Глава 6. Космополитизм в России

В России понятие космополитизм употреблял К.Леонтьев: "Космополитическая любовь", "Космополитизм православия. Русская идея" – С.149, 152.[379] В центре внимания космополитизма в России всегда был человек, его место в обществе и природе, его назначение, его ценности.

Космополиты считали человека высшей ценностью в России и во всем мире. Н.А.Некрасов считал, что человек – величайший и благороднейший предмет в природе. "Человек впервые реально понял, что он житель планеты и может - должен мыслить и действовать в новом аспекте, - писал В.Вернадский, - не только в аспекте отдельной личности, семьи или рода, государства или их союзов, но и в планетарном аспекте".[380] По мнению Л.П.Карсавина (1882-1952). "Христианская культура утверждает абсолютную ценность личности, всякой личности – индивидуума, народа, человека и всех ее проявлений – нравственности, права, науки, искусства.[381]

Космополиты пропагандировали моральные и гуманные ценности. Герои поэзии Н.П.Огарева (1813-1877) – патриоты России размышляли о смысле жизни, о судьбе человека, о путях улучшения жизни. А.И.Герцен особенно ценил в человеке активность и человеческое достоинство. К.Ф.Рылеев выступал за органическое сочетание в человеке исторического патриотизма с гражданскими общечеловеческими ценностями.

Космополиты России вышли в сферу общечеловеческого, всемирного, прорвав национальную ограниченность. Они вышли за границы, пределы государства, науки, культуры, религии.

В знаменитой речи Достоевского о Пушкине он сказал: "назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только …стать братом всех людей, всечеловечном, если хотите".[382] "Русский человек сочувствует всему человеческому вне различия национальности, крова и почвы, у него инстинкт общечеловечности", - писал В.Зеньковецкий.[383]

Н.А.Бердяев вышел за границы православия.

П.А.Сорокин (1889-1968) писал, что "человечество достигло такой высоты культуры, когда идея человечества вошла в наше сознание и стала его неотъемлемой принадлежностью", когда сохранение мира приобрело всеобщий интерес.[385] П.А.Кропоткин (1842-1921) стремился заставить человека почувствовать себя заодно с бьющимся сердцем всего человечества.[386]

Космополитичным был в России подход к науке. "Каждая нация имеет право вносить в единую, общечеловеческую науку свои идеи, - писал видный русский ученый А.И.Кареев (1850-1831), но не имеет право всю науку сводить к одним этим целям: в первом – условие оригинальности национальной науки, обогащающей человеческие знания, во втором - условие ее исключительности, которой в таком деле, как знание, быть не следует".[387] Кареев продолжал: "Наука едина", национализировать ее в том смысле, чтобы сводить к какой бы то ни было исключительности значит разбивать единство науки, вносить в нее односторонние точки зрения, то есть делать как раз то, от чего он начинает освобождаться, это не в интересах всеединой и общечеловеческой науки".[388]

Как известно, в России шла духовная борьба между славянофилами и западниками, что ослабляло космополитический потенциал России. Бердяев считал, что русское самосознание не может быть ни славянофильским, ни западническим, так как обе эти формы означают несовершеннолетие русского народа, его незрелость для жизни мировой, для мировой роли…[389] Вместе с тем, он был уверен, что "Россия войдет в мировую жизнь определяющей силой".[390]

Российские космополиты ставили вопросы состояния общего и частного и об их приоритетах. Так, русский космист Н.Ф.Федоров полагал, что любое дело, любую деятельность надо соразмерять с космосом; тогда это может преодолеть нечеловеческое в человеке.

Русский мыслитель Н.Я.Данилевский полагал, что "общечеловеческим гением считался такой человек, который силою своего духа успевает вырваться из пут национальности и вывести себя и своих современников (в какой бы то ни было категории деятельности) в сферу общечеловеческого.[391]

Русские философы были убеждены, что есть связь человеческой жизни с жизнью космического целого.

Русский поэт, публицист, критик, славянофил К.С.Аксаков обратил внимание на связь национального и общечеловеческого. Русское воззрение является в то же время общечеловеческим, оно принимает участие в общем деле человечества.[392] "Мы вправе рассматривать общество, - писал выдающийся русский ученый А.Л.Чижевский (1897-1964), - как нечто ценное, ибо… перед стихийными катастрофами – землетрясением, чумой или варварскими нашествиями, стираются классовые различия, и члены общества выступают просто как люди".[393] Булгаков С.Н. (1871-1944) считал, что человек существует в человечестве в природе. Он был убежден, что философия неизбежно стремится к абсолютному и всеединству.[394]

Космополитическая идея об объединении людей, о единстве человека получила в России широкое распространение.

Л.П.Карсавин выступал за всяческое единство всего человечества, за единство государственное, культурное, религиозное. Он был убежден в том, что "нельзя создать единство человечества путем уничтожения культурных, национальных, религиозных и других особенностей".[395]

Поэт Терапиано писал о русских писателях, которые были изгнаны на Запад большевиками, что они увидели "русскую всемирность тех дореволюционных лет, когда наши писатели умели ощущать весь мир своей родиной".[396]

Русская литература вошла в мировую благодаря Пушкину, Гоголю, Лермонтову, Толстому, Тургеневу, Достоевскому. Салтыков-Щедрин принадлежит мировой сатире вместе с Рабле, Свифтом, Вольтером. Гоголь любил "вечный город" Рим, который был для него второй родиной.

Н.С.Лесков, космополит, человеколюб, сторонник единства человечества был против национальной ограниченности. "Единство рода человеческого, что не говорите, - не есть утопия; человек, прежде всего, достоин участия, потому что он человек, его состояние я понимаю, к какой бы национальности он не принадлежал".[398]

Лесков сроднился с украинцами, любил украинскую культуру. "После Украины уже нет равного уголка в России".[399] Лесков любил Петербург и златоглавый Киев.

Единство человечества Гаршин видел в "общей жизни". У человека, по Гаршину, должна быть точка нравственного выбора, чтобы жить с "общей жизнью". Общая жизнь – это жить в "общем пространстве", в "общем времени", которое связывает настоящее с прошлым и будущим; это участие в решении проблем, слияние с ней, вхождение в нее всем существом.

Князь Е.Н.Трубецкой считал, что нельзя русское отождествлять с христианством. По его мнению, русское представляет среди христиан национальную и индивидуальную особенность, которая имеет универсальное, вселенское значение.

Карсавин считал, что вселенские задачи сразу решить нельзя, для этого требуется время.

Великий русский историк Н.М.Карамзин (1766-1826) писал: "Все народы ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для русских; и что англичане или немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо человек!".[400]

К.Аксаков поставил вопрос о соотношении человечества и народности.

В XIX-XX вв. набирала силу тенденция – история открыла России путь к всемирно-историческому действию, провинциализм стал уменьшаться. Тенденция требовала повышения всемирно-исторического сознания.

Чтобы добиться единства человечества, необходимо пройти всемирно-исторический путь. По мнению В.Соловьева, субъектом исторического процесса является человечество как действительный, хотя и собирательный организм.[401]

Добиться единства нельзя без программ. Назначение, задача человечества: "Для человечества как для коллективного и все-таки конечного результата, - писал Н.Данилевский, - нет другого назначения, другой задачи, кроме разновременного и разноместного (т.е. разноплеменного) выражения разнообразных форм и направлений жизненной деятельности".[402]

Свое мнение о всемирно-историческом пути высказал и Л.Карсавин. "Путь к цели человечества лежит только через осуществление и целей данной культуры и данного народа, а эти цели, в свою очередь, осуществимы лишь через полное осуществление каждым его собственного идеального задания во всякий, и, прежде всего, в данный, момент его бытия".[403] Российские философы, деятели культуры разрабатывали национальную идею. Носителями русской идеи были грек Михаил Приволис, хорват Ю.Крижанич, белорус Ф.Скорина, украинец Г.Сковорода, молдаване братья Кантемиры, грузины И.Чавчивадзе и А.Церетели.

Вместе с тем, историк русской мысли ХХ в. В.В.Зеньковский отмечал, что идея о роли России во всемирно-историческом процессе была описана односторонне и искажена.[404]

Русский поэт Вячеслав Иванов (1868-1949) внес большой вклад в разработку русской национальной идеи.

В.Иванов считал, что вопрос о русской национальной идее решался "на каждом повороте наших исторических путей, с нашими исконными и как бы принципиально русскими вопросами о личности и обществе, о культуре и стихии, об интеллигенции и народе".[405]

Иванов полагал, что национальная идея должна отражать отличительные признаки национального сознания, государственное устройство и синтез самосознания.

Поэт Иванов национальную идею рассматривал в неразрывной связи с проблемами мирового сообщества, человечества в целом. "Всякий раз, - писал он, - когда национальная идея вполне определялась, она определялась в связи общего всемирного дела и звала нацию на служение вселенское"…[407] По мнению Иванова, в национальной идее "раскрывается глубочайший смысл нашего стремления ко всенародности, нашей энергии совлечения, нашей жажде нисхождения и служения".[408]

Связь национальной идеи со всемирными явлениями и процессами позволяет государству упреждать историческую практику.

Проблемы патриотизма в России рассматривались и с позиций космополитизма. Понимание патриотизма, воспитание патриотического сознания во многом зависело от понимания родины, отечества. Широко содержание отечества понимал русский философ А.Ф.Лосев (1893-1988). Родина, отечество "не есть только территория, она не есть только национальность, она не есть только социальная жизнь". …Это нечто большое, великое, человеческое". "Это жизнь и судьба".[409] Лосев добавляет: "Есть превысшая, общечеловеческая Родина", Родина добра и истины.[410]

Русские космополиты осуждали "ура-патриотизм" и "лже-патриотизм", а также узкое понимание патриотизма. Они выработали критерии истинного патриотизма. В 1827г. П.А.Вяземский (1792-1878), критикуя "патриотов", употребил впервые термин "квасной патриотизм".

Великий князь Александр Михайлович, женатый на сестре Николая II, вспоминал, что официальное понимание патриотизма требовало, чтобы я поддерживал в своем сердце огонь "священной ненависти" против всех и вся".[411] Русский писатель Б.К.Зайцев (1881-1972) писал, что любить Родину – не значит превозноситься. "Сознавать себя "помнящими родство" и наследниками величия не значит ненавидеть или презирать другие народы, иные расы".[412] Русский религиозный философ Г.Ф.Флоровский (1893-1979) писал: "В раскаянии нет ни отступничества, ни хулы, и только в нем полнота патриотического дерзновения, мужества и мощи".[413] Славянофил А.С.Шишков был поборником замены всех иностранных слов в русском языке отечественными наименованиями.

Неэффективные формы и методы воспитания патриотизма использовались и в русской армии. Русский военный публицист П.Залесский отмечал, что в армии не говорили о правде жизни, прошлое преподносили в фантастическом виде. Особенно хороша "победоносная" армия и исключительный в мире солдат, вышедший из "богоносного "народа". В армии, особенно среди молодых офицеров, использовался лозунг российских чиновников: "Патриот не должен позволять вольнодумства и колебания государственных основ ни себе, ни другим.[414]

Объединение людей, идея единства человечества, выход народов, культур за границы государств требовало взаимосвязи государств, патриотизма космополитического, который предполагал любовь не только к своему отечеству, но и к уважению других народов, других культур, религий. Конечно, для такого патриотизм нужны другие люди. Не случайно, русский военный писатель А.Мариюшкин писал: "Если люди еще до сих пор не научились как следует любить свое отечество, - то вряд ли можно поверить, что они научились любить весь мир".[415]

В творчестве Лескова всегда были герои, преданные России и он призывал в развитии России опираться на национальные традиции и культурные ценности. Патриот России, Лесков видел дурное в своем Отечестве, критиковал "официальный патриотизм", "исторических проходимцев". Вместе с тем, отличал свое народное "от крепко привитого чужеземного".[416]

Рассказы, очерки В.М.Гаршина имеют громадный космополитический общечеловеческий смысл. Творчество Гаршина – это выход за границы собственного Я, выход в большой внешний мир.[417]

Герои творчества Гаршина размышляют о том, в чем смысл жизни, о роли нравственности в измерении мира, чувствуют чужую боль как общую, как свою. Они бойцы человечества, готовы бороться разом со всем злом в мире.[418] Человеку дано право казнить зло во имя добра без пощады.

Отношения людей друг к другу всегда были актуальны в России.

Русский писатель Б.К.Зайцев (1881-1972) отмечал, что сознавать себя "помнящим родство" и наследниками величия не значит ненавидеть или презирать другие народы, иные расы.[419] В.В.Зеньковецкий отмечал, что Достоевский звал к "людской общей целостности", к подлинному братству, к преодолению национальны эгоизмов, всю жизнь мечтал о примирении всех народов.[420] Такую позицию занимал и Б.К.Зайцев (1881-1972). "Любить, - писал он, - не значит превозноситься. …не значит ненавидеть или презирать другие народы".[421] Л.Н.Толстой предлагал путь совершенствования человека, путь преобразования вражды между людьми, путь сотрудничества. Теоретик русского анархизма П.Кропоткин создал концепцию взаимопомощи и сотрудничества людей.

Космополиты России отношения людей рассматривали широко, включая отношения всех социальных групп, религиозных конфессий и, конечно, отношения власти и народа. Что касается отношения власти и народа, то космополиты допускали критику самодержавия, бесправия народов. М.Е.Салтыков-Щедрин прогнозировал будущее человечества, он был уверен, что произойдет крушение глуповского строя на земле.

Миролюбие народа, государства – важный компонент космополитического мировоззрения, космополитической политики. П.Кропоткин был ненавистником войн, военщины. Он не оставлял для военщины никакого места в будущем человечества. В 1917г. П.Сорокин писал об основах будущего мира: "Основной целью будущего мира должно быть создание таких внутри и межгосударственных отношений, которые всего прочего гарантировали бы мир на будущее время и делали бы наименее возможной войну", т.е. "мир всего мира", если не на века, то на наиболее продолжительное время".[422]

Заимствование в области политики, экономики, культуре одних народов, государств у других – один из принципов космополитизма. Русский ученый Н.Кареев рекомендовал избегать всякой односторонности в научном мышлении, пользоваться результатами мысли других народов, которые развиваются по иному типу и имеют иной исторический опт. [423]Вместе с тем, он считал, что обрусение науки должно составлять не в одном усвоении отовсюду разнообразных точек зрения, но в самостоятельной переработке усвоенного с присоединением к нему того, что выработала сама русская жизнь".

Поскольку речь зашла о заимствовании, то и здесь надо соблюдать меру и рациональность. Абсолютизация военной разведки вела к застою, и отставанию в развитии военной мысли.

Российские философы, историки, сторонники космополитизма использовали космополитическое измерение политическое устройство демократических, авторитарных и тоталитарных государств.

По мнению русского писателя В.Гаршина, творчество Л.Толстого вбирает в себя многие идеи философские, религиозные, нравственные, к которым в разное время и по-разному обращаются люди в поисках пути справедливого устройства мира.[424] И.Кириевский полагал, что в основе устройства государств должна быть духовная гармония и целостность духа.[425]

Н.Я.Данилевский выработал некоторые критерии пригодности федеративного устройства государств: один и тот же народ не может составлять федерации, если не удален от своих соседей труднопроходимыми физическими препятствиями; не могут составлять постоянной федерации народы, не связанные племенным родством; она должна быть устроена или по типу равновесия частей или по типу гегемонии; невозможна при дуалистическом типе, она быстро уничтожит сама себя.

Автор приводит в пример швейцарскую федерацию: природа от внешних угроз; нейтралитет; равновесие кантонов.[426]

Русские философы, ученые, деятели культуры осуждали тоталитарные режимы. Так, русский философ С.Л.Франк отмечал, что в теократическом государстве завет любви осуществляется силой принуждения и человечество было направлено к вольному богосыновству через рабское подчинение святыне власти.[427]

Нельзя, конечно, умолчать об отношении Набокова к коммунистической идеологии: "скучная страница в праздничной истории человечества, как отрицание земных и наземных красот, как нечто, глупо посягающее на мое собственное Я, как поощрительницу невежества, тупости и самодовольства".[428]

Русская интеллигенция с позиций космополитизма реагировала на религиозные проблемы.

Князь Е.Н.Трубецкой осуждал взгляд на русскую нацию как на единственный в мире народ-богоносец, на отождествление национальной идеи с мессионизмом. Он критиковал лидера славянофилов Хомакова, который ставил знак равенства между вселенским и "православным". Л.Карсавин осуждал тех, кто считал, что православие имеет преимущество над католицизмом и протестантизмом.[429]

Русские интеллигенты осуждали Ю.Ф.Самарина, который в 1870г. в "Вестнике Европы" опубликовал статью, где призывал обратить поляков в православие.[430]

Естественно, что философы, ученые имели свое мнение в отношении человека к природе. Русский философ С.Л.Франк (1877-1950) ставил вопросы о гармонии между природой и человеком, о жажде овладения природой и слияния с ней.[431] П.Кропоткин подчеркивал, что человек не властелин природы, не ее повелитель, а является органической ее частью. Он разработал концепцию места человека в естественно-органическом мире.

Противники космополитического мировоззрения, а их было много, считали, что человек отделен от природы, он поставлен над природой.

В России космополиты производили космополитическое измерение истории. Их интересовали такие проблемы, как относиться к прошлому, место государства в историческом процессе, роль личности, народа в истории, сохранение и охрана государства, историческая судьба народа, роль войн и революций и др. Русский философ Г.П.Федотов отмечал, что прошлое России может быть хорошим союзником при решении проблем настоящего и даже будущего.

Военный публицист П.Залесский высказал свое мнение, какой должна быть историческая наука: "Прошлое должно быть изучено честно, с полным очищением его от лжи, реляций и прикрас казенных историков: чтобы совершенствовать и побеждать.[432]

За правдивую и объективную историю выступал и русский ученый Н.И.Кареев (1850-1932). Он убеждал, что надо стоять за трезвую точку зрения, "не умеющую идеализировать какую бы то ни было действительность, ни свою, ни чужую, ни теперешнюю, ни прежнюю, - точка зрения реализма в области правды, не отвергающего идеализма в области мечты, но не смешивающего вымысла с истиной".[433] Кареев выступал за то, чтобы в России разрабатывали историю и других государств, а также всемирную историю.[434]

Образ России создавали Н.М.Карамзин, Н.И.Костомаров, В.О.Ключевский.

И.В.Кириевский, автор философско-религиозного учения о "цельности духа", согласно которого вера соединена с разумом. "Цельность духа" должна лежать в основе "цельности бытия". Кириевский был и автором идеи "верующего мышления", которое объединяет разум, волю, чувства и совесть".[435] (Под поиском он понимал соборное, коллективное действие).

В России ученые, философы, деятели культуры хорошо знали идею о "гражданине мира".

Юный Набоков воспитывался, прежде всего, как "гражданин мира". Он знал несколько языков; увлекался не только русскими видами спорта (теннис, шахматы); увлекался этномологией.

Набоков осуждал национализм: "Я писатель и не могу быть националистом, потому что национализм неизбежно связан с полностью и жестокостью".

Зарубежные критики ценили его космополитическую сущность. Он казался им прообразом грядущих авторов "космополитической культуры".

По мнению Гаршина, категории пространства и время – категории нравственные.[436] Добавим, категории космополитизма.

Лесков приоритет отдавал не политике, ни ее представителям, а нравственности и общечеловеческим ценностям.[437] По мнению Лескова, многие политики России не имеют никакого нравственного права выступать в качестве представителей России.

О Ф.И.Тютчеве можно сказать его словами: "На древе человечества высоким и лучшим был его листом".[438]

Против идей космополитизма выступали некоторые представители российской интеллигенции, в частности, русские символисты, которые полагали, что личность неспособна выйти за пределы своего "я". Вспомним Д.С.Мережковского (1866-1941):

"В своей тюрьме – в себе самом.

Ты, бедный человек,

В любви, и в дружбе, и во всем

Один, один навек!"[439]

После общей оценки космополитизма в России целесообразно раскрыть персональный вклад в развитие космополитизма российских философов, ученых, деятелей культуры, литературы.

Большой вклад в развитие идеологии космополитизма внес выдающийся русский философ Н.А.Бердяев.

Анализируя с позиций космополитизма природу человека, Н.Бердяев ввел понятие "Высший образ человека", которое позволяет более глубоко и полно раскрыть его природу.

Он считал, что человеку, человечеству нужно сознание, которое "прямо противоположно тому, на котором покоилось наше народничество всех оттенков с его распределительной моралью".[440] По его мнению, связь с природой, космосом требуют неизмеримо большую самодисциплину человека, чем та, которая есть в настоящее время; высокой степени обладания самим собой, своими собственными стихиями; кто господствует над самим собой, может господствовать и над миром.[441]

"Высший образ человека" предполагает, что человек космическое существо, а не обыватель на поверхности земли.[442]

"Высший образ человека" проявляется в пространстве и во времени. В пространстве он охватывает все континенты, все этносы, религии, локальные цивилизации; связан с природой, космосом. "Высший образ человека" должен соответствовать всемирно-историческому пути человечества, его единству; он нуждается в его защите. Что касается проявления "Высшего образа человека" во времени, то современный человек не обладает для этого необходимыми качествами.

Бердяев считал, что более глубокое сознание возможно лишь на религиозной почве. По его мнению, угроза мировой катастрофы должна способствовать религиозному углублению жизни.[443] Углубленный, религиозный взгляд на жизнь "принимает жертвы и страдания во имя высшей жизни, во имя мировых целей, во имя человеческого восхождения".[444]

Если видеть человека взглядом более углубленным, более религиозным, то открываются в нем историческте, мировые сверхличные ценности: "Историческая судьба народов и всего человечества есть моя судьба, я в ней и она во мне. Я живу в прошлом и будущем истории моего народа, истории человечества и истории мира. И все жертвы всемирной истории совершаются не только мною, но и для меня, для моей вечной жизни". [445]"Каждый человек, - писал Бердяев, - всемирный по своей природе и что в нем и для него совершается вся история".[446] Жертвы и страдания могут быть, по Бердяеву, оправданы, если видеть эту глубину всякого существа, на который судьба национальная, историческая и мировая есть его собственная судьба.[447]

"Высший образ человека" нуждается в охране, защите. Историческая судьба человечества состоит в том, чтобы охранять "Высший образ человека".

Бердяев раскрыл содержание исторической судьбы человечества. По его мнению, она совершается "через очень трагические противоречия, не прямыми, нравственно ясными путями. Исторические пути человечества, исполнение противоречий, заключают в себе большие опасности, возможности срыва вниз и отбрасывания назад, к инстинктам звериным, но их нужно мужественно пройти, охраняя "Высший образ человека".[448] Он осуждал те многие государства, которые безответственны за решение исторических судеб человечества.

Бердяев обратил внимание на необходимость "религиозного переживания исторических катастроф".[449]

Бердяев поднял вопрос о развитии личности. "Господство частных оценок и частных точек зрения на жизнь, - писал он, - не способствует расцвету личности… "Яркие творческие индивидуальности всегда ведь обращены к мировому, к "историческому", а не к частному".[450]

К космополитическим проблемам Бердяев относил мораль, ее воспитанию. Он полагал, что мораль должна изменяться, включая охват большее количество людей, мораль должна быть тоньше, конкретнее, при формировании морали необходимо учитывать этнические и религиозные особенности.

Бердяев верил, что "ядро русского народу нравственно – здоровое". Однако он писал: "Но в нашем буржуазно-обывательском слое не оказалось достаточно сильного нравственно-гражданского сознания, нравственной и гражданской подготовки личности".[451] Российская власть "боялась самодеятельности и активности русского человека, она слагала с русского человека бремя ответственности за судьбу России и возлагала на него службу".[452] И Бердяев конкретитизировал: "Дуалистическое религиозное и моральное воспитание, всегда призывавшее исключительно к смирению и никогда не призывавшее к чести, пренебрегавшее чисто человеческим началом, чисто человеческой активностью и человеческим достоинством, всегда разлагавшее человека на ангельско-небесное и зверино-земное, косвенно сказалось теперь, во время войны. Святости все еще поклоняется русский человек в лучшие минуты своей жизни, но ему недостает честности, человеческой честности".[453]

Бердяев большое внимание уделял проблемам объединения человечества, его единству, мирового пути бытия. Он сформулировал принцип ерархичности бытия: "Весь мировой путь бытия есть сложное взаимодействие разных ступеней мировой иерархии индивидуальностей, творческого врастания одной иерархии в другую, личности в нацию, нации в человечество, человечества в космос, космоса в Бога".[454]

Принцип иерархичности мирового бытия человечества особенно актуален в настоящее врем. Принцип иерархичности безусловно необходим расширить, конкретизировать. Необходимо выработать концепцию всемирной иерархичности, которая бы определяла механизм учета особенностей иерархичности для демократических авторитарных и тоталитарных государств, для локальных цивилизаций, для всех культур религиозных конфессий, для этносов. В основе механизма должна лежать мораль, справедливость, гуманизм, законность, приоритет общего над частным. Концепцию должны принять к исполнению все государства, союзы, народы, этносы, религии. В центре концепции должны лежать интересы человека и человечества.

Как уже отмечалось космополитическая цель человечества – добиться его объединения и единства. В процессе объединения людей, формирования единства человечества Бердяев рекомендует придерживаться приоритетов. Бердяев писал, что углубление мировоззрения может привести человеческую личность, так трагически поставленную перед мировыми проблемами, к сознанию своего мирового, исторического, а не "частного только призвания".[455] "Всякое творчество и всякая история есть любовь к дальнему, а не любовь к ближнему, любовь к ценности (мое – единое человечество), а не к благополучию".[456] Бердяев отдает приоритет историческому пути человечества, мировой истории, исторической мысли над провинциализмом, национальном эгоизмом, национальными интересами. "Частный взгляд на жизнь, для которого все историческое, мировое сверхличное – чуждое и инородное, делает рабом, способным лишь на рабий бунт", - писал Бердяев.[457]

Бердяев осуждал общество, которое не видит принадлежности общества "ко всему круговороту природного порядка или природного беспорядка".[458] Большинство людей не сознает свою всемирность, в этом проявляется узость, ограниченность человеческого сознания, а ведь "каждый человек – всемирный по своей природе и что в нем и для него совершается вся история".[459] Бердяев очень обеспокоен уровнем сознания масс: "Каждый Петр и Иван, - писал он, - мировое существо, в глубине своей сообщающиеся со всем историческим и сверхличным. Для огромной массы Иванов и Петров этот мировой процесс протекает в их бессознательной или подсознательной стихии. Но сознание этой массы должно быть поднято до этого мирового сознания, а не до того рабски – обособленного сознания, для которого все мировой оказывается внешним и навязанным".[460]

Оценивая прошлое, Бердяев пишет, что общество было вырвано из жизни космической, из мирового, космического целого. Общество было замкнутым, человек "был выдворен на замкнутую социальную территорию, на ней захотел он быть господином, забыл обо всем остальном мире и об иных мирах, на которое не простирается его власть и господство".[461]

Бердяев предупреждает, что великие исторические проблемы не кончились. На планете в идеологии имеются скрытое отрицание всяких исторических задач.[462] Это особенно актуально в настоящее время.

Бердяев поднял вопрос о восприятии человечеством жестокости в мировом процессе. Он дал ответ на этот вопрос: "Кто хочет свершения исторических судеб человечества, его развития ввысь, тот обязан принять жестокость и боль, заковать себя в броню". "Тот же, кто не хочет никакой жестокости и боли, не хочет самого возникновения мира и мирового процесса, движения и развития, хочет, чтоб бытие осталось в состоянии первоначальной бездвижимости и покоя, чтобы ничто не возникало".[463] И Бердяев заключает: "Тот, кто принимает мировой процесс, историческое развитие, тем самым принимает жестокость и боль и оправдывает их".[464]

Отношение людей в государстве: отношение государств, народов; отношение светской власти и религиозных организаций объект космополитизма, которым уделял внимание Бердяев. Так, определяя место государств в системе ценностей, он писал: "Царство кесаря не должно посягать на царство Божье и требовать воздаяния Божьего кесарю".[465]

Бердяева особенно интересовали отношения народов, государств во время войн. В годы Первой мировой войны его интересовали отношения России и Германии. "Россия должна быть "свободной от ненависти к Германии, от порабощающих чувств злобы и мести, от того отрицания ценного в духовной культуре врага, которое есть лишь другая форма рабства… По его мнению, даже война должна выполнить воспитательную созидательную роль: "Война должна освободить нас, русских, от нездорового отношения к Западной Европе, как к чему-то далекому и внешнему предмету, от страстной влюбленности мечты, от программной ненависти и страха".[466]

Бердяев многие свои статьи, книги посвятил патриотизму и космополитизму. Что касается себя лично, то он считал себя гражданином своего отечества и гражданином вселенной.[467] Он выдвинул критерии русского патриота: "Человек должен любить свою землю, любить во всех ее противоречиях, с ее грехами и недостатками".[468] Патриотизм необходим, но он должен выходить до понимания человечества. Это требование особенно актуально. В мировом сообществе такого понимания патриотизма нет ни одного государства. Что касается конкретных граждан, то такие имеются в демократических странах. В авторитарной России таких патриотов почти что нет. Чувствовать себя гражданином вселенной вовсе не означает потери национального чувства и национального гражданства. "Кто не любит своего народа и кому не мил конкретный образ его, - писал Бердяев, - тот не может любить и человечество, тому не мил и конкретный образ человечества".[469] Он считал, что патриоты России не "дотягивали" до "высшего образа человека".

Бердяев рассматривал проблемы соотношения человечества и национальности, национального и общечеловеческого, империализма и национализма.

Он считал, что творческий национальный путь и есть путь к всечеловечеству, есть раскрытие всечеловечества в моей национальности, как она раскрывается во всякой национальности.[470] Недопустимо считал он противоположение идеи человечества идее национальности, недопустимо и обратное противоположение. "Нельзя быть врагом единства человечества во имя национальности в качестве националиста. Такое обращение национальности против человечества есть объединение национальности и ее гибель. Творческое утверждение национальности и есть утверждение человечества. Национальность и человечество – одно".[471] Чтобы преодолеть противоположение человечества и национальности, необходимо, полагал Бердяев, "окончательно преодолеть наш отрицательный национализм и отрицательный космополитизм".[472]

По Бердяеву, человек входит в человечество через национальную индивидуальность и доходит до общечеловечности, возводит национальное до общечеловеческого. Он осуждал тех, кто в культуре противопоставлял национальное общечеловеческому. "Общечеловеческое значение имеют именно вершины национального творчества. Все великие национальные культуры – всечеловечны по своему значению".[473]

Рассматривая проблемы объединения людей, единства человечества, Бердяев не мог пройти мимо проблем соотношения империализма и национализма.

В развитии человечества он выделял два процесса: во-первых, универсализация (империализм); во-вторых, индивидуализация (национализм), объединение в огромные структуры и дифференциация малых государств. В империализме он выделял буржуазную и священную составляющие. Священный империализм был в прошлые века (Римская империя, империя Наполеона). Буржуазный империализм – это стремление к мировому господству, колониальная политика. В историческом магистральном пути человечества имеется внешнее выражение в форме колониальной политики.

Колонизация имеет противоречивый характер. "Империализм разделяет и порождает мировую войну, - писал Бердяев. Но он же объединяет человечество, приводит к его единству. Образование больших империалистических тел совершенно неизбежно, через него должно прийти человечество. Это одна из необратимых тенденций исторического процесса человечества имеет к единству через борьбу, распрю и войну. Это печально, это может вызвать наше негодование. Это показатель большой тьмы, в которую погружены самые корни человеческой жизни, но это так. Гуманитарный пацифизм провозглашает превосходные истины, но он не угадывает путей, которыми совершается историческая судьба человечества".[474]

Философ отдает приоритет в историческом пути человечества космополитическому подходу над провинциализмом, национальным эгоизмом, национальными интересами. "Империализм с его колониальной политикой есть одно из внешних выражений этого неотвратимого движения истории", - писал он.[475]

Бердяев выделял специфику английского империализма, он был "мирный, не милитарный, культурно-экономический, торгово-морской. Нельзя отрицать империалистического дара и империалистического призвания английского народа. Английский империализм был географически-империалистическим. "Миссия эта лежит в сфере высшей духовной жизни, - писал он, - но она нужна во исполнении исторических судеб человечества".

Великие империи выполняли объединительную функцию, своим универсализмом они охватывают каждую национальную индивидуальность. Характеризуя универсализацию, Бердяев писал: "Великие державы ведут мировую политику, претендуют распространять свое цивилизующее влияние за пределы Европы, на все части света и все народы, на всю поверхность земли. Это политика империалистическая, которая всегда заключает в себе универсалистическое притязание и должна быть отличаема от политики националистической".[476] Бердяев ценил интеллект и моральный облик Н.Б.Струве. "Величайшие державы стремятся к бесконечному и ненасытному расширению, к поглощению всего слабого и малого, к мировому могуществу, хотят по своему цивилизовать всю поверхность земного шара".[477]

Великие государства ведут между собой борьбу за гегемонию. Их политика – политика империалистическая, политика империалистического расширения. Это, по Бердяеву, рок всякой великодержавности.

Бердяев не отождествляет империализм и империалистическую политику расширения. "Объективный смысл империализма глубже и шире того, что на поверхности называют империалистической политикой, - писал он. Империализм, как бы ни были часто низменные его мотивы и дурные его приемы, все же выводит за грани замкнутого национального существования, он выводит за грани Европы в мировую ширь, за моря и океаны, объединяет Восток и Запад. Пафос всемирности живет и в торгово-промышленном империализме".[478] Бердяев считал, что борьба империалистических государств способствует единению человечества. Борьба таких государств приводила к огромным жертвам, "но за ней, по Бердяеву, скрыта была идея мирового единства человечества, преодоления национальной обособленности".

На этом останавливаться нельзя. Бердяев прав, что к единству человечества используются мотивы и дурные приемы. Но эти мотивы и приемы одновременно снижают эффективность образования единства. Иначе говоря, империалистическая политика, империализм, который глубже и шире империалистической политики, противоречиво влияют на единство человечества. Противоречия могут иметь политический, социальный, экономический, этнический, культурологический и религиозный характер.

Империализм, по Бердяеву, с его мировыми притязаниями вовсе не означает непременно угнетения и истребления малых национальностей. Империализм не есть непременно разбухание одной какой-нибудь национальности, истребляющей всякую другую национальность… Германия не имеет империалистического призвания и что империализм есть лишь зазнавшийся свыше всякой меры национализм… Бисмарк был лишен империалистического сознания, и политика его была лишь национальной.[479]

Бердяев ввел понятие "новое средневековье", под которым он понимал "процессы, направленные к преодолению национальной замкнутости и к образованию универсального единства". Он называл концом новой истории ее индивидуалистического духа и началом нового средневековья".[480]

Бердяев полагал, что национальность является сложным историческим образованием, которое формируется "в результате кровного смешения рас и племен, многих перераспределений земель, с которыми она связывает свою судьбу, и духовно-культурного процесса, созидающего неповторимый духовный лик".[481] Национальность есть бытийственная индивидуальность, одна из иерархических ступеней бытия, другая ступень, другой круг, чем индивидуальность человека или индивидуальность человечества, как некой соборной личности. Установление совершенного братства между людьми не будет исчезновением человеческих индивидуальностей, но будет их полным утверждением. И установление всечеловеческого братства народов будет не исчезновением, а утверждением национальных индивидуальностей.[482] Национальность иерархически соподчинена человечеству и космосу.[483]

В национализме Бердяев выделял позитивную и негативную составляющие. Плодоносный национализм утверждает историческое народное бытие, благо и ценности; раскрывает и развивает индивидуальное народное бытие, которое раскрывает изнутри всечеловечество. Он укрепляется на позитивной почве, не претендует на универсальность и исключительность. Пагубный национализм отрицает другие нации, общение с ними. Он претендует на безграничность, не вмещает в себе вселенского духа, стремится быть всем, все поглощать, обладает самомнением.

Национализм в своем положительном утверждении, в момент исключительного духовного подъема переливается в мессионизм.[484] В начале XIX в. в Германии национальный подъем у Фихте переступил границы и превратился в германский мессионизм; национализм славянофилов переходил постепенно в мессионизм. Мессионизм, возникший на религиозной почве, не терпит сосуществования, он – единственный, всегда вселенский по своему притязанию.[485] Национализм отличается от мессионизма по происхождению, задачам, по природе.

Анализ творчества Бердяева позволяет выявить и другие черты космополитизма. Он считал, что идеология космополитизма имеет не классовый, а общечеловеческий характер. По его мнению, всечеловечность не имеет ничего общего с интернационализмом, всечеловечность шире, глубже, высшая полнота.[486] Бердяев продолжил: "Вся жизнь наша должна быть ориентирована на конкретных идеях нации и личности, а не абстрактных идеях класса и человечества".[487] И еще: "Судьба России бесконечно дороже судьбы классов и партий, доктрин и учений. Зоологическое национальное чувство и инстинкт, которые так пугают гуманистов космополитов, есть элементарное и темное еще стихийное состояние, которое должно быть преображено в творческое национальное чувство и инстинкт".[488] Общечеловеческая идеология стоит над политикой.

Не обошел Бердяев молчанием в этой связи и русского человека. "Для всечеловечества необходимо возведение русского человека до всечеловеческого значения, а не превращать его в отвлеченного, пустого человека".[489]

Общечеловеческий космополитизм, по Бердяеву, осуждает замкнутость и ограниченность человека и общества; изоляцию, замкнутость, недолговечные и поверхностные теории, идеологии; утопизм, оторванность от природы.

Космополитическая идеология, по Бердяеву, в отличие от социологических идеологий менее оптимистическая, менее благополучная, но более беспокойная, более способна к прогнозированию, неожиданностям, более широкая и глубокая.[490]

Объектами и субъектами настоящего космополитизма являются: мировое бытие человечества; историческая судьба человечества; всемирно-исторический путь к единому человечеству; историческое мышление; решение мировых задач; духовное обновление человечества; образ жизни человечества; культура, наука, искусство, религия, создание благ для жизни, рост народонаселения; войны, революции; гармония с природой; "высший образ человека"; проникновение в Космос и в недра Земли.

Космополитическая идеология требует со своих позиций оценки явлений, процессов, событий, в том числе войн, революций, локальных цивилизаций, государств, союзов, наднациональных структур. Космополитическая идеология предполагает устанавливать связь человечества с природой, творчески-активного обращения к космической жизни, как в познании, так и в действии.[491] Космос присутствует в сознании человечества. Недооценка космополитического подхода к природе опасна в связи с возможными различными природными катастрофами.

Космополитизм не отрицает ценности индивидуального в человеке, государстве, в человечестве, не проповедует отвлеченного человека и отвлеченного человечества. В поле зрения космополитического сознания находится человек.[492] Человек - существо космическое, а не обыватель на поверхности Земли. Он "находится в общении с миром глубины и с миром высоты. Человек – не муравей и "человеческая общественность – не муравейник".[493] Космополитизм не проповедь отвлеченного человека и отвлеченного человечества. Это мечта о едином, братском и совершенном человечестве.[494]

Бердяев видел, что некоторые космополиты отходят от идей, принципов космополитизма. Он упрекал космополитов, которые "находятся во власти довольно низких понятий о национальности, они одинаково разобщают бытие национальное с бытием единого человечества".[495]

Бердяев подчеркивал, что решение космополитических проблем во многом зависит от политического устройства государств, в том числе от централистского или федералистского устройства.

Он признавал роль славянства в объединении человечества, в формировании его единства, и оценивал его через анализ двух течений – славянофильства и западничества. Что касается славянофилов, то они, по Бердяеву, не поднялись еще до всечеловечности, они не преодолели еще корыстного национального самоутверждения.[496] Славянскую идею в России отвергали русские либералы и революционеры. Бердяев считал вредной идею славянофилов, что "славянские ручьи сольются в русское море".[497] Бердяев был убежден, что русская мысль и русская жизнь должны быть радикально освобождены от мертвенных и мертвящих сторон славянофильства… У славянофилов было много фальши и лжи, много рабства у материального быта, много "возвышающих обманов" и идеализаций, задерживающих жизнь духа.[498]

Славянское единство было невозможно из-за негативного отношения к католичеству. Бердяев критиковал лидера славянофилов Хомякова, у которого, вся святыня вселенской церкви Христовой – свобода, любовь органичность, единство – все заключено лишь в восточном православии, в западном же католичестве ничего такого нет, есть одни лишь уклоны и грехи человечества.[499]

В рамках славянства Бердяев большое внимание уделял отношениям России и Польши, русских и поляков, православия и католицизма. У славянофилов не было славянского единства, братства в отношении польского народа. Они считали, что славянский мир должен быть православным; полонизм считался католической опасностью. Бердяев считал, что в такой ситуации славянское единение было невозможно. Славянофильство отпугивало не только поляков, славян, но и прогрессивные слои русского общества.[500]

Бердяев думал о русских и поляках, и считал, что "эти разные народные души могут не только понять и полюбить друг друга, но и почувствовать свою принадлежность к единой расовой души и сознать свою славянскую миссию в мире.[501] Поэтому он полагал, что Россия должна была искупить свою историческую вину перед польским народом. Бердяев считал, что Россия должна у себя освободить угнетенных славян.[502]

Он был уверен, что славянское единение невозможно на основе ни славянофильства, ни западничества. Славянская идея шире православия, она должна основываться на нескольких религиях. В России этому мешал религиозный национализм.[503]

"Русское самосознание не может быть ни славянофильским, ни западническим, так как обе эти формы означают несовершеннолетие русского народа, его незрелость для жизни мировой, для мировой роли", - писал Бердяев.[504]

Бердяев высоко ценил католичество. По словам В.Зеньковского, он нередко посвящал отдельные этюды общей характеристике его жизни. Он хорошо также знал католицизм в его различных течениях.[505]

Бердяев выразил свое мнение в отношении примирения России и Польши, русских и поляков, православных и католиков. Русский народ должен искупить свою историческую вину перед народом польским, должен "понять чуждое ему в душе Польши и не считать дурным непохожий на его собственный духовный склад. Польский же народ должен почувствовать и понять душу России, освободиться от ложного и дурного презрения, которому иной духовный склад кажется низшим и некультурным. Русская душа останется православной по своему основному душевному типу, как польская душа останется католической".[506]

Бердяев был сторонником мирового объединения, но мировое объединение он ограничивал Европой и христианством. "Христианство, - писал он, - есть окончательное утверждение единства человечества, духа всечеловечности и всемирности. И это было вполне осознано католичеством, хотя и скреплено с относительными телесно-историческими явлениями (папизм)".[507] Он был сторонником "единого христианского космоса".[508] Объединительную роль христианства Бердяев аргументировал тем, что христианство не допускает народной исключительности и народной гордости, осуждает то сознание, по которому мой народ выше всех народов и единственный религиозный народ.[509]

Философ очень часто вновь и вновь обращался к проблемам роли и месте России в мировом сообществе, во всемирной истории. Бердяев задавал вопросы: Что есть Россия? К чему она призвана? И был уверен, что душа России не покрывается никакими доктринами.[510] Он выступал за то, чтобы Россия, которая не вошла еще в жизнь европейского человечества, имела свою национальную идею с целью познать страну; определения ее мировые задачи, место в мире, место в обеспечении единства человечества.[511]

Бердяев считал Россию бытийственным фактом, через который все мы пребываем в человечестве. И Россия должна быть возведена до общечеловеческого значения. Россия является великой реальностью и она входит в другую реальность, именуемую человечеством, и обогащает ее, наполняет ее своими ценностями и богатством. всечеловечество имеет великую нужду в России.[512] Россия является организмом в мире, которая имеет специфическое призвание и свой лик.[513] Для всечеловечества, по Бердяеву, необходимо возведение русского человека до вселенского значения.[514]

Бердяев сравнивал Россию с Германией начала XX века. Он характеризовал идеологию Германии как расовую, агрессивную, стремящуюся к мировому господству. Идея Германии о мировом господстве не является мировой идеей, она является препятствием на путях соединения Востока и Запада. Она не решает основной задачи всемирной истории, единства человечества. В русском духе заключен большой христианский универсализм, большее признание всех и всего в мире.[515] Русский народ из всех народов мира наиболее всечеловеческий, вселенский по своему духу… и призвание русского народа должно быть дело мирового объединения, образование единого христианского духовного космоса.[516] Бердяев писал: "В России давно уже нарождалось пророческое чувствование того, что настанет час истории, когда она будет призвана для великих откровений духа, когда центр мировой духовной жизни будет в ней".[517] В мировую эпоху Россия должна сказать свое слово миру.[518]

Бердяев оправдывал участие России, как и других стран, в том, что она "внесет в мир большие ценности". Он был убежден, что Россия "поднимет человечество на более высокую ступень бытия". Это было оправдание России, ее народа перед высшим смыслом жизни.[519] Бердяев видел Россию как освободительницу народов, что было заложено в ее особенном духе. Он полагал, что справедливость мировых задач России предопределена уже духовными силами истории.[520] Как ни поверхностны, как ни банальны были космополитические доктрины интеллигентными, писал Бердяев, - в нем все-таки хоть искаженно, но отражался сверхнациональный всечеловеческий дух русского народа".[521]

Думая о России, о русском народе, Бердяев отмечал, что в христианской истории нет одного избранного народа Божьего, но разные народы в разное время избираются для великой миссии, для откровений духа.[522]

Бердяев был против, чтобы слишком великая Россия стала на путь расширения и владычества. Миссию России он видел в защите и освобождении маленьких народов.

Бердяев, рассматривая роль России в мире, отмечал при этом негативные стороны в ее политике, идеологии, в космополитическом сознании.

Бердяев считал, что в России было равнодушие к истине, идеям, идейному творчеству; нелюбовь к мысли, ее инертность и упрощенчество. "Этот аскетизм в отношении к мысли и к идейному творчеству одинаково утверждается у нас и с точки зрения религиозной и с точки зрения материалистической", - отмечал он.[523] "Рабство мысли, по мнению Бердяева, привело в широких кругах русской интеллигенции к идейной бедности и идейной отсталости. Идеи, которые многим еще продолжают казаться "передовыми", в сущности очень отсталые идеи, не стоящие на высоте современной европейской мысли. Сторонники "научного" миросозерцания отстали от движения науки на полстолетия.[524] И Бердяев продолжил, наша "передовая" интеллигенция безнадежно отстает от движения европейской мысли, от все более и более усложняющегося и утончающегося философского и научного творчества.[525] По мнению Бердяева, в России все еще недостаточно раскрыто человеческое начало, оно все еще в потенциях, великих потенциях, но лишь в потенциях.[526] Русский человек никогда не чувствует себя организатором, он привык быть организуемым. "Нравственная самодисциплина личности никогда у нас не рассматривалась как самостоятельная и высшая задача, - с горечью отмечал Бердяев. Русский человек привык думать, что бесчестность не великое зло, если при этом он смиренен в душе, не гордится, не превозносится".[527]

Бердяев считал, что все великие народы проходят через мессианское сознание. Вместе с тем, он писал: "Христианское мессианское сознание не может быть утверждением того, что один лишь русский народ имеет великое религиозное призвание, что он один – христианский народ, что он один избран для христианской судьбы и христианского удела, а все остальные народы – низшие, не христианские и лишены религиозного призвания. В таком самомнении нет ничего христианского.[528]

В годы Первой мировой войны Бердяев впервые употребил понятие "отрицательный космополитизм" России и раскрыл его содержание: отсутствие мирового бытия; провинциальное бытие и мышление; отсутствие творческой исторической мысли; элита поглощена национальными проблемами, а не мировыми задачами; неспособность определить свои всемирно-исторические задачи; голый эгоизм национализма не позволяет создать духовное бытие народов.[529]

Пушкин А.С., национальный русский поэт, носитель многих идей, принципов космополитизма. Он определял место России в мире как место всеевропейское и всемирное. Видел цель России в том, чтобы внести примирение в европейские противоречия.

Мировоззрение Пушкина, его творчеств выходило далеко за границы России. Он раздвинул границы русского языка. Пушкин писал: Оставим берега Европы обветшалой; Ищу стихий других, земли жилец усталый; Приветствую тебя, свободный океан".[530] Столетие Пушкина отмечалось в 80-ти городах 35 стран, в Европе, Азии, Африке, Америке и Австралии. Пушкин был гениально способен проникать в дух и быт чужих стран даже отдаленных эпох.

Европейские поэты перевоплощали культуру других стран в свою. Достоевский считал, что у Шекспира его итальянцы сплошь те же англичане. Пушкин, по словам Достоевского, лишь один изо всех мировых поэтов обладает свойством перевоплощаться вполне в чужую национальность.[531] И.С.Тургенев спрашивал: "Можно ли назвать Пушкина всемирным поэтом как Шекспир, Гете, Гомер?" И отвечал: "Да".[532]

Пушкин на внешний мир смотрел глазами национального поэта. Национальная сущность Пушкина явилась основой его всемирности. Пушкин проникал в национальную сущность далеких культур и народов, оставаясь русским поэтом. Он писал: "Я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал", - писал Пушкин П.Я.Чаадаеву.[533]

Пушкин был убежден, что человечество едино, что Россия – страна "всемирной отзывчивости", служит всеобщим интересам, особенно когда человечество больше всего нуждалось в единстве. В письме Чаадаеву поэт подчеркнул, что Петр Великий один есть целая всемирная история.

Поэзии Пушкина пронизана идеями всемирности, в ней отражены культура и образы других народов. Пушкин хорошо знал французскую, английскую и итальянскую литературы, творчество Шенье, Шатобриана, Сисмонди, Гизо, Тьерри, Токвиля, Ламортина, Гюго, Мериме, Стендаля, Бальзака. Особенно часто он обращался к Шекспиру, Вольтеру, Гете, Байрону, Вальтеру Скотту. В 1822г. он писал Гнедичу о том, что "английская словесность начинает иметь влияние на русскую".

Поэт отмечал, что некоторые явления, процессы, события препятствуют объединению людей, единству человечества. По его словам, разделение христианских церквей отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясли.

В поэзии Пушкина рассматривается проблема о взаимоотношении человека и человечества. В стихотворении "Наполеон" он писал: "Ты человечество презрел" и далее вновь о Наполеоне: "Как сердца русских не постигнул Ты с высоты отважных дум?". "Но поздно русских разгадал…".[534]

В "Евгении Онегине" Пушкин дал образ "героя времени", человека нового XIX века, раскрыл черты молодежи века. Образ "героя времени", "лишние люди" Пушкина и Тургенева – это тип человека исторического охвата, космополитического измерения.

В "Медном всаднике" Пушкин раскрыл противоречие между благом государства и счастьем отдельной личности, между властью и народом. Это противоречие - отражение принципа космополитизма.

Оценку творчества Пушкина с космополитических позиций дал В.Г.Белинский. По мнению Белинского, с одной стороны, Пушкин не был бы Пушкиным без Шекспира и Байрона, с другой стороны, Пушкин поднял русскую литературу на уровень мирового искусства. Белинский считал, что творчество Пушкина имеет гуманистический характер, помогает воспитывать "человека в человеке".

Существенный вклад в развитие идей космополитизма внес В.Г.Белинский.

Белинский любил Россию, но не был сторонником ни "ура"-патриотизма, ни лже-патриотизма. "Национальная гордость есть чувство высокое и благородное, залог истинного достоинства, - писал он, - но национальное хвастовство и щекотливость есть чувство чисто китайское".[535] И более жесткое утверждение: "Нападки (даже преувеличенные) на недостатки и пороки народности есть не преступление, а заслуга, есть истинный патриотизм".[536] Читая Белинского, думаешь о современном патриотизме в РФ. Российское "ура"-патриотизма и лже-патриотизма умалчивают об ошибках властей на всех уровнях, преувеличивают их успехи.

Главная заслуга Белинского состоит в том, что в понимании патриотизма он вышел за рамки России. "Что такое любовь к своему без любви к общему? – спрашивал он. Что такое любовь к родному и отечественному? Разве русские сами по себе, а человечество само по себе? Сохрани Бог![537] К сожалению, понимание патриотизма только как национального явления, относится в настоящее время к подавляющему большинству государств мирового сообщества.

Белинский выходил за границы народности, "народного духа", национальных интересов России. Он признавал и интересы общечеловеческие: "Да будет проклята всякая народность, исключающая из себя человечность".[538] "Народный дух" России Белинский трактовал как выражение "духа эпохи, гранью "общечеловеческой жизни", "общемировой идеи".[539] "Мы холодны к своему, равнодушны к родному, но не потому, чтоб холодность и равнодушие лежали в нашей натуре, не потому, чтоб они были каким-нибудь нашим недугом, а потому, что мы еще холодны и равнодушны к общему, к мировому, которое заложено от нас личным. Слово "интерес" мы еще принимаем в смысле "выгоды", а не живого и страстного сочувствия ко всему человеческому, в высшем и благороднейшем значении этого слова", - писал Белинский.[540]

Выход за границы России Белинский осуществил при оценке деятельности Петра I. По Белинскому, мы связаны с ним кровными узами, "но все-таки мы любим и благодарим в Петре не то, что должно или может принадлежать только собственно русскому; но то общее, что может и должно принадлежать всякому человеку, не по праву народному, а по праву природы человеческой".[541]

Белинский призывал изучать историю России, историю человечества. Он часто повторял, что наш век – век искания и тоски по истине. Он был уверен, что нельзя понять историю человечества, если не знаешь, что такое человек? Что такое человечество?

Белинский гордился своим утверждением: "Я в мире борец". Он выступал против властей, которые ставят барьеры в познании правды. "Если истина так слаба и бессильна, что может держаться не сама собой, - писал он, - но охранительными кордонами и карантинами против сомнения, - то почему же она истина, и чем же она лучше и выше лжи, и кто же станет ей верить?[542]

В центре творчества Тютчева был человек. Он спрашивал, скажите мне, что значит человек? Откуда он, куда идет? И кто живет над звездным сводом?[543]

Тютчев задавался вопросом, что такое Россия? "Каков смысл ее существования, ее исторический закон? Откуда явилась она? Куда стремится? Что выражает собою? Правда, что вселенная указала видное место, но философия истории еще не соблаговолила признать его за нею".[544]

Тютчев призывал обновить человечество:

"Запад, Норд и Юг в крушенье,

Троны, царства в разрушенье, -

На Восток укройся дальний,

Воздух пить патриархальный!

В играх, песнях, пированье

Обнови существованье".[545]

В стихотворении "На графа Нессельроде" Тютчев призывал к утопической идее – создать "Великую Греко-Российскую Восточную империю" с Константинополем в качестве столицы".

Поэзия Тютчева проникнута мировым, вселенским, всемирностным, космическим духом. Личные переживания Тютчева были подняты до общечеловеческого значения. Не случайно он употреблял такое понятие, как "всемирное молчание", употреблял такие понятия, как "всемирное молчание", "колесница мировоздания", "восторженный хулитель мироздания".

Он был сторонником глобального мышления:

"Лишь жить в себе самом умей –

Есть целый мир в душе твоей"

Таинственно-волшебных дум;

И оглушит наружный шут

Дневные разгоняют лучи, -

Внимай их песню – и молчи".[546]

За рубежом был глубокий интерес к поэзии Тютчева, к его философской морали.

Тютчев всегда отзывался о великих зарубежных поэтах. Так, о таких, как Гете: они "на древе человечества высоком".

Тютчев поднимал моральные проблемы, включая отношения людей друг к другу. Он задавал вопросы:

"Как сердцу высказать себя?

Другому, как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?"

Он с уважением относился к представителям других религий, другой веры: "Я лютеран люблю богослуженье".[547]

В поэзии Тютчева отражена история эпохи, целостная суть бытия, единение народов.

Тютчев писал о славянах:

"Хотя враждебною судьбиной

И были мы разлучены,

Но все же мы народ единый,

Единой матери сыны".

Он много писал о единении народов:

"Рассветает над Варшавой,

Киев очи отворил,

И с Москвой золотоглавой

Вышеград заговорил!"[548]

О единении народов писали писатели Европы. Тютчев с удовлетворением писал о Шиллере: он "связывал в единый круг народы".[549]

Он осуждал вражду между Востоком и Западом:

"В вражде ли они между собой?

Иль солнце не одно для них.

И неподвижною средою

Деля, не объединяет их?[550]

И еще:

"Опально-мировое племя,

Когда же будешь ты народ?"[551]

Торжество человека и природы пронизывает философскую лирику Тютчева. В природе "есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык". В стихотворении "Князю П.А.Вяземскому" отражено это торжество.

"Теперь не то, что за полгода,

Теперь не тесный круг друзей –

Сама великая природа

Ваш торжествует юбилей…

Смотрите, на каком просторе

Она устроила свой пир –

Весь этот берег, это море,

Весь этот чудный летний мир".[552]

Вместе с тем, Тютчев видел противоречия между человеком и природой, создаваемые по вине человека.

"Невозмутимый взгляд во всем,

Созвучье полное в природе,

Лишь в нашей призрачной свободе

Разлад мы с нею сознаем".[553]

И не менее убедительно: "И мы, в борьбе природой целой покинуты на нас самих".

Тютчев природные явления стремился осмыслить с позиций исторического значения. Он пытался осмыслить историческое значение землетрясения.

О Ф.И.Тютчеве можно сказать его словами: "На древе человечества высоким и лучшим был его листом".[554]

К.Н.Леонтьев выступал против космополитизма как в целом, так и по отдельным идеям и принципам.

"Нам, русским, быть может и скоро, придется утонуть и расплыться бесследно в безличном океане космополитизма".[555] Леонтьев писал, что "космополитизм православия имеет такой предмет в живой личности Иисуса. Космополитизм – это "чисто племенная идея… не имеет в себе ничего организующего, творческого, она есть не что иное, как частное перерождение космополитической идеи неравенства и бесплодного всеблага".[556]

К.Леонтьев религиозный мыслитель, писатель, культуролог критиковал Ф.Достоевского за пафос "всемирной любви" к человечеству. Отрицал веру в общечеловеческое единение, в "собирательное человечество".[557]

Он не соглашался с Достоевским, который признавал космополитическую любовь, считал ее уделом русского народа. "Я постичь не могу, - писал Леонтьев, - за что можно любить современного европейца".[558]

Леонтьев выступал против идеи всеобщего блага: "Терпите! – писал он. – Всем лучше никогда не будет. Одним будет лучше, другим станет хуже. Такое состояние, такие колебания горести и боли – вот единственно возможная на земле гармония".[559]

Леонтьев заявлял, что православная заповедь "возлюби ближнего своего" не является стремлением к всеобщему братству. Он настаивал, что нужно думать о благе "своих", о благе семьи, своего народа, своей страны, а не о благе абстрактного "человечества". Стремление к всеобщему благу, по Леонтьеву, - это разрушение общественного спокойствия.

Леонтьев выделял земные ценности отечества: родовая принадлежность, социальная иерархия, национально-культурная принадлежность – высшие земные ценности, а не индивидуальная свобода, не мнимое всечеловеческое благо и счастье.

Леонтьев отождествлял космополитизм и национализм. По Леонтьеву, демократический космополитизм и национал-шовинизм – две стороны одного и того же мировоззрения.

Набоков любил Россию, русскую природу.

"Ты – в сердце, Россия!

Ты – цель и подножие.

Ты – в ропоте крови, в смятенье мечты!

И мне ли плутать в этот век бездорожья?

Мне светишь по-прежнему ты".[560]

В.Соловьев неоднократно ставил космополитический вопрос "о смысле существования России во всемирной истории".[561] Его волновало, какое новое слово этот новый народ скажет человечеству, что желает он сделать в истории мира"[562] По мнению Соловьева, Россия "должна действительно выполнить свою миссию, всем сердцем и душой войти в общую жизнь христианского мира и положить все свои национальные силы на осуществление в согласии с другими народами, того совершенного и вселенского единства человеческого рода, непреложное основание которого дано нам в Церкви Христовой". [563]

Для осуществления национального призвания России Соловьев отмечал, что "нам не нужно действовать против других наций, но с ними и для них, - в этом лежит великое доказательство, что эта идея есть идея истины. Ибо истина есть лишь форма Добра, а Добру неведома зависть".[564]

Для того, чтобы узнать интересы народа, познать его место в мире, необходимо знать его мнение, а также решимость, чтобы добиться исторических задач.

Мнение общественного мнения народа надо знать. Но Соловьев на этом не останавливается. "Не может уже считаться дозволенным теперь говорить, - считает он, - что общественное мнение нации всегда право и что народ никогда не может заблуждаться в своем истинном призвании или отвергать его".[565] Конечно, Соловьев прав. Многие народы заходили в своем развитии в тупик. Они верили диктаторам, убийцам, "хорошим менеджерам". Это продолжалось сотнями лет. Но в истории были личности, которые выводили народы из тупиковых ситуаций. В настоящее время многие миллионы попали в ловушки диктаторов, авторитарных и тоталитарных лидеров.

По мнению Соловьева, Россия должна иметь национальную идею. Он выработал требования и критерии, которые надо учитывать при формировании национальной идеи. Конкретно: место России в регионе, в мире; отказ от слепого национализма; реально учитывать свои возможности; отказ от авантюризма и политики эгоизма; учитывать интересы народа; учитывать религиозный фактор; оценка мировых событий, тенденций; учитывать историю России, ее традиции; не допустить изоляции от других народов, от мирового сообщества.[566] Соловьев предостерегал, чтобы русский народ не стал орудием "великой идеи" сербской и "великой идеи" болгарской. Он считал, что русская национальная идея должна была позволить войти России в общую жизнь христианского мира, внести вклад в формирование совершенного и вселенского единства человеческого рода.[567] По Соловьеву, национальная идея должна добиться осуществления социальной троицы. "Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы – вот в чем русская идея".[568] Соловьев считал, что национальная идея должна определять, что сделать России через себя для всего христианского мира.

В выработке национальной идеи имелись серьезные трудности и, прежде всего, заточение народа в тесную тюрьму, лишение его воздуха и света, когда сторожили его злые и ревнивые евнухи.[569] "Нельзя безнаказанно написать на своем знамени свободу славянских и других народов, отнимая в то же время национальную свободу у поляков, религиозную свободу у униатов и русских раскольников, гражданские права евреев".[570] Соловьев призывал народы к всеединству, к примирению враждебных социальных групп, религиозных конфессий.

Вместе с тем, в мировоззрении Соловьева была мессионистская составляющая. Он мечтал о третьем Риме, о народе-богоносце. Соловьев писал, что "из всех народов в мире один народ – русский – есть народ теократический или царский, призванный утвердить на земле Царствие Божие в форме святой государственности и общественности".[571] К концу жизни Соловьев понял, - писал Е.Н.Трубецкой, - что государственности, как таковой, нет места в Царствии Божьем, что Царствие Божие даже в земном своем осуществлении не теократично, а анархично".[572]

Взгляды Соловьева выходили за границы русского народа, России, ее культуры, общественного сознания. "Ни один народ не может жить в себе, через себя и для себя, - писал он, - но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общественной жизни человечества".[573] "Сцена всеобщей истории страшно выросла за последнее время, по мнению Соловьева, и теперь совпала с целым земным шаром".[574]

По Соловьеву, смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве. Но эта идея стала плотью, когда абсолютный центр всех существ открылся во Христе. С тех пор великое человеческое единство, вселенское тело Богочеловека, реально существует на земле…[575]

Свое мнение о Соловьеве высказал В.Зеньковский: "Идея единства исторического процесса, всемирно-историческая "установка" у Владимира Соловьева, как основная и характерная особенность его мышления, сохранилась в нем до конца дней".[576]

Заслуга Соловьева состоит в том, что он пропагандировал космополитическую идею о единстве человечества. "Мы должны рассматривать человечество в его целом, как великое собирательное существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации", - писал он.[577] Человечество является субъектом исторического процесса, смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве.[578] В теле человечества вырабатывается общее чувствилище, "вследствие чего каждый частный толчок ощутительно производит всеобщее действие".[579]

Цементирующим фактором единства человечества является нравственность, гуманизм. "Благочестие, справедливость и милосердие, чуждые всякой зависти и всяческому соперничеству, должны образовать устойчивую и нерасторжимую связь между тремя основными действующими силами социального и исторического человечества, между представителями прошлого единства, его настоящей множественности и его будущей целостности", - писал Соловьев.[580]

Из единства человечества Соловьев определяет приоритеты социального, морального и исторического развития, которые особенно актуальны в настоящее время. По его мнению, народы преуспевали и возвеличивались только тогда, когда служили не себе как самоцели, а высшим и всеобщим идеальным благам".[581] И, наконец, пожалуй самый глубокий вывод Соловьева: "Служить народу в человечестве и человечеству в народе".[582]

Соловьев полагал, что в единстве человечества надо видеть как мирское, светское начало, так и религиозное. Он выступал за восстановление церковного единства, которое достигается собиранием христианского общества в живое единство.

Соловьев во взаимоотношении православия, католичества и протестантства видел диалектическую связь. По словам Соловьева, оба направления (Запад и Восток) не только не исключают друг друга, но совершенно необходимы друг для друга и для полноты возраста Христова во всем человечестве.[583] К сожалению, Соловьев не вышел за границы христианского единства. По нашему мнению, всемирное религиозное единство не может быть достигнуто только христианским единством.

Соловьев ограничивал понятие патриотизма, абсолютизировал национальные интересы, несмотря на его понятия приоритетов. Преследовать национальный интерес, по Соловьеву, вот все, что надлежит делать народу, и долг патриота сводится к тому, чтобы поддерживать свою страну и служить ей в этой национальной политике, не навязывая ей своих субъективных идей".[584]

П.Я.Чаадаев также внес существенный вклад в развитие идей космополитизма.

Чаадаев считал, что своими реформами Петр Великий вышел "из тесной ограды родной страны, чтобы занять место на широкой арене человечества".[585] Выход Петра Великого за границы России имел космополитический характер.

Роль России в Европе, в мире Чаадаев видел в том, чтобы "быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великими трибунами человеческого духа и человеческого общества".[586]

Оценил Чаадаев место и роль России с точки зрения географического фактора. По его мнению, география России проявляется во все эпохи жизни, господствует над нашим историческим движением, является фактором политического величия, определяет характер развития.[587] Оценка Чаадаева свидетельствует, что нельзя определить роль и место государства народом, государства в регионе, в мировом сообществе в целом без оценки географического фактора. Таким образом, в географической оценке имеется и космополитическое содержание. Так, политическое величие позволяет выйти на такие космополитические принципы, как роль государства в мире, выход за границы государства, объединение людей, отношение между народами, государствами, единство человечества.

Чаадаев признавал единство человечества даже в том, что наша Земля наполнена и освещена человеческими останками, что Земля – наше общее кладбище.[588]

В понимании патриотизма Чаадаев опередил не только своих современников, но и многие концепции патриотизма первого десятилетия ХХI века. В самом деле: "Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с закрытыми устами… Человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы, прежде всего, обязаны родине истиной".[589] И Чаадаев существенно дополняет: "Мы еще очень далеки от сознательного патриотизма; мы имеем пока только патриотические инстинкты; мы любим наше Отечество еще на манер тех юных народов, которых еще не тревожила мысль, которые еще отыскивают принадлежащую им идею, еще отыскивают роль, которую они призваны исполнить на мировой сцене".[590]

Чаадаев впервые сравнил любовь к Отечеству с любовью к истине и определил приоритеты. "Прекрасная вещь – любовь к Отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине. Любовь к Отечеству рождает героев, любовь к истине создает благодетелей человечества. …Не через родину, а через истину ведет путь на небо".[591] Приоритеты Чаадаева – самый крупный его вклад в идеологию космополитизма.

Чаадаев призывал изучать историю государств и всемирную историю. Знание прошлого поможет решать задачи настоящего, предвидеть будущее. Современные космополиты должны использовать чаадаевское понимание истории: "История всякого народа представляет собою не только вереницу следующих друг за другом факторов, но и цепь связанных друг с другом идей. Каждый факт должен выражаться идеей, через события должна нитью проходить мысль или принцип".[592]

П.Л.Лавров употреблял понятие "космополитическая индустрия и торговля" и предложил несколько космополитических идей, включая единство и солидарность человечества.[593]

"Одним из важнейших моментов в истории человеческой мысли был тот, когда среди наций и государств, борющихся за господство и за взаимную эксплуатацию, восстало пред сознанием личности представление в единстве человечества и его действительных интересах и потребностях, независимо от разделения рас, национальностей и государств", - писал Лавров.[594]

Ученые, мыслители, философы стали мечтать об универсальной жизни для всех наций в государстве. "Апостолы Будды, Христа, Мохаммеда пошли ко всем народам, проповедуя универсальную религию, провозглашая общечеловеческое единство всех верующих".[595] Светская и религиозная мысль приступила к решению очень важной задачи – добиться солидарности людей, солидарности всего человечества. По мнению Лаврова, в духовной истории одновременно шла борьба между эгоизмом, ненавистью, с одной стороны, и солидарностью людей, с другой. Постепенно перед солидаризирующими встал перед народами и государствами вопрос о необходимости единства человечества, независимо от их разделения. Требовалось с позиций космополитизма солидарность людей превратить в солидарность человечества.

История знает о попытках достижения единства человечества. Так, "механическое единство Римской империи – так же мало могло послужить почвою солидарности человечества, как старинные империи Рамзесов и Сенхерибмов".[596] Шло объединение верующих внутри религиозных конфессий. Однако мировые религии не смогли объединить человечество. Была попытка объединить рабочий класс государств в единство человечества не на основе государств, а на почве солидарности людей, на почве интересов рабочих под лозунгом "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".

Белинский назвал М.Ломоносова, пронизанного идеями космополитизма, гражданином неба, гражданином вселенной. Ломоносов мечтал о "веселящейся" России. Он был убежденным противником войн. Для сохранения мира, военного потенциала во время продолжительного мира предложил проводить Олимпийские игры.

Ломоносов утверждал необходимость к деятельной любви к людям. У него не было ненависти к иностранцам. Он был женат на немке, восхищался гением Л.Эйлера, уважал Х.Вольфа, Г.Рихмана, И.Брауна.

Ломоносов вышел за границы собственного "Я", России. Он мечтал о всечеловеческом счастье, перевоплощался "в дух чужих народов", но оставался самим собой, стремился ясным взором охватить совокупность всех вещей. В гимназиях по инициативе Ломоносова изучали языки: латынь, греческий, немецкий и французский.

Ломоносов считал, что ученые "не токмо к принуждению пользы и славы целого государства, но и к приращению благополучия всего человеческого рода".[597]

"Поэзия Ломоносова – это пиршество свободного и здорового духа, вырвавшегося на всечеловеческий простор, осознавшего свое изначальное родство со всем миром, это пиршество, на котором он, по прекрасному выражению В.Ф.Одоевского, "черпал изо всех чаш, забыв, которая своя, которая чужая".[598]

Ломоносов был патриотом России и принадлежал всему человечеству. Он одновременно видел мир в его универсальном единстве, видел мир "в дивной разности".

Гений Ломоносова был проявлением целого человечества, целого народа в лице одного человека. Он обладал способностью вмещать в себя "гений других народов".

Ломоносов выразил свое отношение к взаимоотношению власти и народа. По его мнению, народ имеет обязанности перед властями, а власти – перед народом, перед "каждым человеком".

Он выступал за объективное и правдивое написание истории. Ломоносов выступал против "редактирования истории" властями.

Ломоносов поднял космополитическую проблему о бессмертии. Моральный смысл идеи бессмертия он видел, во-первых, во плоти, теплокровное, осязаемое; во-вторых, жизнь, прожитая только для себя – безнравственна, фальшива; добавим от себя, в-третьих, наследие человека мертво, если за ним не придут многочисленные Ломоносовы.

В России были философы, историки, политики, мировоззрение которых было противоречивым. В их мировоззрении одновременно были идеи космополитизма и антикосмополитизма при разном соотношении. Среди них был и лидер славянофилов – А.С.Хомяков (1804-1860).

Хомяков считал, что ареной борьбы Запада и Востока является содержанием мировой политики, судьбой всего человечества, а не только отдельных народов.[599] Такое космополитическое понимание содержания мировой политики свидетельствует о том, что Хомяков вышел за границы отдельных государств на глобальный уровень.

Хомяков считал человека частью общества человечества и природы. Человек достигает своей нравственной цели только в обществе, где силы каждого принадлежат всем и силы всех – каждому, - писал Хомяков.[600]

Лидер славянофилов, по оценке князя Е.Трубецкого, был полон воинственного духа, хотел господства не только над славянством, но и над миром. Призвание России видел в спасении всех народов земли.[601]

Хомяков был носителем мессианизма, считал Россию избранным народом. По мнению Трубецкого, православие или вселенское христианство для него одно и то же.[602]

Единство человечества, отношение людей в государстве во многом зависит от государственного устройства. Хомяков считал, что всякая федерация является протестом против одного общего начала, она отчуждает людей друг от друга.[603] С такой позицией Хомякова согласиться нельзя. Современный опыт свидетельствует, что федеративное устройство может способствовать объединению людей, установлению гуманных, нравственных и справедливых отношений между представителями разных социальных групп, различных религий, культур.

Рассматривая космополитизм в России, нельзя умолчать о Г.П.Федотове, русском философе и публицисте.

Федотов был сторонником объединения народов, государств в общечеловеческую структуру, "великое отечество". Он понимал тенденцию вступления старых обществ-государств в новые высшие соединения. Федотов писал: "Греко-римские городские общины сливаются в империи, Федеральные княжества – в национальные государства… Ценой отказа от узкой независимости – суверенитета культура покупает себе возможность жизни, роста процветания уже не в Нормандии, не в Новгороде, не в Афинах – а во Франции, в России, в космополитической "Римской Империи".[604]

Римская Империя "интегрировала не одну национальную культуру, а все многообразное единство средиземноморских культур, уже давно тяготевших к единству, несмотря на пестроту национальных и местных антагонизмов. И культура, которую он защищал своим мечом, была не его национальной, римской или Греко-восточной – по своему сознанию, уже вселенской".[605]

На пути к единству пролились реки крови в столкновении Рима с Карфагеном, Босфором, Галлией. По мнению Федотова, дорогу римской государственности прокладывало и космополитическое сознание. Космополитическое сознание – одна из причин формирования империи.

В 1943г. Федотов вновь вернулся к проблеме объединения людей, единству человечества, к "великому отечеству". Он думал о нем и понимал, что мы не созрели до "мирового отечества".

Вместе с тем, Федотов прогнозировал будущее даже когда шла еще Вторая мировая война. Ближайший этап в образовании "великого отечества", по Федотову, образование системы федераций: Центральноевропейская, Восточноевропейская, Дунайская или Балканская, плюс уже существующие: Британская, Российская и т.д. Это было очертание "будущего отечества", т.е. "европейское отечество".[606]

Федотов боялся, что вне Европы (Китай, Индия и др.) расшатает задуманное. И все же он считал, что "трудности, вытекающие из ограниченности будущего отечества, не являются непреодолимыми".[607]

Что касается отдельных государств, то они "могут быть связаны с мировой державой договорными отношениями, делающими и для них возможным участие в экономической и культурной организации мира". Федотов полагал, что будет "опасность будущих конфликтов и войн, связанных с независимостью национальных государств".[608]

Федотов считал, что цель о едином отечестве не является утопией, но утопичны предполагающиеся средства к ней (утопично, что 50 государств откажутся от своего суверенитета). Не утопично, по Федотову, что возможно сильнейшей мировой державой в одном, двух поколениях возможно завоевание мира.[609] По Федотову, война облегчает создание новой государственности.

Федотов задумывался над тем, какая форма мироустройства лучше для будущего мира, для "великого отечества"?[610] "Новое федеративное отечество имеет своей политической предпосылкой гегемонию победителей", - отмечал он.[611]

Федотов был сторонником миролюбивой политики России. Он одобрял, что на Руси церковь порой требовала у княжеской власти подчинения идеальным началам в политике: верности договорам миролюбия, справедливости. Преподобный Феодосий обличал князя узурпатора, а митрополит Никифор мог заявлять князьям: мы поставлены от Бога унимать вас от кровопролития.[612]

Федотов считал, что война – зло, и заявлял, что будущая война (перед Второй мировой войной) приведет к моральному вырождению всего человечества.

Он напрасно с грустью писал, что в религии, в искусстве, в философии нет национального отпечатка, что литература, музыка, живопись космополитичны.[613] Действительно, они космополитичны, космополитизм предполагает единство всемирного и многообразного.

Существенную роль в развитии космополитизма в России внес выдающийся русский философ В.С.Соловьев (1853-19 гг.).

В.Соловьев неоднократно ставил космополитический вопрос "О смысле существования России во всемирной истории".[614] Его волновало, "какое новое слово этот новый народ скажет человечеству, что желает он сделать в истории мира".[615] По мнению Соловьева, Россия "должна действительно выполнить свою миссию, всем сердцем и душой войти в общую жизнь христианского мира и положить все свои национальные силы на осуществление в согласии с другими народами, того совершенного и вселенского единства человеческого рода, непреложное основание которого дано нам в Церкви Христовой".[616]

Для осуществления национального призвания России Соловьев отмечал, что "нам не нужно действовать против других наций, но с ними и для них, - в этом лежит великое доказательство, что эта идея есть идея истинна. Ибо истина есть лишь форма Добра, а Добру неведома зависть".[617]

Для того, чтобы узнать интересы народа, познать его место в мире, необходимо знать его мнение, а также решимость, чтобы добиться исторических задач.

Мнение общественного мнения народа, конечно, надо знать. Но Соловьев на этом не останавливается. "Не может уже считаться дозволенным теперь говорить, - считает он, - что общественное мнение нации всегда право и что народ никогда не может заблуждаться в своем истинном призвании или отвергать его".[618]

Конечно, Соловьев прав. Многие народы заходили в своем развитии в тупик. Они верили диктаторам, убийцам, "хорошим менеджерам". Это продолжалось сотнями лет. Но в истории были личности, которые выводили народы из тупиковых ситуаций.

В настоящее время многие миллионы попали в ловушки диктаторов, авторитарных и тоталитарных лидеров.

По мнению Соловьева, Россия должна иметь национальную идею. Он выработал требования и критерии, которые надо учитывать при формировании национальной идеи. Конкретно: место России в регионе, в мире; отказ от слепого национализма; реально учитывать свои возможности; отказ от авантюризма и политики эгоизма; учитывать интересы народа; учитывать религиозный фактор; оценка мировых событий, тенденций; учитывать историю России, ее традиции; не допустить изоляции от других народов; от мирового сообщества.[619] Соловьев предостерегал, чтобы русский народ не стал орудием "великой идеи" сербской и "великой идеи" болгарской.

Соловьев считал, что русская национальная идея должна была позволить войти России в общую жизнь христианского мира, внести вклад в формирование совершенного и вселенского единства человеческого рода.[620] По Соловьеву, национальная идея должна добиться осуществления социальной троицы… "Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы – вот в чем русская идея".[621]

Соловьев считал, что национальная идея должна определять, что сделать России через себя для всего христианского мира.

В выработке национальной идеи имелись серьезные трудности и прежде всего заточение народа в тесную тюрьму, лишение его воздуха и света, когда сторожили его злые и ревнивые евнухи.[622] "Нельзя безнаказанно написать на своем знамени свободу славянских и других народов, отнимая в тоже время национальную свободу у поляков, религиозную свободу у униатов и русских раскольников, гражданские права евреев".[623] Соловьев призывал народы к всеединству, к примирению враждебных социальных групп, религиозны конфессий.

Вместе с тем в мировоззрении Соловьева была мессионистская составляющая. Он мечтал о третьем Рима, о народе – богоносце. Соловьев писал, что "из всех народов в мире один народ русский есть народ теократический, или царский, призванный утвердить на земле Царствие Божие в форме святой государственности и общественности".[624] К концу жизни Соловьев понял, - писал Е.Н.Трубецкой, что государственности, как таковой нет места в Царствии Божьем, что Царствие Божие даже в земном своем осуществлении не теократично, а анархично".[625]

Взгляды Соловьева выходили за границы русского народа, России, ее культуры, общественного сознания. "Ни один народ не может жить в себе, черед себя и для себя, - писал он, - но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества".[626] "Сцена всеобщей истории страшно выросла за последнее время, по мнению Соловьева, и теперь совпала с целым земным шаром".[627]

По Соловьеву, смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве. Но эта идея стала плотью, когда абсолютный центр всех существ открылся во Христе. С тех пор великое человеческое единство, вселенское тело Богочеловека, реально существуют на земле…[628]

За свои границы вышли войны, их итоги. "Всякая серьезная и продолжительная война, - писал Соловьев, - неизбежно сопровождается величайшими экономическими потрясениями, которые теперешней связи частей всего земного шара, будут потрясениями всемирными".[629]

Заслуга Соловьева состоит в том, что он пропагандировал космополитическую идею о единстве человечества.

Мы должны рассматривать человечество в его целом, как великое собирательное существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации", - писал он.[630] Человечество является субъектом исторического процесса, смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве.[631] В теле человечества вырабатывается общее чувствилище "вследствие чего каждый частный толчок производит всеобщее действие".[632]

Свое мнение о Соловьеве высказался В.Зеньковский: "Идея единства исторического процесса, всемирно-историческая "установка" у Владимира Соловьева, как основная и характерная особенность его мышления, сохранилась в нем до конца дней".[633]

Цементирующим фактором единства человечества являются нравственность, гуманизм. "Благочестие, справедливость и милосердие, чуждые в сякой зависти и всяческому соперничеству, должна образовать устойчивую и нерасторжимую связь между тремя основными действующими силами социального и исторического человечества, между представителями прошлого единства, его настоящей множественности и его будущей целостности", - писал Соловьев.[634]

Из единства человечества Соловьев определяет приоритеты социального, морального и исторического развития, которые особенно актуальны в настоящее время. "Ни один народ не может жить в себе, через себя и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества".[635] По мнению Соловьева, народы преуспевали и возвеличивались только тогда, когда служили не себе как самоцели, а высшим и всеобщим идеальным благам".[636]

И, наконец, пожалуй, самый глубокий вывод Соловьева: "Служить народу в человечестве и человечеству в народе".[637]

Соловьев полагал, что в единстве человечества надо видеть как мирское, светское начало, так и религиозное. Он выступал за восстановление церковного единства, которое достигается собиранием христианского общества в живое единство. Соловьев во взаимоотношении православия, католичества и протестантства видел диалектическую связь. По словам Соловьева, оба направления (Запад и Восток) не только не исключают друг друга, но совершенно необходимы друг для друга и для полноты возраста Христова во всем человечестве.[638] К сожалению, Соловьев не вышел за границы христианского единства. По нашему мнению, всемирное религиозное единство не может быть достигнуто только христианским единством.

Соловьев ограничивал понятие патриотизма, абсолютизирован национальные интересы, несмотря на его понятия приоритетов. Преследовать национальный интерес, по Соловьеву, вот все, что надлежит делать народу, и долг патриота сводится к тому, чтобы поддерживать свою страну и служить ей в этой национальной политике, не навязывая ей своих субъективных идей".[639]

Русский философ, социолог П.Л.Лавров (1823-1900) употреблял понятие "космополитическая индустрия и торговля" и предложил несколько космополитических идей, включая единство и солидарность человечества.[640] Он писал: "Одним из важнейших моментов в истории человеческой мысли был тот, когда среди наций и государств, борющихся за господство и за взаимную экспедитацию, восстало пред сознанием личности представление в единстве человечества и его действительных интересах и потребностях, независимо от разделения рас, национальностей и государств".[641]

Ученые, мыслители, философы, по Лаврову, стали мечтать об универсальной мудрости, а политики стали стремиться к универсальной жизни для всех наций в государстве. "Апостолы Будды, Христа, Мохаммеда пошли ко всем народам, проповедуя универсальную религию, провозглашая общечеловеческое единство всех верующих".[642]

Светская и религиозная мысль приступила к решению очень важной задачи – добиться солидарности людей, солидарности всего человечества.

По мнению Лаврова, в духовной истории одновременно шла борьба между эгоизмом, ненавистью, с одной стороны, и солидарностью людей, с другой. Постепенно перед солидаризирующими встал перед народами и государствами вопрос о необходимости единства человечества, независимо от их разделения. Требовалось с позиций космополитизма солидарность людей превратить в солидарность человечества. История знает о попытках достижения единства человечества. Так, "механическое единство Римской империи – так же мало могло послужить почвою солидарности человечества, как старинные империи Рамзесов и Сенхерибмов".[643]

Шло объединение верующих внутри религиозных конфессий. Однако мировые религии не смогли объединить человечество.

Была попытка объединить рабочий класс государств в единство человечества не на основе государств, а на почве солидарности людей, на почве интересов рабочих под лозунгом "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".

Рассматривая космополитизм в России, нельзя умолчать о Г.П.Федотова, русском философе и публицисте.

Федотов был сторонником объединения народов, государств в общечеловеческую структуру, "великое отечество". Он понимал тенденцию вступления старых обществ – государств в новые высшие соединения. Федотов писал: "Греко-римские городские общины сливаются в Империи, федеральные княжества – в национальные государства… Ценой отказа от узкой независимости – суверенитета культура покупает себе возможность жизни, роста процветания уже не в Нормандии, не в Новгороде, не в Афинах – а во Франции, в России, в космополитической "Римской Империи".[644]

Римская Империя "интегрировала не одну национальную культуру, а все многообразное единство средиземноморских культур, уже давно тяготевших к единству, несмотря на пестроту национальных и местных антигонизмов. И культура, которую он защищал своим мечом, была не его национальной, римской или греко-восточной – по своему сознанию, уже вселенской".[645]

На пути к единству пролились реки крови в столкновении Рима с Карфагеном, Босфором и Галлией.

По мнению Федотова, дорогу римской государственности прокладывало и космополитическое сознание. Космополитическое сознание – одна из причин формирования империи. В 1943 г. Федотов вновь вернулся к проблеме объединения людей, единству человечества, к "Великову отечеству". Он думал о нем и понимал, что мы не созрели до "мирового отечества".

Вместе с тем Федотов прогнозировал будущее даже когда шла еще Вторая мировая война. Ближайший этап в образовании "великого отечества", по Федотову, образование системы федераций: Центральноевропейская, Восточноевропейская, Дунайская или Балканская, плюс уже существующие: Британская, Российская и т.д. Это было очертание "будущего отечества", т.е. "европейское отечество".[646] Федотов боялся, что Китай, Индия и др. расшатают задуманное. И все же он считал, что "трудности, вытекающие из ограниченности будущего отечества, не являются не преодолимыми".[647]

Что касается отдельных государств, то они "могут быть связаны с мировой державой договорными отношениями, делающими и для них возможным участием в экономической и культурной организации мира". Федотов полагал, что будет "опасность будущих конфликтов и войн, связанных с независимостью национальных государств".[648]

Федотов считал, что цель о едином отечестве не является утопией, но утопичны предполагающиеся средства к ней (утопично, что 50 государств откажутся от своего суверенитета). Не утопично, по Федотову, что возможно сильнейшей мировой державой в одном, двух поколениях возможно завоевание мира.[649] По Федотову, война облегчает создание новой государственности.

Федотов задумывался над тем, какая форма мироустройства лучше для будущего мира, для "великого отечества"?[650] "Новое федеративное отечество имеет своей политической предпосылкой гегемонию победителей", - отмечал он.[651] Федотов был сторонником миролюбивой политики России. Он одобрял, что на Руси церковь порой требовала у княжеской власти подчинения идеальным началом в политике: верности договорам миролюбия, справедливости. Преподобный Феодосий обличал князя узурпатора, а митрополит Никифор мог заявлять князьям: мы поставлены от Бога унимать вас от кровопролития.[652]

Федотов считал, что война зло, и заявлял, что будущая война (перед Второй мировой войной) приведет к моральному вырождению всего человечества.

Федотов с грустью писал, что в религии, в искусстве, в философии нет национального отпечатка, что литература, музыка, живопись космополитичны.[653] Действительно, они космополитичны, а космополитизм является единством всемирного и многообразного, всемирным в национальном.

Существенный вклад в развитие идей космополитизма внес В.Г.Белинский (1811-1848), русский философ, литературный критик.

Белинский любил Россию, но был сторонником ни "ура" – патриотизма, ни лже – патриотизма. "Национальная гордость - есть чувство высокое и благородное, залог истинного достоинства, - писал он, - но национальное хвастовство и щекотливость есть чувство чисто китайское".[654] И более жесткое утверждение: "Нападки (даже преувеличенные) на недостатки и пороки народности есть не преступление, а заслуга, есть истинный патриотизм".[655] Читая Белинского, думается о современном патриотизме в РФ. Российские "ура" патриоты и лже–патриоты умалчивают об ошибках властей на всех уровнях, преувеличивают их успехи.

Главная заслуга Белинского состоит в том, что в понимании патриотизма он вышел за рамки России. "Что такое любовь к своему без любви к общему? – спрашивал он. Что такое любовь к родному и отечественному? Разве русские сами по себе, а человечество само по себе? Сохрани Бог![656] К сожалению, понимание патриотизма как национального явления, относится в настоящее время к подавляющему большинству государств мирового сообщества.

Белинский выходил за границы народности, "народного духа", национальных интересов России. Он признавал и интересы общечеловеческие: "Да будет проклята всякая народность, исключающая из себя человечность".[657] "Народный дух" России Белинский трактовал, как выражение "духа эпохи", гранью "общечеловеческой жизни", "общемировой идеи".[658] "Мы холодны к своему, равнодушны к родному, но не потому, чтоб холодность и равнодушие лежали в нашей натуре, не потому, чтоб они были каким-нибудь нашим недугом, а потому, что мы еще холодны и равнодушны к общему, к мировому, которое заложено от нас личным. Слово "интерес" мы еще принимаем в смысле "выгоды", а не живого и страстного сочувствия ко всему человеческому, в высшем и благороднейшем значении этого слова", - писал Белинский.[659]

Выход за границы России Белинский осуществил при оценке деятельности Петра I. По Белинскому, мы связаны с ним кровными узами, "но все-таки мы любим и благодарим в Петре не то, что должно или можно принадлежать только собственно русскому; но то общее, что может и должно принадлежать всякому человеку, не по праву народному, а по праву природы человеческой".[660]

Белинский призывал изучать историю России и историю человечества. Он часто повторял, что наш век – век искания и тоски по истине. Он был уверен, что нельзя понять историю человечества, если не знаешь что такое человек? Что такое человечество?

Белинский выступал против властей, которые ставят барьеры в познании правды. "Если истина так слаба и бессильна, что может держаться не сама собой, - писал он, - но охранительными кордонами и карантинами против сомнения, - то почему же она истина, и чем же она лучше и выше лжи, и кто же станет ей верить?[661]

Белинский гордился своим утверждением: "Я в мире борец".

Русский мыслитель П.Я.Чаадаев (1794-1856) также внес существенный вклад в развитие идей космополитизма.

Чаадаев считал, что своими реформами Петр Великий вышел "из тесной ограды родной страны, чтобы занять место на широкой арене человечества".[662] Выход Петра Великого за границы России имел космополитический характер.

Роль России в Европе, в мире Чаадаев видел в том, чтобы "быть настоящим совестным судом во многих тяжбах, которые ведутся перед великими трибуналами человеческого духа и человеческого общества".[663]

Оценил Чаадаев место и роль России с точки зрения географического фактора. По его мнению, география России проявляется во все эпохи жизни, господствует над нашим историческим движением, является фактором политического величия, определяет характер развития.[664] Оценка Чаадаева свидетельствует, что нельзя определить роль и место государства народа, государства в регионе, в мировом сообщества в целом без оценки географического фактора. Таким образом, в географической оценке имеется и космополитической содержание. Так, политическое величие позволяет выйти на такие космополитические принципы, как роль государства в мире, выход за границы государства, объединение людей, отношение между народами, государствами, единство человечества, суть патриотизма. Чаадаев признавал единство человечества даже в том, что наша Земля наполнена и освещена человеческими останками, что Земля – наше общее кладбище.[665]

В понимании патриотизма Чаадаев опередил не только своих современников, но и многие концепции патриотизма первого десятилетия XXI века. В самом деле. "Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с закрытыми устами… человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы, прежде всего, обязаны родине истинной".[666] И Чаадаев существенно дополняет: "Мы еще очень далеки от сознательного патриотизма; мы имеем пока только патриотические инстинкты; мы любим наше отечество еще на манер тех юных народов, которых еще не тревожила мысль, которые еще отыскивают принадлежащую им идею, еще отыскивают роль, которую они призваны исполнить на мировой сцене".[667]

Чаадаев впервые сравнил любовь к отечеству с любовью к истине и определил приоритеты. "Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает благодетелей человечества… Не через родину, а через истину ведет путь на небо".[668]

Приоритеты Чаадаева – самый крупный его вклад в идеологию космополитизма.

Чаадаев призывал изучать историю государств и всемирную историю. Знание прошлого поможет решить задачи настоящего, предвидеть будущее. Современные космополиты должны использовать чаадаевское понимание истории: "История всякого народа представляет собою не только вереницу следующих друг за другом фактор, но и цепь связанных друг с другом идей. Каждый факт должен выражаться идеей, через события должна нитью проходить мысль или принципы".[669]

Великий русский ученый М.В.Ломоносов (1711-1765) был, по словам Белинского, пронизан идеями космополитизма, был гражданином неба, гражданином вселенной. Ломоносов мечтал о "веселящейся России". Он был убежденным противником войн. Для сохранения мира, военного потенциала во время продолжительного мира предложил проводить Олимпийские игры.

Ломоносов утверждал необходимость к деятельной любви к людям. У него не было ненависти к иностранцам. Он был женат на немке, восхищался гением Л.Эйлера, уважал Х.Вольфа, Г.Рихмана, И.Брауна.

Ломоносов вышел за границы собственного Я. Он мечтал о всечеловеческом счастье, перевоплощался "в дух чужих народов", оставался самим собой, стремился ясным взором охватить совокупность всех вещей. В гимназиях по инициативе Ломоносова изучали языки: латынь, греческий, немецкий и французский.

Ломоносов считал, что ученые необходимы "не токмо к принуждению пользы и славы целого государства, но и приращению благополучия всего человеческого рода".[670]

"Поэзия Ломоносова – это пиршество свободного и здорового духа, вырвавшегося на всечеловеческий простор, осознавшего свое изначальное родство со всем миром, это пиршество, на котором он, по прекрасному выражению В.Ф.Одоевского, "черпал изо всех чаш, забыв, которая своя, которая чужая".[671]

Ломоносов был патриотом России и принадлежал всему человечеству. Он одновременно видел мир в его универсальном единстве, видел мир "в дивной разности". Гений Ломоносова был проявлением целого человечества, целого народа в лице одного человека.

Он обладал способностью вмещать в себя "гений других народов".

Ломоносов выразил свое отношение к взаимоотношении власти и народа. По его мнению, народ имеет обязанности перед властями, а власти – перед народом, перед "каждым человеком".

Он выступал за объективное и правдивое написание истории. Ломоносов выступал против "редактирования истории" властями.

Ломоносов считал, что жизнь, прожитая только для себя – безнравственна, фальшива; во плоти – теплокровное, осязаемое.

В России были философы, историки, политики, мировоззрение которых было противоречивым. В их мировоззрении одновременно были идеи космополитизма и антикосмополитизма при их разном соотношении. Среди них был и лидер славянофилов А.С.Хомяков (1804-1860).

Хомяков считал, что ареной борьбы Запада и Востока является содержанием мировой политики, судьбой всего человечества, а не только отдельных народов.[672] Такое космополитическое понимание судьбы человечества, содержания мировой политики свидетельствует о том, что Хомяков вышел за границы отдельных государств на глобальный уровень, вышел на главное противоречие человечества.

Хомяков считал человека частью общества, человечества и природы. Человек достигает своей нравственной цели только в обществе, где силы каждого принадлежат всем и силы всех каждому, - писал Хомяков.[673]

Лидер славянофилов, по оценке князя Е.Трубецкого, был полон воинственного духа, хотел господства не только над славянством, но и над миром. Призвание России видел в спасении всех народов земли.[674]

Хомяков был носителем мессионизма, считал Россию избранным народом. По мнению Трубецкого, православие или вселенское христианство для него одно и тоже.[675]

С позиций антикосмополитизма Хомяков подходил к вопросам военной безопасности. Он считал, что общество, которое вне себя ищет самосохранения, уже находится в состоянии болезненном.[676] Космополиты считают, что когда государство, которое не может обеспечить свою военную безопасность, может обратиться за помощью к другим государствам или наднациональным структурам, если они имеются.

Единство человечества, отношение людей в государстве во многом зависит от государственного устройства. Хомяков считал, что всякая федерация является протестом против одного общего начала, она отчуждает людей друг от друга.[677] С такой позицией Хомякова согласиться нельзя. Современный опыт свидетельствует, что федеративное устройство может способствовать объединению людей, установлению гуманных, нравственных и справедливых отношений между представителями разных социальных групп, различных религий, культур.

Огромный вклад в развитие идеологии космополитизма внес великий русский писатель Ф.М.Достоевский (1821-1881). Космополитическими темами его творчества выступали: смысл жизни; добро и зло; природа человека; рассудок и мораль; роль России в мире; почвенничество; "всемирная отзывчивость"; "всечеловечность"; "всечеловеческое единение"; "братство всех людей".

Творчество Достоевского проникнуто горячей любовью к человеку, глубокой верой в него.

Почвенничество было характерной чертой творчества Достоевского. Он писал: "Надо вернуться к народу, к его правде, к его нерастраченным силам – к "почве". Мы сознали необходимость… соединения… "с нашей родной почвой, с народным началом"… "ибо мы не можем существовать без него".[678] Достоевский считал, что почвенничество должно стать народным мировоззрением, он призывал народ к активному участию в общественной жизни, к нравственному сближению с "почвой". Почвенничество проявилось в соединении человеческого духа с родной землей.

Вместе с тем, по словам Зеньковского, почвенность было глубочайшей силой в творческом пути Достоевского, оно же оказалось и его границей. "Его почвенничество помешало глубже и скромнее понять роль России в истории, - писал Зеньковский. Идея всечеловечества содержало в себе полноту истины, но она была связана с таким учением о России, при котором остальные народы отходили в тень: своеобразие России, ее путь поняты у Достоевского слишком в тонах натурализма, и универсальному, синтетическому духу России не развернуться в своей широте, пока не преодолены эти тона".[679]

Достоевский был настоящим патриотом России. Вместе с тем в его патриотизме уже чувствовался космополитический подход: "У нас – русских – две родины: наша Русь и Европа.[680]

Определяя роль и место России в Европе и в мире в целом, Достоевский акцентировал внимание на ее миролюбивый характер политики. "Грядущие русские люди поймут уже до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремление внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и всесоединяющей".[681]

Название русского человека Достоевский бесспорно видел в том, чтобы добиться всеевропейского и всемирного уровня. "Мы веруем, - писал он, - что русская нация – необыкновенное явление в истории человечества… у русского человека – "истинной общечеловечности"…[682] Черта русских людей – "всеотзывчивость", стремление помочь другим народам Европа, всему человечеству в мирной гармонии. Русский народ добровольно может служить человечеству. "Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только… стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите, - писал Достоевский.[683]

Достоевский не мог не посвятить многие страницы отношению людей внутри государств, а также отношению между народами различных государств.

Русский человек, по твердому убеждению Достоевского, сочувствует всему человеческому вне различия национальности, крови и почвы, у него инстинкт общечеловечности.[684] Ос считал, что народ имеет право любить человечество, носить в себе всеединую душу, которая способна не ненавидеть чужие народы за то, что они непохожи на нас.[685] Достоевский призывал к братству людей, к всечеловечески – братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено, вижу следы сего в нашей истерии, в наших даровитых людях, в художественном гении Пушкина.[686] Зеньковский писал, что Достоевский страстно боролся с современным "уединением" и "обособлением" и звал людей к "людской общей целостности", к подлинному братству, к преодолению национальных эгоизмов, всю жизнь мечтал о примирении.[687] По Достоевскому, русские могут без насилия расширить свое "Я" до братского сочувствия другим людям.

Индивидуалистическая цивилизация разобщает людей, отрывает их друг от друга. Достоевский до конца жизни искал пути для грядущей, "мировой гармонии", для мирного существования человечества, для счастья человечества.

Достоевский давал космополитическую оценку русской литературе и ее авторам. Он считал, что русская литература вплетена в большой внешний мир, что центральной идеей русской литературы является общечеловечность, достижение общего счастья. Достоевский конкретно сослался на творчество А.С.Пушкина. В объяснительном слове по поводу речи о Пушкине в 1880 г. он писал о его "всемирной отзывчивости" и способности перевоплощения в гений других наций.[688] Он нес в себе потенциал "всемирной отзывчивости". В его творчестве третьего периода, засияли идеи всемирные, отразились поэтические образы других народов и воплотились их гении.[689] Гений Пушкина всемирен, всечеловечен. По Достоевскому, Шекспиры, Сервантесы, Шиллеры – гении. "Но укажите хоть не одного из этих великих гениев, который бы обладал такой способностью всемирной отзывчивости, как наш Пушкин".[690]. Вместе с тем Достоевский добавлял, что "поэты Европы имели великое влияние на развитие его гения".[691]

Достоевский много размышлял об объединении людей, о единстве человечества, о всечеловеческом призвании России, был уверен в наличии у русских дара всечеловечности.[692] Всечеловечество у Достоевского было глубоко и подлинно.

"Наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей" – писал Достоевский. "Гений народа русского, - размышлял он, - может быть, наиболее способный из всех народов, вместить в себе идею всечеловеческого единения, братской любви, трезвого взгляда".[693] Россия, русская интеллигенция самостоятельно пришла к идее всемирной отзывчивости, к идее всеединения человечества.[694] Склонность русского народа к всемирной отзывчивости и к всемирному единению была многократно проверена после петровских реформ. После петровских реформ, - отмечал Достоевский, - "Мы разом устремились тогда к самому жизненному воссоединению, к единению всечеловеческому! Мы не враждебно, а дружественно, с полной любовью приняли в душу нашу гении чужих наций, всех вместе, не делая преимущественных племенных различий".[695]

Герои произведений Достоевского решают всеобщие, универсальные проблемы человечества, стремятся охватить единым взором прошлое, настоящее и будущую судьбу России.

Достоевский проявлял постоянный интерес к человеку, к его нравственному "Я"; призывал к нравственной ответственности человека перед человечеством.

Некоторые взгляды Достоевского не только снижали его космополитический потенциал, но и наносили вред космополитической идеологии. Проповедуя братские отношения людей, он проповедовал национализм, травил поляков и евреев.[696] Он по существу проповедовал в России христианский национализм. Достоевский считал, что Россия единственная христианская страна в мире, он не признавал католичество как христианство. Он был уверен, что обновление человечества в будущем совершится одною только русской мыслью, русским Богом "Христом". По Достоевскому, русский народ есть на всей земле единственный народ – богоносец, грядущий обновить и спасти мир именем нового Бога.[697]

В Достоевском сквозило русское самомнение: русский человек-сверхчеловек; русское самое доброе, истинное; Россия грешна, но и в грехе своем, она страна святых.

По утонченному мнению В.Зеньковского, почвенность Достоевского помешало ему глубже познать роль России в истории.

К месту будет заметить, что абсолютизация патриотизма в РФ так же не позволяет понять роль РФ в обеспечении единства человечества.

Пушкин А.С. (1799-1837) - национальный русский поэт – носитель многих идей, принципов космополитизма. Он определял место России в мире как место всеевропейское и всемирное. Видел цель России в том, чтобы внести примирение в европейские противоречия.

Мировоззрение Пушкина, его творчеств выходило далеко за границы России. Он раздвинул границы русского языка. Пушкин писал: "Оставим берега Европы обветшалой; Ищу стихий других, земли жилец усталый; Приветствую тебя, свободный океан".[698] Столетие Пушкина отмечалось в 80-ти городах 35-и стран в Европе, Азии, Африки и Австралии. Пушкин проник в древнегреческое искусство. Пушкин был гениально способен проникать в дух и быт чужих стран даже отдаленных эпох.

Европейские поэты перевоплощали культуру других стран в свою. Достоевский считал, что у Шекспира его итальянцы сплошь те же англичане. Пушкин, по словам Достоевского, лишь один изо всех мировых поэтов обладает свойством перевоплощаться вполне в чужую национальность.[699] И.С.Тургенев справивал: "Можно ли назвать Пушкина всемирным поэтом как Шекспир, Гете, Гомер? И отвечал: "Да".[700]

Пушкин на внешний мир смотрел глазами национального поэта. Национальная стабильность Пушкина явилась основой его всемирности. Пушкин проникал в национальную сущность далеких культур и народов, оставаясь русским поэтом. Пушкин писал: "Я не хотел бы переменить отчество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал" – писал Пушкин П.Я.Чаадаеву.[701]

Пушкин был убежден, что человечество едино, что Россия страна "всемирной отзывчивости", служит всеобщим интересам, особенно когда человечество больше всего нуждалось в единстве. В письме Чаадаеву Пушкин подчеркнул, что Петр Великий один есть целая всемирная история.

Поэзия Пушкина пронизана идеями всемирности, в ней отражены культура и образы других народов. Пушкин хорошо знал французскую, английскую и итальянскую литературу, творчество Шенье, Шатобриана, Сисмонди, Гизо, Тьерри, Токвиля, Ламортина, Гюго, Мериме, Стендаля, Бальзака. Особенно часто он обращался к Шекспиру, Вольтеру, Гете, Байрону, Вальтеру Скотту. В 1822 г. он писал Гнедичу о том, что "английская словесность начинает иметь влияние на русскую".

Поэт отмечал, что некоторые явления, процессы, события препятствуют объединению людей, единству человечества. По словам Пушкина, разделение христианских церквей отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясли.

В поэзии Пушкина рассматривается проблема о взаимоотношении человека и человечества. В стихотворении "Наполеон" он писал: "Ты человечество презрел" и далее вновь о Наполеоне: "Как сердца русских не постигнул Ты с высоты отважных дум?". "Но поздно русских разгадал..".[702]

В "Евгении Онегине" Пушкин дал образ "героя времени", человека нового XIX века, раскрыл черты молодого XIX века. Образ "героя времени", "лишние люди Пушкина и Тургенева – это тип человека исторического охвата, космополитического измерения.

В "Медном всаднике" раскрыл противоречие между благом государства и счастьем отдельной личности, между властью и народом. Это противоречие отражение принципа космополитизма.

Оценку творчества Пушкин с космополитических позиций дал В.Г.Белинский. По мнению Белинского с одной стороны, Пушкин не был бы Пушкиным без Шекспира и Байрона, с другой стороны, Пушкин поднял русскую литературу на уровень мирового искусства. Белинский считал, что творчество Пушкина имеет гуманистический характер, помогает воспитывать "Человека в человеке".

В центре творчества Тютчева Ф.И. (1803-1873), русского поэта, дипломата, был человек. Он спрашивал, скажите мне, что значит человек? Откуда он, куда идет? И кто живет над звездным сводом?[703]

Тютчев задавался вопросом, что такое Россия? "Каков смысл ее существования, ее исторический закон? Откуда явилась она? Куда стремится? Что выражает собою? Правда, что вселенная указала видное место, но философия истории еще не соблаговолила признать его за нею".[704] Тютчев отводил России высокую роль в обеспечении своей безопасности.

Тютчев призывал обновить человечество:

"Запад, Норд и Юг в крушенье,

Троны, царства в разрушенье, -

На Восток укройся дальной,

Воздух пить патриархальный!

В играх, песнях, пированье

Обнови существованье".[705]

Поэзия Тютчева проникнута мировым, вселенским, всемирностным, космическим духом. Личные переживания Тютчева были подняты до общечеловеческого значения. Не случайно он употреблял такое понятие, как "всемирное молчание", "колесника мироздания", "восторженный хулитель мироздания". Он был сторонником глобального мышления:

"Лишь жить в себе самом умей –

Есть целый мир в душе твоей"

Таинственно – волшебных дум;

И оглушит наружный шум.

Дневные разгоняют лучи, -

Внимай их песню – и молчи![706]

За рубежом был глубокий интерес к поэзии Тютчева, к его философской лирики. Тютчев всегда отзывался о великих зарубежных поэтах. Так, о таких как Гете: они "на древе человечества высоком".

Тютчев поднимал моральные проблемы, включая отношения людей друг к другу. Он задавал вопросы:

"Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Он с уважением относился к представителям других религий, другой веры: "Я лютеран люблю богослуженье".[707]

В поэзии Тютчева отражена история эпохи, целостная суть бытия, единение народов.

Он много писал о единении народов:

"Рассветает над Варшавой,

Киев очи отворил,

И с Москвой золотоглавой

Вышеград заговорил![708]

О единении народов писали писатели Европы. Тютчев с удовлетворением писал о Шиллере: Он "связывал в единый круг народы".[709]

н осуждал вражду между Востоком и Западом:

"Вражды ли они между собой?

Иль солнце не одно для них

И, неподвижную средою

Деля, не съединяет их?[710]

И еще:

"Опально – мировое племя,

Когда же будешь ты народ?"[711]

Торжество человека и природы пронизывает философскую лирику Тютчева. В природе "есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык".

Вместе с тем Тютчев видел противоречия между человеком и природой, создаваемые по вине человека.

"Невозмутимый взгляд во всем,

Созвучье полное в природе,

Лишь в нашей призрачной свободе

Разлад мы с нею сознаем".[712]

И не менее убедительно: "И мы, в борьбе природой целой покинуты на нас самих". Тютчев природные явления стремился осмыслить с позиций исторического значения. Он пытался осмыслить историческое значение землетрясения.

Русский поэт В.И.Иванов (1868-1949) внес большой вклад в разработку русской национальной идеи. Он считал, что вопрос о русской национальной идее решался "на каждом повороте наших исторических путей, с нашими исконными как бы принципиально русскими вопросами о личности и обществе, о культуре и стихии, об интеллигенции и народе".[713]

Иванов полагал, что национальная идея должна отражать отличительные признаки национального сознания, государственное устройство и синтез самосознания. Внешней формой национальной идеи является всенародность, которая выступает двигателем судеб России.[714]

Поэт Иванов национальную идею рассматривал в неразрывной связи с проблемами мирового сообщества, человечества в целом. "Всякий раз, - писал он, - когда национальная идея вполне определялась, она определялась в связи общего всемирного дела и звала нацию на служение вселенское".[715] По мнению Иванова, в национальной идее "раскрывается глубокий смысл нашего стремления к всенародности, нашей энергии совлечения, нашей жажды нисхождения и служения".[716] Связь национальной идеи со всемирными явлениями и процессами позволяет государству упреждать историческую практику.