Основоположение сущего.
Чистое музыкальное бытие есть абсолютное взаимопроникновение бытия и. небытия, т.е. абсолютное тождество логического и
алогического моментов.
Музыка - вся есть форма. Она - ритм, метр, тональность и пр., т.е.
то, что указывает на ту или иную сложность и оформленность ее содержания. Но она, вместе с тем, совершенно вне какого бы то ни было логического оформления и есть царство алогического и бессмысленного. Музыка говорит многое, но она не знает, о чем она говорит. Ей нечего сказать. Или, вернее, она говорит о наказуемости, логически конструирует алогическую стихию, говорит о непознаваемом и о размыве, о стихийном инобытия смысла.4. а) Наконец, эйдос, говорил" мы, предполагает свою собственную самосоотнесенность. Мы ведь должны мыслить его не так, что именно он нами конструируется, но так, что он сам себя конструирует, сам себя соотносит с собою и с иным; он для самого себе есть то, что он есть сам по себе, сам вообще: Легко вывести отсюда чисто диалектические категории того, о чем говорит традиционная наука, трактующая проблемы сознания, психология. Во-первых, эйдос соотносит себя с собою же, утверждая себя
как самосоотнесенного, т.е. он находит себя оформленным, ограниченным, раздельным. Это значит, что он себя познает; он - теоретический разум. Далее, эйдос, находя себя самого соотнесенным с собою, т.е. себя самого раздельным, может это делать, лишь принимая во внимание то иное, которое и дало ему раздельность, т.е. он сам должен положить себе свою границу и свое оформление, сам творить свое иное. Это значит, что он выходит за пределы себя, стремится к иному, действует; он - практический разум. Наконец, как мы видели, эйдос и меон не только различны. Если бы они были только различны, то эйдос мог бы мыслиться без меона и меон - без эйдоса. Тогда эйдос, лишенный меона, потерял бы свою границу, оформление, т.е. перестал бы быть самим собою.
Ясно, что эйдос нельзя мыслить без меона, т.е. он сам не может мыслить себя без меона. Он потому-то и отличается от меона, что он дан сразу с этим последним, т.е. тождествен с ним. Это тождество самосоотнесения эйдоса с собою, с одной стороны, и самосоотнесения его же с своим иным, с другой, и есть чувство. В чувстве эйдос 1) полагает себя как себя, 2) полагает, вцелях самооформления, свое иное и 3) делает это до некоторого предела, после которого он уже не переходит далее в иное, а возвращается к себе, т.е. начинает пребывать в себе, вращается в самом себе, сам для себя и исход и цель, и ограничивающее и ограничиваемое, субъект и объект. Это пребывание в себе и становление инобытием - внутри самого же себя и есть чувство.
b) В применении к гилетической логике эти три момента интеллигенции не получают специфической характеристики, потому что вхождение меона есть диалектика смысла (эйдоса) как такового, а отнюдь не его
самосоотнесенности, как интеллигенции.
Самосоотнесенность уже предполагает, что есть некоторое само, которое себя относит или соотносит. Поэтому одна и та же диалектика интеллигенции относится решительно ко всякому смыслу и ко всякой его модификации. Меонизация меняет лишь предмет, бытие; интеллигенция же не есть предмет и бытие, но - совершенно своеобразная модификация всякого предмета и всякого бытия" независимо ни от каких специфических структур этих последних Однако особенности музыкального "времени" и "пространства", конечно, накладывают свой отпечаток и на интеллигенцию. Первый момент предполагает раздельность эйдоса как субъекта и
эйдоса как объекта. Эйдос относит себя к себе же, соотносит с собою же, утверждает себя как себя. В музыке тот, кто утверждает себя, есть алогическое становление, и, след., в музыке происходит познание алогическим началом самого себя. Другими словами, субъект музыкального суждения есть сплошное и неразличимое, алогическое становление, основанное на самом себе.
Это - сознательно устанавливаемая бессознательность. Тут - не "закон основания", но закон самообоснования. Тут предмет имеет свое "почему" - в самом же себе. Отсюда, наше четвертое основоположение гласит.