподобно, то аргументационную конструкцию не следует считать иррелевантной. Пос­леднее не означает, что такая аргументационная конструкция является правильной. Для нее может быть характерно преувеличение степени правдоподобия рас­суждения, однако это уже дефект другого рода. Так, в цитируемом выше примере В.Греннэна с ленивым про­фессором Квагмайром, утверждению которого о том, что студенты мало работают, нельзя доверять, имплицит­ным дополнением является суждение: «Всякий лени­вый человек всегда лжет» (или: «Ленивый человек не может правильно судить о других»). Данное имплицит­ное дополнение явно неверно, и довод, следовательно, иррелевантен. Однако далеко не во всех ситуациях мож­но однозначно определить имплицитное дополнение и однозначно решить вопрос о его истинности.

2.4.7.

<< | >>
Источник: Алексеев А.П.. Философский текст: идеи, аргументация, образы.- М.,2006. — 328 с.. 2006

Еще по теме Дефектность аргументации: логико-гносеологический аспект: