9.2. Идеологическая основа переходной правовой системы

При изучении правовой системы переходного периода в связи с ее духовно-культурным аспектом в особом внимании нуждается вопрос идеологической основы. Переходность сама по себе выступает общим и довольно сложным средством достижения определенных общественных идеалов, которые не всегда ясно очерчены.

Для жизнеспособности и эффективности изменяющейся правовой системы просто необходимы идеологические гарантии. Без осознания обществом пользы от коренного переустройства социальных условий их жизни и деятельности успех преобразований не может быть обеспечен. «В целом общество всегда более консервативно, чем группа реформаторов», - отмечал Ф. Вайтхэд. Быстрое разрушение ценностной системы приводит к утрате существенных жизненных ориентаций. Люди обнаруживают, что исчезла определенная социальная реальность, связывающая их с определенной системой ценностей. В этом заключается потенциальный фактор социального напряжения в обществе.

Государственная и правовая идеологии как раз и выступают одним из тех универсальных механизмов, которые смягчают конфликты переходного общества без привлечения мер организованного насилия. Потребность правовой системы в идеологическом обеспечении своего функционирования обусловлена самими свойствами права, ведь идеология выступает обязательным фактором правогенеза. В нормах права воплощаются теоретические модели (идеи) правомерного и неправомерного поведения.

Неспособность реформаторских сил с самого начала переходного периода сформулировать и довести до общественного сознания новую парадигму правового развития не снимает вопроса о необходимости идеологического обеспечения происходящих и предстоящих преобразований. Без такого обеспечения недостижим ценностный консенсус субъектов правовой деятельности. Использование метода убеждения в правовом воздействии — наименее затратный способ управления переходными ситуациями.

Во всех переходных постсоциалистических государствах провозглашается идеологический нейтралитет; будто государство совсем не придерживается какой-либо идеологии и вообще принципиально не является идеологическим. В Конституции Российской Федерации признается идеологическое многообразие: никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной (ст. 13). Конституция Республики Беларусь закрепляет, что демократия в этом государстве «осуществляется на основе многообразия политических институтов, идеологий и мнений» и что «идеология политических партий, религиозных и иных общественный объединений социальных групп не может устанавливаться в качестве обязательной для граждан» (ст. 4). Конституция Таджикистана также провозглашает, что в стране «общественная жизнь развивается на основе политического и идеологического плюрализма» (ст. 8). Указанные правовые нормы появились в ответ на монополию марксистско-ленинской идеологии и обслуживающей ее цензуры в бывших социалистических странах.

В.Е. Гулиев справедливо заметил, что «общественная идеология потрясена, перевернута, опустошена даже больше, чем все иные сферы общественной жизни». Однако объявление государством о своей идеологической нейтральности — это тоже идеология, но малоперспективная для переходных условий.

Говорить о существовании правовой идеологии в соответствии со ст. 13 Конституции Российской Федерации стало незаконно.

Западная наука стремится разорвать право и идеологию, заявляя об их несовместимости. В проникновении идеологии в право усматривается «засорение» права, выдвигается идея его деидеологизации. При этом не отвергается наличие некоторых общечеловеческих духовных ценностей в содержании права. Отрицанием правовой идеологии западные авторы ставили себя в логический тупик, т.к. в этом случае приходится рассматривать право в качестве совершенной, беспробельной системы, а такое правопонимание принадлежит не естественно-правовой теории, а позитивистской. Тогда идеологию стали трактовать как сумму произвольных, искаженных, недостоверных взглядов, несовместимых с научной истиной. Но в этом случае любая норма права также неистинна, ибо формально выражает идеи законодателя об оптимальном общественном устройстве. Таким образом, негативное отношение западной юридической науки к потенциалу идеологии порождается непониманием глубинной, объективной взаимосвязи права и идеологии, которые выступают духовными факторами общественной жизни.

Право представляет собой продукт сознательной деятельности людей, нацеленной на управление общественными процессами. Поэтому нормы права не могут не отражать идеологическое сознание коренных потребностей и интересов различных групп общества. Норма права как идеальная форма отражается в сознании, преобразует часть сознания в правовое. В этом смысле норма права — всего лишь модель идеального отображения интересов общества в развитии определенных отношений. Нормы права выступают не только как государственно-властные императивы, но и как носители правовой информации, указатели целевых ориентиров.

В цепи взаимообусловленных звеньев «потребность — интерес — цель — идея — норма права», последняя выступает в качестве средства социального отражения, носящего идеологизированный характер. Преобладающей причиной изменений в праве является изменение социальных интересов, зафиксированное правотворческими органами. Социальные интересы как внутренний источник обновления права в переходный период особенно нуждаются в правовом опосредовании. Новые общественные отношения, в 'которых заинтересованы члены общества, не приобретут юридического характера, если не будут поддержаны субъектами правотворчества. В переходный период ими осуществляется перевод социальных, экономических и иных притязаний в конкретные правовые требования. Интерес в переводе на язык права как раз и обозначает, есть ли необходимость в правовом регулировании тех или иных общественных отношений или появлении новых, каковы должны быть пути и средства их регулирования. Социальные интересы находят отражение в официальной либо неофициальных идеологиях, но на правовую материю интересы оказывают свое воздействие через особую форму идеологии — правовую идеологию. Данное явление можно определить как последовательную систему правовых идей, идеалов, принципов и категорий, отражающих определенные социальные интересы (общесоциальные и групповые), воплощающихся в нормативно-правовых актах и оказывающих регулятивное воздействие на юридически значимое поведение членов общества. Правовая идеология позволяет выбрать пути формирования и трансформации правовой системы в новое качество, способствуя переводу социальных факторов в правовые нормы. Закрепление же идеологем в правовых актах можно назвать процессом объективирования правовых идей в праве.

По верному замечанию В.И. Карасева, «конкретное мышление, поглощенное негативной энергией переходного периода, охватывает не импульс, а его отражение, и вследствие этого оно приобретает превращенную форму и начинает носить аксиологический (оценочный), а не гносеологический (познавательный) характер»[1].

Включение целевого состояния в само понятие переходной правовой системы объясняется тем, что это понятие отчасти носит оценочный характер, ибо внутри него происходит измерение правовых явлений и процессов с точки зрения их степени развития по достижению цели реформ. Адекватная оценка процесса развития правовой системы может даваться не иначе, как с позиции должного, требуемого уровня развития правовой системы. В этом обнаруживается момент взаимопроникновения права и идеологии.

Необходимость идеологического обеспечения правовой деятельности особенно актуализируется в эпохи цивилизационных разломов, когда терпят крах прежние правовые ценности, оказавшиеся неадекватными новым историческим реалиям. Так, если прежний Уголовный кодекс РСФСР на первое место в числе своих задач ставил задачу охраны государственных интересов, затем общественных и уже только потом — личных, то новый УК законодательно зафиксировал смену этих приоритетов. В ст. 1 на первое место поставлена задача охраны прав и свобод человека и гражданина и собственности. Особенная часть Уголовного кодекса Российской Федерации также начинается не с глав об уголовной ответственности за государственные преступления и преступления против социалистической (государственной) собственности (как в УК РСФСР 1960 г.). Нормы об ответственности за преступления против государственной власти «перемещены» в конец кодекса. Семейный кодекс Российской Федерации от 8 декабря 1995 г. исходит из необходимости укрепления семьи, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в дела семьи (п. 1 ст. 1). А в соответствии с Кодексом о браке и семье РСФСР 1969 г. основными задачами семейного законодательства являлись: содействие окончательному очищению семейных отношений от материальных расчетов, обеспечение счастливого детства каждому ребенку.

Именно в идеологии формируется система ценностей, которая затем ложится в основу правового поведения. Поэтому идеология выступает предпосылкой и условием возникновения и действия правовых норм. В основе правовой политики всегда лежит определенная система ценностей, предопределяющая логику происходящего и предпринимаемого. Право, совершенно свободное от каких бы то ни было ценностных детерминант, невозможно, ибо его существование утратит социально оправданный смысл.

Программный характер нормативно-правовых актов, принимаемых на начальном этапе переходных преобразований, отражает повышенную идеологическую нагрузку переходного права. Праву в этот период сознательно отводится роль инструмента гражданского воспитания и формирования общественного мнения (либо в духе уважения прав частных собственников, либо в духе гонений частной собственности, например). Право в этом случае выступает средством пропаганды определенных тенденций переходного развития общества, каналом официального формирования правовых идей. Этим во многом и объясняется декларативный (и даже порой агитационный) характер принимаемых в переходный период правовых актов. К примеру, принятые в Российской Федерации Федеральные законы «Об основах туристской деятельности», «О биржах и биржевой деятельности» и целый ряд других не решают основных проблем, ради преодоления которых они принимались. Все они полны положений, более подходящих для политических манифестов либо «кодексов чести». В Законе Российской Федерации «Об образовании» от 10 июля 1992 г. в редакции закона от 12 июля 1995 г. говорится: «Содержание образования является одним из факторов экономического и социального прогресса» (ст. 14). А в ст. 34 Основ законодательства Российской Федерации о культуре от 9 октября 1992 г. содержится ни к чему не обязывающее положение: «Государство осуществляет протекционизм (покровительство) по отношению к национальным культуре и искусству, литературе, иным видам культурной деятельности».

Идеологический фактор в правовом регулировании проявляется настолько сильно, насколько глубоко общественные отношения переживают свою ломку. По всем этим основаниям вопрос о взаимодействии идеологии и правовой системы в переходный период представляется существенным. Его рассмотрение требует уточнения места и роли правовой идеологии. В теории права традиционно рассматривается лишь соотношение «правовая идеология — право» при анализе правосознания, когда правовая идеология предстает как составная часть правосознания.

Идеология представляет собой более или менее стройную нормативную систему теорий, представлений, ценностей, мифов, отражающих интересы определенной социальной общности. Правовая идеология, являясь господствующим в том или ином сообществе юридическим мировоззрением (доктриной), обретает свой статус либо в силу общепризнанности некоторых правовых идей общечеловеческого характера, либо в силу официального признания. В последнем случае правовая идеология выступает формой государственной идеологии и способом синтеза политических и правовых установок. Государственная идеология определяется в литературе как более высокоорганизованная модель или тип исходящих от государства идей и более последовательная их селекция силами и средствами государства (А.Г. Хабибулин и Р.А. Рахимов)[1]. А.П. Бутенко дает более содержательное определение государственной идеологии: это «система взглядов и идей, объявленная властью официальной для данного государства, пронизывающая все стороны общественной жизни и поддерживаемая авторитетом данного государства»[2]. Главное, что отличает государственную идеологию от иных, состоит в соединении данной системы взглядов с государственной властью. При этом состояться в качестве государственной идеология способна лишь при условии преодоления жесткой связи со своим носителем (партией, движением) и переориентации на выражение общесоциальных интересов. Получая универсальный механизм государства в свое распоряжение, социальная сила, нацеленная на осуществление перехода к другому строю, стремится придать своим идеологическим установкам всеохватный и общеобязательный характер. Тогда происходит синтез интересов пришедшей к власти группы и общественных интересов, в противном случае государство как институт изначальной общесоциальной нацеленности перестает соответствовать своему функциональному назначению. Поэтому государственная идеология не вытесняет из духовной сферы иные ценности, а интегрирует общесоциальный их компонент, возвышаясь над узкогрупповыми ценностными устремлениями. Тот же интегративный характер свойственен и правовой идеологии.

Правовая идеология, будучи сводом общепризнанных правовых ценностей, интегрирует субъектов правовой деятельности. В этом смысле она является дополнительным средством достижения согласованных правовых решений и поиска компромисса. В отличие от политической правовая идеология призвана отразить интересы всего спектра общественных сил. В ней осуществляется перевод социальных интересов каждой социальной группы в интегрированный, защищенный, отраженный в действующем праве. В случае недооценки места и роли правовой идеологии в жизни общества ценности, представляющие общесоциальное значение, замещаются идеологемами узкого круга субъектов. В качестве нормативных, т.е. общесоциальных, начинают выступать узкогрупповые ценности, ориентирующие правовую систему на выражение интереса новой элиты общества.

В силу общепризнанности правовых идей, входящих в содержание правовой идеологии, и их общесоциальной значимости возникает основание считать некоторые из них научными. Тем самым можно подвергнуть сомнению традиционный стереотип об иллюзорности всякой идеологии. Правовая идеология, предопределяющая содержание нормативно-правовых актов, в значительной степени носит научно обоснованный характер, т.к. охватывает теории и концептуальные положения различных юридических наук.

Роль правовой идеологии в  переходный период уникальна. Ее влиянием буквально пронизывается правовая система в совокупности всех ее составных частей.

Особое системообразующее значение имеют такие элементы правовой идеологии, как принципы права. Эти фундаментальные идеи определяющим образом влияют на механизм связи переходной правовой системы и ее взаимодействие с другими социальными системами. Принципы права неизменно являются идеологической категорией, образующей идейный фундамент правовой системы. В принципах права в наиболее концентрированном виде выражается ее сущность. В типологически сложившихся правовых системах принципы права отражают коренное отличие одного типа права от другого. В переходный период принципы права характеризуют сущность права с точки зрения тенденции ее развития. Принципы права закрепляются в законодательстве обычно на первом этапе переходного правового развития, чтобы нормативно закрепить тенденции такого развития. Так, Конституция Российской Федерации 1993 г. закрепляет ряд новых для отечественной правовой системы принципов: плюрализма (ст. 13), верховенства Конституции Российской Федерации (ст. 4), федерализма (ст. 1, 4, 5, 11). Исходные принципы советского трудового права — всеобщность труда, равная для всех обязанность трудиться, распределение по труду сменились на противоположные: свободу занятости, запрет принуждения к труду, свободу распоряжения собственным трудом (ст. 5, 8, 12 Закона Российской Федерации «О занятости» от 19 апреля 1991 г.). Можно вспомнить, что первый КЗоТ был принят в РСФСР в 1918 г. в условиях военного коммунизма. Он закреплял всеобщую трудовую повинность и возможность принудительного привлечения к выполнению общественных работ. Переход государства к нэпу в 1922 г. обусловил необходимость принятия нового трудового законодательного акта. В отличие от предыдущего КЗоТ 1922 г. провозгласил договорный принцип привлечения к труду.

В условиях интенсивно изменяющейся переходной обстановки повышается роль принципов права как стабильных нормативно-руководящих положений, в соответствии с которыми строится типологически новая правовая система. Прежние принципы, как правило, ликвидируются уже на первом этапе переходного периода, ибо преемственность в духовной сфере имеет самый низкий уровень. Э.С. Юсубов полагает: «Любые правовые принципы и юридические гарантии их реализации бессмысленны при нестабильности социально-политической ситуации». В качестве иллюстрации к данному выводу он называет конституционные положения о правах и свободах, обязанности государства соблюдать их, ставшие декларацией в условиях последнего российского транзита. Но кризис конституционной законности, как и законности вообще, коренится не в принципах права. Поэтому не стоит искать выход в столь радикальном решении как запрет на использование принципов права в переходных условиях. В этом случае системообразование в правовой сфере лишится одного из мощных стимулов. Адекватно избранные принципы как надежные ориентиры будут направлять правовое развитие к идеалам демократической, правовой государственности, несмотря на общую нестабильность в переходном обществе.

Анализ переходного законодательства позволяет выявить вполне самостоятельную группу норм — нормы-идеологемы. Эти нормы воплощают собой правовую идеологию и содержат понятия, символы, цели и принципы, не носящие строго юридического характера. Реализуются они, как правило, не непосредственно и устанавливаются обычно во вводных и общих положениях нормативно-правовых актов. В отличие от декларативных норм права, называемых в юридической литературе, структуре норм-идеологем могут быть присущи санкции, т.е. процедурно-обеспечительный механизм реализации нормативного положения. Например, ст. 3 Закона Российской Федерации «О гражданстве» от 28 ноября 1991 г. не только провозглашает институт двойного гражданства, но и предусматривает механизм предоставления такого гражданства: «Гражданину Российской Федерации может быть разрешено по его ходатайству иметь одновременно гражданство другого государства, с которым имеется соответствующий договор Российской Федерации». Нормы-идеологемы выражаются в нормах-принципах, нормах-целях, нормах-дефинициях, учредительных нормах. Определение вводимых в законодательство юридических и других специальных терминов, формирование понятийной базы законодательства имеют явную идеологическую нагрузку.

Велика степень влияния правовой идеологии на такой компонент правовой системы, как правотворчество. В процессе правотворчества противоборствующие социальные силы переходного общества пытаются придать своим программным установкам юридическую силу. Правовой инструментарий придает идеологиям политических объединений новые возможности воздействия на население, преобразуя групповые модели поведения в общеобязательные. Идеологический фактор выражается в правообразовании повышенной ролью субъективного фактора в данном процессе. В условиях революционной смены правового строя новое право вырастает не на собственном базисе, а внедряется «сверху».

До момента начала правотворческого процесса правомочный субъект выясняет, существует ли общественная потребность в правовом регулировании соответствующей сферы жизни государства и общества. Далее им определяется цель предполагаемого правового регулирования и существо вопроса, который необходимо решить. В Регламенте Правительства Российской Федерации в разделе «Планирование законодательной деятельности» указан ряд документов, имеющих идеологическое содержание (концепция законопроекта, программы, планы законопроектной деятельности). Всякое коренное преобразование общественных отношений, опосредуемое правовым регулированием, должно начинаться с программы, служащей прочной основой текущего переходного законодательства. Каждый принимаемый закон должен содержать некую концепцию, отвечающую ориентирам, ценностям и принципам нового строя. В соответствии с концепцией перехода вносятся изменения и дополнения в действующие нормативно-правовые акты, ведется работа над проектами этих актов, в которых идеальным образом отражается как данный исторический этап переходного развития, так и отдаленная перспектива.

Планирование правотворческой деятельности, являясь следствием идеологического компромисса, в итоге обеспечивает приоритетность принятия неотложных законов, пакетность и экономическую обоснованность законопроектов. К сожалению, российские законы первого поколения 1990-94 гг. не имели достаточно четкой концепции. Отсюда возникала несогласованность их применения и действия. В концепции закона должны даваться характеристика предмета и цели будущего акта, излагаться их основные положения, анализироваться предполагаемые последствия применения проектируемых норм, приводиться примерная структура акта. Концепция, таким образом, является основой содержания закона.

Включение в нормативно-правовые акты преамбул, содержащих в себе разъяснение мотивов и целей их издания, преследует главным образом идеологическую задачу. Нормативные предписания в преамбуле поэтому не помещаются. В процессе толкования права содержание преамбул представляет интерес при использовании телеологического способа толкования. В этом смысле идеологические целеустановки, заключенные в преамбулах нормативно-правовых актов, имеют правовую силу.

Большую идеологическую роль выполняют в переходный период федеральные рамочные и модельные нормативно-правовые акты, цель которых — содействовать сближению, согласованию и унификации законодательства Федерации и ее субъектов, а в рамках содружества государств — способствовать межгосударственным интеграционным процессам в области экономики, культуры и безопасности.

В процессе реализации переходного права влияние правовой идеологии также тотально. Как замечает Г.А. Жилин, «при реализации норм права субъективные установки участников правоотношений объективируются в результате их сознательных волевых действий. Установки же, закрепленные в нормах права, выступают для этих субъектов как мера должного и возможного поведения». В частности, проблема толкования права в переходный период становится одной из центральных.

Необходимость самого широкого толкования права в переходных условиях вызвана правовой неоформленностью нуждающихся в упорядочении общественных отношений, противоречиями между формой и содержанием права, между формальным характером правовых норм и стремительной динамикой общественных отношений, а также техническим несовершенством нового законодательства. Трудности толкования права в рассматриваемый период обусловлены тем, что понятие и правила толкования содержатся главным образом в правовой доктрине, а не в нормативно-правовых актах. Лишь в Законе Российской Федерации «О Конституционном суде» от 21 июля 1994 г. говорилось о возможности преодоления путем толкования этим судебным органом «неопределенности в понимании положений Конституции». Но ведь правовая доктрина — материя многослойная, и различие подходов, в ней содержащихся, может быть использовано недобросовестным образом. Так, например, до сих пор не определены даже на уровне отечественной правовой доктрины однозначные принципы толкования норм иностранного права. Для государства, ведущего активную международную деятельность и провозгласившего международное право составной частью внутригосударственного права; это проблема серьезная. Следует ли оценивать иностранное право так, как оно оценивается в самом иностранном государстве, или при толковании можно применять понятия, известные отечественной правовой системе? Основные систематизированные правила толкования должны найти отражение в федеральном законе о толковании права. Значимость данного законодательного акта объясняется тем, что проблема толкования права выходит за рамки правоприменения. Необходимость ясного представления о содержании действующих норм возникает и в ходе правотворческих работ. Издание правовых актов и их систематизацию невозможно осуществлять без знания подлинной воли субъекта правотворчества, которая получила официальное выражение.

Произвольно подобранные правила толкования способны выхолостить самые гуманные начала права в угоду сиюминутным интересам узкой группы лиц. Цикл перехода России к социализму, начиная с 1917 г. характеризовался всплеском «революционного правосознания», за которым тут же признали значение источника права. По существу, в период с 1917 по 1922 гг. правовое регулирование в стране осуществлялось в соответствии с принципами «революционного правосознания». Уже при обсуждении проекта Декрета о суде встал вопрос о необходимости дать указание: на каких законодательных основах должны действовать судебные органы. Было очевидно, что декретами невозможно сразу охватить все вопросы общественных взаимосвязей после огульного отрицания старых нормативно-правовых актов. Одни считали нужным, как вспоминал П.И. Стучка, сначала издать новые законы, а потом создавать суды. Это было нереально, ибо нельзя было сразу пересмотреть все 16 томов отмененного старого свода законов. Декрет о суде от 22 ноября 1917 г. решил вопрос следующим образом: «Местные суды решают дела именем Российской Республики и руководствуются в своих решениях и приговорax законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию». Декрет, таким образом, предоставил судам право самим решать, что не противоречит «революционному правосознанию». Немедленно судебная практика откликнулась внеправовой репрессивной деятельностью по мотивам классовой ненависти, когда вершившие правосудие выносили приговоры не на основании доказанности преступления, а руководствуясь убеждением, что подсудимый из нетрудящихся классов мог его совершить. И, наоборот, в иных приговорах после констатации обвинительного заключения следовала фраза: «...но учитывая пролетарское происхождение». На этом лишь основании виновному лицу выносилось мягкое наказание либо его вовсе освобождали от ответственности. Неограниченная свобода толкования права прямо вела к массовому организованному насилию.

Сказанное позволяет придти к выводу, что правосознание не должно признаваться источником права в переходный период, а компетентные органы государства в процессе толкования правовых норм не должны руководствоваться исключительно правосознанием. Подобный запрет требует законодательного закрепления, в противном случае наблюдаемые рецидивы превратятся в систематическую практику. Именно в переходный период остро ощущается разница между содержанием практической деятельности правоприменительных органов государства и реальными правовыми взглядами некоторых их официальных представителей (отдельных прокуроров, оценивающих рыночную систему как «социальное зло», некоторых сотрудников милиции, использующих любой повод для применения физической силы к предпринимателям). А. Наумов проводил анонимный опрос слушателей Правовой академии: «Завтра, возможно, вам придется судить предпринимателя – современного мультимиллионера. Я не спрашиваю вас, на чьей стороне закон, но на чьей стороне будете вы?». И по мере «углубления» реформ ответы становились все определеннее[1].

Как же тогда в условиях пробельности переходного права, наблюдаемого даже при эволюционной форме перехода, осуществлять повседневную правоприменительную деятельность и, в частности, вести судопроизводство в отсутствие норм, необходимых для разрешения правового спора? В этом случае приходиться обращаться к динамической теории толкования, рассматривающей в качестве основных ценностей динамизм, изменчивость содержания норм права независимо от законодателя, приспособляемость права к меняющимся условиям жизни и допускающей возможность корректирования, приспособления права к изменяющимся потребностям жизни общества. Однако, выступая в качестве интерпретаторов «духа» переходного права, правоприменители ограничены в своих умонастроениях ситуативно-преходящего характера наличием общепризнанных в начале перехода идей-принципов. Такие идеи-принципы далеко не всегда находят воплощение в нормативном материале законодательства, но в силу общепринятости имеют широкое хождение. В этом смысле субъект правоприменительной деятельности связан концептами правовой идеологии, и его свобода толкования права поэтому не представляется абсолютной даже в переходных условиях. Идеи-принципы в отличие от правовых норм обладают большей «эластичностью», «чувствительностью» к новому, что дает им возможность раньше правовых норм реагировать на изменения общественной жизни.

Е.В. Васьковский указывал, что, если норма является двусмысленной, нужно понять ее в смысле, наиболее соответствующем духу действующего права. Используя знания о системообразующих и системосохраняющих механизмах правовой действительности, можно дополнить мысль основателя учения о толковании законов: толкование права нужно осуществлять в смысле, наиболее соответствующем духу действующей правовой системы. В этом случае правоприменитель ориентируется не только на аналогию закона или аналогию права, но и на правовую идеологию, на Дух права. Так, Т.А. Хабриева к числу стадий процесса толкования Конституции Конституционным Судом Российской Федерации относит «уяснение идеологии конституционных положений». Подобное требование отвечает системному видению правовой действительности.

Итак, какой бы компонент правовой системы переходного периода мы ни взяли, каждый подвержен влиянию правовой идеологии и активно взаимодействует с ней. Можно заключить, что правовая идеология в рассматриваемый период пронизывает всю правовую систему в целом. Правовой порядок покоится не только на слаженной работе и реальной мощи правоохранительных органов, но и на идеологии уважения к праву, к правовой системе, которую эти органы охраняют. Как только правовая идеология рушится, значительно ослабляются и скрепляющие основы системы — правоохранительные органы. Борьба правовых идей представляется куда более предпочтительной, чем вооруженное столкновение.

Невозможно составить представления о социальной значимости правовой идеологии, не выяснив ее основных функций. Именно функции подтверждают, что правовая идеология занимает в переходный период то место, которое ей отведено самой логикой развития правовой системы. В переходный период правовой идеологии свойственны функции: «познавательная», «мобилизационная», «интегрирующая», «охранительно-легитимирующая» и «регулятивная».

Познавательная функция правовой идеологии служит целям социальной ориентации субъектов правовой деятельности. Исследованиями переходных эпох подтверждается, что ценность коренных правовых преобразований заключается в попытках выработки универсальной формы человеческого бытия. Правовое развитие в переходный период как никогда требует идеологической уверенности, а, значит, всякое преобразование должно начинаться с программы, обозначающей его цели и направления. Посредством правовой идеологии определяется нынешнее, желаемое и возможное состояния данной правовой системы. Проблема трансформации правовой системы для субъектов права есть одновременно и мировоззренческая проблема, проблема выбора своего будущего.

Связана с первой мобилизационная функция правовой идеологии. С ее помощью мотивируется правовое поведение субъектов права через сплочение, направление на решение задач переходного периода. В этой функции правовая идеология проявляет свой социально-действенный характер. Мобилизация общественного правового сознания и действия позволяет реформаторским силам заручиться массовой социальной поддержкой. При этом направление мобилизирующего идеологического воздействия может быть различно — от разрушения устаревших правовых институтов до созидания новых.

Интегрирующая функция правовой идеологии направлена на единство субъектов правовой деятельности вокруг определенных целей перехода, упрочение единства правовой системы, укрепление правового порядка. Единые принципы правового воздействия на общественную жизнь придают целостность правовой реальности, и все компоненты правовой системы подчиняются общей ориентации переходного развития.

Охранительно-легитимирующая функция содействует приданию обоснованности и оправданности функционированию правовой системы. Она способствует осознанию субъектами права социальной ценности правового регулирования, оптимальности избранных путей и способов правового воздействия.

Регулятивная функция направлена на создание и распространение среди субъектов правовой деятельности норм правового поведения во имя соединения общесоциальных и узкосоциальных интересов. Тем самым осуществляется воспитательное воздействие, которое не сводится к навязыванию тех или иных установок, ведь куда важнее изменить образ мыслей, освободив его от устаревших стереотипов мышления.

Таким образом, правовая идеология имеет непреходящее значение в укреплении основ правовой системы, поскольку:

во-первых, создает условия для достижения гражданского согласия в переходном обществе, выступая обязательным средством легитимации правовой системы в переходный период;

во-вторых, представляет собой цементирующий фактор устойчивости правовой системы, опосредуя институциализацию новой правовой действительности на началах единства и ясного целеполагания;

в-третьих, не позволяет абсолютизировать роль организованного насилия.

Социальной расплатой за неадекватное обращение с идеологическим инструментарием в переходный период становится ослабление управляемости различными сферами общественной деятельности и кризис самой правовой системы.

В переходной России только к 1996 г. ученые начали процесс «реабилитации» категории «правовая идеология». В книге «Анализ систем на пороге XXI века: теория и практика» (Москва, 1996 г.) впервые после провозглашения независимости России обращалось внимание на идеологическую основу разного рода социальных систем. Затем вышел сборник статей Института государства и права РАН под названием «Проблемы ценностного подхода в праве: традиции и обновление» (Москва, 1996 г.), в котором право рассматривалось с аксиологических «позиций». Позднее B.C. Нерсесянц назвал конституционализм общегосударственной идеологией. Следующим логическим шагом могла бы стать отмена п. 3 ст. 13 Конституции Российской Федерации о невозможности установления государственной идеологии, что противоречит объективно существующим духовным процессам и дезориентирует общественное мнение. Целесообразнее закрепить в данной конституционной статье прямой запрет существования фашистской и иной экстремистской идеологии, противоречащих принципам человечности (как это сделано в Конституциях Болгарии и Польши. В ст. 13 Конституции Польши 1997 г. говорилось о запрещении деятельности организаций, которые в своих программах обращаются к тоталитарным методам нацизма, фашизма и проч. Отсутствие соответствующих норм в Конституции Российской Федерации препятствует преследованию экстремистских организаций политического и религиозного толка).

Правовое развитие любого общества невозможно без идеала, поэтому главным содержанием идеологической деятельности переходного периода служит поиск и утверждение идеала, духовного стержня нового правового строя. В.Н. Селиванов признает: «В украинском обществе до сих пор нет научно разработанной правовой идеологии, необходимой как для преобразования унаследованной системы государственной власти, так и для демократической трансформации общества в целом». То же самое можно сказать о состоянии духовной сферы российской правовой системы и правовых систем многих постсоциалистических стран. Слишком велика была степень неприятия всего идеологического в общественном правосознании, чтобы в этих странах реформаторские силы решились открыто и целенаправленно разрабатывать концепцию и стратегию правового реформирования общества. Однако состояние неопределенности в вопросе путей дальнейшего движения правовой системы не может сохраняться бесконечно, ибо сама юридическая практика со всей остротой ставит этот вопрос.

Неразработанность правовой стратегии преобразования общества ведет к тому, что вместо теоретического, концептуального подхода используется эмпиризм, метод проб и ошибок. В результате остаются невостребованными научные знания, в должной мере не используется методологический арсенал анализа и конструирования правовых институтов.

Переходному обществу, раздираемому многочисленными противоречиями, необходим компромисс на основе признания объединяющей идеи, против которой не может выступать ни одна социальная сила. Важно, чтобы каждый ведущий субъект правовой деятельности представлял цели правового развития не по-своему, произвольно, а в соответствии с общепринятыми договоренностями.

Объединяющая идея призвана контурно наметить совокупность общесоциальных правовых ценностных ориентаций. Чтобы служить средством согласования разнородных социальных интересов и реально обеспечить социальную солидарность субъектов права в правовой сфере, объединяющая идея должна иметь практический смысл, который возможно реализовать последовательными юридическими мероприятиями. В связи с этим вызывает сомнение предложение Л.А. Морозовой: «Такой глобальной идеей видится идея модернизации (осовременивания) российского общества»[1]. Содержание переходного процесса нельзя отождествлять с главной идеей, направляющей этот процесс, иначе любые правовые изменения будут выдаваться за проявление общенационального консенсуса.

Представители либерального крыла юридической науки предлагают считать ориентирами переходного правового развития идеологию свободы, прав человека и невмешательства государства в общественные дела. Так, С.С. Алексеев отмечал: «Между тем альтернатива нынешним реформам, как это ни странно прозвучит, должна быть другой. Не свертывание реформ, не их «исправление», нацеленное на императивно-властное государственное вмешательство, не добавление к ним широкомасштабных социальных программ, а углубление реформ, придание им действительно либерального характера — такой логики, которая соответствует ценностям либерализма»[1]. По мнению Е.П. Лукашевой, главной объединяющей идеей «является высшая ценность — достоинство и права человека как консолидирующий принцип нравственной и правовой ориентации общества»[2]. Однако права и свободы человека неизбежно превращаются в декларацию, когда стандарт жизни в обществе опускается ниже низшего предела. Личность перестает ощущать свое достоинство в условиях нищенского образа жизни, сколь бы высоко эта ценность не ставилась, хотя бы и на уровне конституции. Провозглашение прав и свобод человека высшей ценностью в Конституции Российской Федерации (ст. 2) не воспрепятствовало курсу реформ в пользу незначительной части общества. В этом состоит опасный смысл либерально-правовых идей еще со времен первых буржуазных революций: при всем своем гуманистическом содержании они служат прикрытием перераспределения собственности от одной немногочисленной части общества к другой. Во всех обществах, где господствует либеральная правовая идеология, наблюдается более или менее значительное несоответствие между юридическим и фактическим статусом общества. Реальный вес либерально-правовых идей низок потому, что изначально их законодательное провозглашение предполагало расширение юридических возможностей для состоятельных собственников при декларативности прав неимущего населения. При такой модели отношений обращать жалобы на свою судьбу некому, ведь закрепляется формальное равенство «стартовых возможностей». В результате в самых развитых западных государствах законодательные органы утратили свой первоначальный представительный смысл, а вес большинства гражданских прав проверяется по имущественному цензу субъектов права. Как верно заметил И.А. Кравец, «либерализм потерпел крушение так же, как и монархическая государственность с авторитарным режимом»[3].

Начиная переход к новому строю, Россия не использовала возможность сочетания правовых ценностей двух полярных направлений юридической мысли. Ведь конкуренция, свобода, демократия, права человека и достоинство личности оптимально сочетаются с идеями социальной справедливости, равенства, ответственности. На базе правовых систем трансформирующихся обществ в настоящее время можно отработать принципиально новую концепцию организации правовой жизни. Переходное общество должно иметь цели, в которых идеи свободы и ответственности, равенства и конкуренции, выбора и справедливости образуют оптимальный синтез. Отрицать значимость этих идей в начале  XXI в. — значит пренебрегать многовековым правовым опытом человечества и лишать общество перспективы.

Итак, идеологическое обеспечение правового развития в переходный период приобретает актуальное значение. Одна и та же правовая реформа может оказаться созидательной или разрушительной — это зависит от того, насколько ее ценностные ориентации отвечают социально оправданным потребностям субъектов права. Правовая идеология предоставляет устойчивую нормативную ориентацию переходной правовой системе, придавая ее функционированию целенаправленный характер. Механизм формирования современной правовой идеологии должен синтезировать проверенные правовым опытом человечества ценности, учитывая традиции и менталитет конкретного общества.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ

1. Проведите соотношение категорий «идеология», «государственная идеология», «правовая идеология».

2. Назовите функции правовой идеологии в переходный период.

3. Какое содержание Вам видится в правовой идеологии переходной России?