1836 74. Ф.д'Экьитейну Москва. 15 апреля
Я был необычайно польщен, получив ваш анализ Катха-упапишады Ваше имя, сударь, уже давно является для меня символом одной из глубочайших идей нашего века; честью писать ва*м я обязап, разумеется, не только литературной вежливости, а широкому приложению той же идеи, если не ошибаюсь, прежде всего идеи единения (и вызывающей поэтому) особую симпатию г.
И позвольте сказать вам, что вы, люди Запада, живущие в недрах великого мирового умственного движения, возможно, не вполне ясно понимаете всю цеппость тех идей, которые, заполняя вашу повседневную жизнь, являются, однако же, для нас событиями исключительными. Всемогущий принцип единства, сформировавший мир, в котором вы живете, развил в пем также симпатические способности сердца человеческого. Вы знаете, что мы были лишены этого принципа; так что вполне естественно, что мы не испытали па себе его последствия. Но когда из этих возлюблепных пебом краев, где сбываются наши яюлаиия, исполняются надежды и воплощаются наши идеи, до нас доходит благословепное дуновение, мы счастливы и горды.Ваша повая философская критика представляет исключительный интерес. Мы здесь плохие индологи; я не располагаю средствами, необходимыми для того, чтобы в полную меру оцепить lt;нрзбр.) работу lt;нрзбр.gt;, п я не смог еще достать книгу г-на Нолей в которой я пашел бы всю поэму (Катха-упаиишаду) целиком; но я яспо вижу, что на нескольких страницах изложено целое учение, из которого вытекает (мпого) плодотворных идей для тех учепии, которые нам близки. Вот великий синтез, рожденный мыслью (нашего) времени. Вот та католическая философия, одним из наиболее искусных проводников которой вы являетесь. И высокое значение этого сродства легко уразуметь: оно нас учит, что источник всех человеческих знаний — один, что отправная точка для всех человеческих семей едина; что развитие их пошло разными путями по их собственному усмотрению, но между ними всеми обязательно существует точка соприкосновенная; таким образом, чтобы достичь слияния всей распространенной на земле мудрости, потребуется пайти силы, благодаря которым они соприкоснутся, после чего конечная работа человеческого разума совершится сама собой.
Именно в этом я всегда видел ценность изучения Востока, этого великого музея традиций человечества. Но вы, сударь, привнесли в это изучение новую жизнь, редкую эрудицию, высокие убеждения, огромную идею, предвос-: хнщагощую результаты. Вы возвеличили эту область науки грандиозностью вашей точки зрения. Мы осмысливаем издалека ваши благородные усилия и будем рукоплескать вместе со всем миром, когда появится плод ваших бдений. Достигнут ли вас наши рукоплескания, но знаю. Но если какое-то случайно дошедшее до вас эхо донесет до вас что-либо, соблаговолите принять среди этих отдаленных одобрений одобрение человека, которому вы так любезно протянули руку.
Две вещи, больше всего поразившие меня в философии индусов, я нашел в вашей поэме (Катха-упанишаде). Во-первых, то, что нравственное усовершенствование и сама вечная жизнь являются всего лишь результатом познания того, что все заветы, все обряды, вся суровая гигиена души, за которую так ратуют их книги,— все это направлено только на обретение зпания. Нет ли в этой системе какой-то особой глубины, и не находите ли вы, что мудрость Запада может извлечь из нее пользу? Во-вторых, стремление этой философии упразднить идею времени. Эта идея, как представляется, всегда проявляется только как бремя, от которого душа человеческая пытается избавиться, как иго, которое опа силится сбросить. Индийский гений всегда с каким-то нетерпением спорит с пределами времени. Отсюда, я думаю, это чудовищная хронология, отсюда это различие между годами людей и богов. Возможно, что, ища там опоры для собственных идей, я увидел в Ведах то, что хотел увидеть, потому что, признаюсь, я полагаю, что добро, как и вечность, которая есть не что иное, как абсолютное добро, является конечной целью познания, а идея времени, в которую дух человеческий добровольно себя заточил,— одним из наиболее гнетущих предрассудков пашей логики \ Чтобы моя мысль стала полностью понятной для вас, она нуждается в дальнейшем развитии, которое здесь неуместно, но мне было бы приятно побеседовать с вами об этом в другой раз. Как бы то ни было, сударь, в том, что касается Ипдии, я всецело полагаюсь па ваш авторитет. Счастлив, уверяю вас, что встретил па своем пути силу, которую разум признает без колебапий,— вещь редкая для наших широт \
Соблаговолите принять, сударь, уверения в моем высоком уважении и моей глубокой преданности.
Петр Чаадаев