Дефектность аргументации: логико-гносеологический аспект
Значительное внимание в исследованиях аргументации традиционно уделяется вопросам правильности логической связи компонентов аргументационной конструкции. Отметим, что при всем многообразии возможных истолкований понятия логической правильности исходным является представление о логически правильном рассуждении как о таком, которое обеспечивает переход от истинных посылок к истинному заключению.
Естественно в этом плане рассматривать логически неправильную аргументацию (содержащую дефектную демонстрацию) как препятствующую реализации гносеологической установки аргументатора на поиск и распространение истины.B руководствах по логике, ведению дискуссий, оценке аргументации, «критическомумышлению» вопросо правильности аргументации связывается с более или менее подробным описанием различных дефектов демонстрации. Так, В.Греннэн выделяет 33 разновидности дефектов демонстрации, И.А.Герасимова - 22, Ф.Ас- мус - 10, Дж.Чафи - 4. Предлагаемые типологии дефектов демонстрации также весьма разнообразны; часто даже трудно выделить основания, по которым они проводятся тем или иным автором. В.Ф.Асмус, например, выделял ошибку «не следует», ошибку неправильного умозаключения в доказательстве (в качестве ее разновидности - ошибку чересчур поспешного вывода и ошибку «учетверения терминов»), а также ошибку ложного следования. Дж.Чафи различает ложные аналогии, ложные причины, ложные обобщения и ложные апелляции как основные типы порочности демонстрации. В.Греннэн различает ошибки релевантности, каузальные ошибки, ошибки концептуальной путаницы, семантические, психологические ошибки, ошибки типа «нет прогресса», ошибки очевидности, статистические ошибки и ошибки в логической структуре. Каждый вид ошибок, выделяемый В.Греннэном, имеет еще ряд подвидов. И.А.Герасимова, в числе прочих ошибок, выделяет такие, как «от сказанного в относительном смысле к сказанному безотносительно», «некорректное выведение будущего из настоящего».
При всем разнообразии дефектов демонстрации можно выделить два основных их типа. Первый - преувеличение степени правдоподобности рассуждения. Второй - приведение иррелевантных (т. e. не относящихся к делу)доводов.
Преувеличение степени правдоподобности рассуждения, преднамеренное или неумышленное, встречается в самых разных вариантах. Это могут быть случаи, когда недемонстративная форма рассуждения выдает- ся за демонстративную или низкая степень вероятности заключения при истинности посылок выдается за более высокую. Весьма распространенная разновидность рассматриваемого дефекта - так называемое «ложное обобщение» (С.И.Поварнин), «ошибка чересчур поспешного вывода» (В.Ф.Асмус), «поспешное обобщение» (Дж.Чафи). Bce эти выражения обозначают одно и то же явление, которое может быть названо неправомерным обобщением. Механизм неправомерного обобщения состоит в том, что на основании утверждений о наличии определенных характеристик у некоторых представителей или групп представителей како- го-то класса делается вывод о наличии данных характеристик у всех представителей данного класса. С.И.Поварнин писал о порочности демонстрации такого рода: «Человек приводит несколько примеров того, что та- кие-то лица или такие предметы обладают этим признаком. Вроде того, как гоголевский герой видел, что все православные, каких он встречал, едят галушки, и отсюда сделал вывод, что все православные вообще едят галушки, а кто не ест их, тот не православный... Так рассуждаем и мы очень часто, - конечно, в менее наивных формах. Bce склонны смазывать под одну краску. Рабочий - ну, значит, тупой и невежественный нахал или, наоборот, «борец за идеалы человечества», - смотря по нашему мировоззрению и опыту. Видели несколько дурных людей в числе членов какой-нибудь партии - ну, значит, «все они таковы». Если же к партии влечет сердце - TO мы склонны видеть во всех ее членах «умных и честных людей» (106, с. 101). B качестве примера неправомерного обобщения Дж.Чафи приводит такое рассуждение молодой девушки: «Мой друг никогда не проявлял реальной заботы о моих чувствах.
Отсюда я заключаю, что мужчины бесчувственны, эгоистичны и поверхностны в эмоциональном плане» (156, р. 440). B рассмотренных случаях неполная индукция выдается за демонстративное (доказывающее) рассуждение.K типу дефектов, состоящих в преувеличении степени правдоподобия рассуждения, относятся и такие традиционно выделяемые дефекты демонстрации, как «ошибки каузальности». Наиболее известная из них «Post hoc ergo propter hoc» - «после этого, значит, по причине этого». Воспользуемся примером В.Греннэна для иллюстрации этой ошибки. Незнакомый с наукой фермер аргументирует так: «Мороз обычно следует за полной луной. Следовательно, полная луна - это причина мороза» (162, р. 343).
Так называемые семантические ошибки, связанные с двусмысленностью терминов, когда эти термины имеют хоть и разные, но в чем-то сходные между собой значения, также имеют в основе преувеличение степени правдоподобности рассуждения. Вряд ли кто-либо всерьез будет выдвигать доводы на основе отождествления таких разных значений слова «ключ», как «ключ, который бьет из-под земли» и «ключ, которым открывают дверь». Иное дело - такие понятия, как справедливость, равенство, демократия, свобода. Различные значения каждого из этих слов имеют между собой сходство, оказывающееся в некоторых отношениях существенным, и не всегда оправданно игнорировать это сходство, ссылаясь на омонимию.
Второй тип дефектов демонстрации - приведение ир- релевантных доводов, т.е. включение в аргументационную конструкцию посылок, не имеющих логической связи с тезисом. Гносеологический смысл этого дефекта может быть связан с нарушением требования рациональности аргументации, которую Дж.Вудс характеризует как умение действовать в условиях когнитивной ограниченности. Когнитивную ограниченность Дж.Вудс видит в следующем: «Человек забывчив, беспечен и невнимателен. Мы устаем и раздражаемся, теряем собранность и бываем иногда бестолковы, мы неверно определяем свои интересы и неправильно подсчитываем преимущества и недостатки.
Иногда мы делаем неверные выводы... путаемся в воспоминаниях и обманываем себя. B большую часть того, что истинно, мы никогда не поверим - слишком много того, что истинно, и слишком мало времени, чтобы в это поверить» (190, р. 397).Как правило, люди не используют в аргументации явно иррелевантных посылок, когда отсутствие связи посылки и тезиса очевидно как для самого аргументатора, так и для реципиента. Используются, неосознанно или преднамеренно, лишь такие иррелевантные доводы, которые способны создать иллюзию обоснованности тезиса, побудить реципиента принять его. Широкие возможности для создания такого рода иллюзий открываются в тех ситуациях, когда вопрос о гносеологической, моральной или иной оценке некоторого суждения связывают с вопросом о качествах человека, которому принадлежит данное суждение. Иррелевантные доводы такого рода обычно называют ad hominem или ad personam. Прибегают к ним чаще всего в тех случаях, когда в предмет аргументации включаются взгляды, утверждения, рекомендации, поступки некоторых лиц, в число которых может входить и сам реципиент. А.Шопенгауэр рекомендовал использовать такие доводы как средство достижения победы в споре. Нужно показать, советовал он, что утверждение противника, видимость опровержения которого вы хотите создать, противоречит тому, с чем он согласился раньше, тезисам его секты или школы, и тому, что он сам делает или не делает: «Например, если противник защищает самоубийство, обязательно нужно спросить его, почему он сам до сих пор не повесился, или если утверждает, что Берлин нехороший город и что в нем невозможно жить, спроси его, почему он не уезжает оттуда с первым поездом» (142, с. 35). Множество примеров иррелевантных доводов приводит в своей книге С.И.Поварнин. Это «чтение в сердцах»: «Вы отстаиваете это положение по таким-то мотивам, потому его не следует принимать»; «довод к городовому»: «Это утверждение ложно, потому что принятие его опасно для государства и общества»; дискредитация утверждающего: «Н.
- плохой человек, потому его утверждения ложны». В.Греннэн, специально рассматривая в своей книге ошибки ирре- левантности, также видит их главным образом в смешении оценок утверждения с оценками утверждающего. Например: «Профессор Квагмайр говорит, что студенты недостаточно много работают, но Квагмайр сам ленив, и потому нет оснований полагать, что он прав в отношении студентов» (162, р. 336-337).Приведенные примеры красноречиво показывают порочность демонстрации, основанной на смешении оценок утверждений и утверждающего, на смешении гносеологических и прагматических оценок утверждений.
Современные коммуникативные технологии пользуются подобными доводами очень широко. Здесь они не только не запрещаются, но считаются вполне законными и даже необходимыми; соответствующая литература изобилует рекомендациями по их эффективному применению. Противоречие между классическим идеалом и реальностью налицо. Однако можно ли, объясняя это противоречие, ограничиться лишь ссылками на экспансию «рыночной» идеологии? Ситуация более сложна, чем может показаться на первый взгляд.
Представим, что, признавая дефектность демонстрации ad hominem и ad personam, мы наложили строгий запрет на любые доводы подобного характера. Соблюдая этот запрет, мы, говоря об утверждениях какого- либо человека, не имеем права говорить о качествах этого человека; обсуждая чьи-либо слова, не должны обсуждать мотивы, побудившие его сказать эти слова, не имеем права разубедить кого-либо в заблуждениях, вскрывая мотивы этих заблуждений.
Пытаясь следовать такому правилу, вскоре обнаруживаем, что дело это отнюдь не простое. Кроме того, возникает вопрос, а стоят ли тех усилий, которые следует затратить на проведение этого принципа во всех сферах аргументации, те результаты, которые в итоге будут получены? Ведь придется отказаться от множества типов рассуждений, которые буквально пронизывают всю повседневную, да и не только повседневную, аргументацию. Получая некоторую информацию, мы часто интересуемся, каков источник этой информации.
Узнав, что H. сказал то-то и то-то, мы можем поинтересоваться, кто H. по профессии, где он живет, какова его личная заинтересованность в пропаганде данного утверждения, имеет ли он обязательства по его пропаганде. Возможно, мы захотим узнать, каков возраст говорящего, его национальность, репутация. Знание всех этих факторов может оказать влияние на нашу оценку его утверждений.Правомерно ли утверждать, что всегда и везде такого рода влияние бывает лишь отрицательным и затемняющим суть дела? Ликвидировав такое влияние полностью, не ликвидируем ли мы тем самым один из естественных механизмов предосторожности, имеющий глубокие корни в истории человеческого общества? «Если кто-то говорит вам: «He верьте этому человеку, у него репутация человека нечестного» или: «Это честнейший человек, вы можете ему доверять», то всегда ли следует признавать такие доводы несостоятельными в гносеологическом плане лишь на том основании, что здесь имеется ad hominem? »
Нам могут возразить, что в данных случаях речь идет не об истинности или ложности какого-либо суждения, а о целесообразности или нецелесообразности совершения действия, о выработке той или иной линии поведения. Такое возражение правомерно, однако можно привести и другие примеры. «Н. сказал, что А. Известно, между тем, что H. часто обманывает. Значит, весьма вероятно, что A ложно». B данном случае истинностная оценка утверждения A обосновывается ссылками на личные качества человека H., которому принадлежит это утверждение. Согласно традиционным канонам данная демонстрация порочна. Однако, посмотрев на нее непредубежденным взглядом, мы можем прийти к выводу, что она правомерна. B самом деле, если H. часто лжет, то вполне вероятно, что он лжет и в данном случае (разумеется, если данный вопрос относится к то- му кругу вопросов, по которым H. часто лжет). Поскольку вероятно, что H. лжет в данном случае, вероятно также, что A ложно. Кстати, аргументация, используемая в широко известном парадоксе «Лжец», также представляет собой нарушение запрета на ad personam, ибо от оценки качеств Критянина здесь переходят к оценке его высказывания самого по себе.
Даже такие сурово порицаемые доводы, как «чтение в сердцах», могут быть вполне естественны и уместны в ситуациях, возникающих в общении между близкими людьми. Нельзя считать заведомо предосудительным обращение одного человека к другому, если отношения между ними достаточно доверительные, с такими, например, словами: «Ты видишь в H. так много недостатков, потому что обижен на него. Постарайся встать выше своей обиды, это поможет тебе избавиться от преувеличений».
Следует иметь в виду, что в теории аргументации существует и специфическая трактовка ad hominem, отличная от традиционной. По мнению Г.Джонстона, аргументация ad hominem неизбежна в философии. Ad hominem при этом трактуется в духе епископа Р.Вейт- ли, который в XIX веке дал следующее определение довода ad hominem: «...в argumentum ad hominem заключение, которое устанавливается, есть не абсолютное и общее заключение по данному вопросу, но относительное и частичное. Это заключение не о том, что «таков факт», но что «этот человек обязан принять то-то и то- то, поскольку оно находится в соответствии с его принципами рассуждения или соответствует его собственному поведению, ситуации и т.д.» (166, р. 53). Argumentum ad hominem оценивается Р.Вейтли и Г.Джонстоном как способ демонстрации «не очевидно неправильный», т.е. не всегда неправильный. Более того, Г.Джонстон считает, что философская аргументация не может быть правильной, если она не адресована ad hominem. Аргументация ad hominem противопоставляется им аргументации ad rem. Argumentum ad rem претендует на установление абсолютного и общего заключения вида «таков факт». Ero убедительность не зависит от аудитории, от взглядов и принципов того человека, кому он адресован.
Позиция Г.Джонстона нуждается, на наш взгляд, в некоторых комментариях. Необходимо внести уточнения по вопросу о том, что мы понимаем под ad hominem. Если ad hominem - это адресованность аргументации человеку, предполагающая учет особенностей человеческого восприятия вообще и взглядов конкретного человека в частности, то нужно признать, что такое требование является общим для всех типов аргументации, а отнюдь не специфическим для философии. Подобные факторы учитываются в любых текстах, где вводятся, разъясняются понятия, которые не считаются общеизвестными для аудитории, даются ссылки на результаты, изложенные в других работах, и так далее. Апелляция к последовательности во взглядах, составляющая, по Р.Вейтли, характерную черту argumentum ad hominem, также является достаточно широко распространенной. Требование последовательности, выражаемое в форме «Вы должны принять это, потому что приняли то», лежит в основе многих аргументационных конструкций, обычно не относимых к ad hominem и широко используемых в науке.
Если ad hominem понимается как апелляция к качествам утверждающего в процессе оценки его утверждений, то философия также вряд ли находится здесь в особом положении по сравнению с другими родами исследовательской деятельности. Вместе с тем утверждение о большей ориентированности философии на человека по сравнению, скажем, с естественнонаучными дисциплинами имеет свои основания. Они состоят в том, что в философии сравнительно мало аргументационных конструкций унифицированного вида, принимаемых практически всеми членами сообщества. Принятие или отвержение того или иного философского тезиса в значительной степени зависит и от индивидуальности реципиента, и от воздействия текста на эмоциональную сферу личности.
Нужно иметь в виду, что ad hominem, традиционно понимаемый как апелляция к качествам утверждающего для оценки утверждения, приобрел у Г.Джонс- тона другой смысл, во многом совпадающий с ад- ресованностью аргументации человеку. Под влиянием Г.Джонстона такое понимание ad hominem получило известное распространение в теории аргументации. B этих условиях для обозначения апелляции к качествам утверждающего стали использовать термин ad personam (см., напр.: 64).
Итак, использование «довода к личности» (независимо от того, называется ли он ad hominem или ad personam) связано с серьезными вопросами. Против этого довода - норма, в соответствии с которой посылки и тезис не должны относиться к разным уровням действительности, ибо для каждого уровня должны существовать свои концептуальные рамки и способы изучения, за которые не следует выходить. Однако такая позиция не всегда оправданна.
Традиционное представление об ad personam как ир- релевантном доводе нуждается в уточнении. Решающую помощь здесь может оказать выявление имплицитного дополнения к аргументационной конструкции. Ир- релевантными имеет смысл считать те аргументационные конструкции, которые имеют явно ложное имплицитное дополнение. Если имплицитное дополнение истинно или правдоподобно, то аргументационную конструкцию не следует считать иррелевантной. Последнее не означает, что такая аргументационная конструкция является правильной. Для нее может быть характерно преувеличение степени правдоподобия рассуждения, однако это уже дефект другого рода. Так, в цитируемом выше примере В.Греннэна с ленивым профессором Квагмайром, утверждению которого о том, что студенты мало работают, нельзя доверять, имплицитным дополнением является суждение: «Всякий ленивый человек всегда лжет» (или: «Ленивый человек не может правильно судить о других»). Данное имплицитное дополнение явно неверно, и довод, следовательно, иррелевантен. Однако далеко не во всех ситуациях можно однозначно определить имплицитное дополнение и однозначно решить вопрос о его истинности.
2.4.7.